Сергей Михайлович Бархин — архитектор, художник, писатель, блестящий рассказчик, более всего нам известен как выдающийся сценограф. Старшего, теперь, поколения. Бархин у них там в президиуме (если бы он был у этой вольной артели) вместе с Боровским, Кочергиным, Китаевым, Шейнцисом, Левенталем, Поповым, Мессерером…
Работы театрального художника Сергея Бархина предопределяют успех спектакля, фильма, выставки или — уж точно — самого Бархина.
Чуть не сорок лет тому он придумал и нарисовал три эскиза к «Ромео и Джульетте» для сцены Щукинского театрального училища.
Осуществился один — тот, который было возможно исполнить.
На фоне сцены я и снял тогда Сережу из зала. Декорация дорисовала образ Бархина. Во всяком случае, прическу. Апельсин в его руках — из второго эскиза. А третий я вам перескажу. В начале спектакля вся сцена покрыта зелеными шарами арбузов. По ходу действия на них наступают, их топчут, они разваливаются, и сок-кровь заливает сцену.
Бархин рассказал бы лучше — он говорит, думает и пишет очень хорошо, а я — как умею. Но впечатление от его замысла и эскиза было таково, что я отважился записать то, что чувствовал, в рифму.
Нагрузив баржу арбузом И другим бахчевьем разным, По речным морям кургузым Плыл в столицу Стенька Разин. Он скользил, минуя ГЭСы И пустынные пространства, Представляя интересы Астраханского крестьянства.
Плыл он по речным извивам Вдоль селений небогатых, И ему казалось дивным, Что в стране нет виноватых.
Думал о хитросплетеньях Экономик и политик И о том, что населенье Чересчур стремится выпить.
Над косой, рекой намытой, Чайка крыльями качала, Картузом махал небритый Дед с забытого причала.
Стенька встал — нога босая, Взял арбуз, что силы было, И за борт его бросает, Чтобы к берегу прибило.
Снова лег, достал горбушку, Лук, стакан многоугольный… И порожнюю чекушку Скрыли волны Волги вольной.
Он лежал, любуясь синью, На горе плодов налитых, Положив себе под спину Ватник от радикулита.
В свете солнца уходящем, Обнимая шар зеленый, Он допел мотив щемящий Про опавшие про клены.
И на дне июльской ночи, Освещенный звезд союзом, Думал он, что трудно очень Выбрать спелые арбузы,
Что не каждому доступно, Не круша арбузных кровель, Угадать под коркой хрупкой Вкус, и цвет, и липкость крови…
…А на встречном теплоходе Громкоговоритель ойкал, Что, мол, к Марсу на подходе Рукодельный спутник бойкий.
Где-то почти не слышно Страж в колотушку бьет, И ветер едва колышет Прелых шелков шитье.
В это время в Вероне Тоже вечер и лето. На улицах запах помоев, Подмышек и лестничных клеток.
На грязной булыжной площади, Где пух от перин летает, Стоит по колено в пошлости Толпа зевак и лентяев, Словно носильщик под грузом — В грудь подбородок вбит, Глядя, как сок арбуза Лужицей в ямке стоит.
Мальчик — меньше подростка, Девочка — только что женщина, Пали на перекрестке Величия и унижения.
Пали зеленые, круглые, Юные, как заря, Жаркие, словно угли, И совершенно зря…
Ох, в Вероне лета варево, Тетки, с шиком отоваренные, Макароны, липко сваренные, За щекой зубами жмут. Мужики сидят небритые За столами, грубо сбитыми, Итальянскими поллитрами Поминание ведут.
…А баржа, качаясь тихо, Миновав с рассветом шлюзы, Подплывала к Шелепихе, Чтобы там сгрузить арбузы.
За прожитые после этой фотографии годы он сделал десятки блестящих спектаклей (многие из которых удостоены высших театральных премий), украсил своими работами немало выставок, был главным художником Большого театра, выучил в ГИТИСе молодых талантливых сценографов (правда, временами они его очень раздражали), написал несколько книг (просто-таки художественных) и опубликовал их в издательстве «Близнецы», основанном близнецами Сережей и Таней Бархиными, и сам был описан искусствоведом Виктором Березкиным в огромном томе серии «Сценографы России», целиком посвященном Бархину одному (другие — по два-три под одной обложкой). Даже ему как-то неловко.
А я в это время писал заметки такого, как эта, размера. И раз вы читаете, продолжаю писать. В прозе.
Вот если бы Бархин был с усами…
Но он без усов. Бывает в шляпе, в чудных очках, в бабочке. С тростью бывает, очень импозантный. Но без усов. Сами видите.
Теперь им с сестрой Таней — сто пятьдесят лет. Будь у нее какой-нибудь другой брат, он мог поделить годы, как ему выгодно, но Бархин человек интеллигентный и щепетильный. Он поделит поровну. С чем мы его и поздравляем.
Фото автора
