Десять лет назад новосибирские студенты-филологи придумали провести диктант для тех, кто хочет проверить свою грамотность. Вскоре из университетского диктант стал городским, но по-прежнему — сугубо добровольным. Затея студентов понравилась, и к акции подключились другие города. А потом — и другие страны. Тут бы энтузиастам русской речи порадоваться: мол, смотрите, русский язык шагает по планете, в Новосибирске и Владивостоке, в Тель-Авиве и Риме, в Лондоне и Нью-Йорке живут люди, желающие проверить свою грамотность…
Но ульяновский губернатор Морозов радоваться не спешил: какой такой диктант без согласования с начальством? И распорядился заменить текст Дины Рубиной про интернет на текст Василия Пескова про художника Пластова. Дескать, Рубина употребляет в своих романах ненормативную лексику и тем самым ее пропагандирует. Правда, в самом диктанте лексика была исключительно нормативной. Но, по логике губернатора, если писатель употребил когда-то крепкое русское слово — то он лишается права участвовать в акции «за чистоту русского языка». Ну, положим, в России чиновнику не впервой впадать в административный восторг. Это все равно как прийти в гости на свадьбу и сказать: администрации жених не нравится, мы вот утвердили другого. Но тут возник еще один совершенно щедринский сюжет: Союз писателей России выступил в поддержку ульяновского губернатора — сурового борца с ненормативной лексикой. Текст заявления существует в двух вариантах: аутентичном и приглаженном-припомаженном.
Второй вариант, вывешенный на сайте Союза писателей России, — это как лицо актрисы под слоем грима: черты узнаваемы, но морщины и неровности кожи не так заметны. А первый, обнародованный Владимиром Бондаренко, не скрывает ничего: ни коллективных комплексов, ни затаенных желаний. Замечательна, во-первых, эта обида: как это диктант проводится «на территории России без всякого согласования с Союзом писателей России»? (В котором, кстати, преобладающее большинство известных писателей не состоит.) Но самые затаенные комплексы вылились в фразе: «И почему в страну Валентина Распутина и Виктора Лихоносова, Владимира Личутина и Владимира Кострова звать на диктант по русскому языку писательницу, родившуюся в Средней Азии, проведшую там детство, а затем переехавшую на свою историческую родину Израиль? Ни дня не прожившую в самой корневой России. Откуда у нее глубокие корневые корни русского языка?»
Значит, существуют два критерия пригодности текстов русского писателя для диктанта: «глубокие корневые корни корневой России» и неупотребление табуированной лексики. «Неужели непонятно, что любители матерных слов не годятся в качестве авторов «тотальных диктантов»? — спрашивают авторы письма. Ну хорошо, хорошо. Посмотрим на русскую литературу под этим углом зрения: кто годится для диктанта.
Может, Николай Михайлович Карамзин, великий историк и реформатор русского языка? Упростил синтаксис, ввел новые слова, например, «промышленность», «человечность», «общественность». Но являются ли эти слова корневыми? Карамзин-то ведь не из корневой России, и вообще Карамзин — это искаженное Кара-мурза, из татар он. Может, Василий Андреевич Жуковский, воспитатель наследника, именно ему было доверено обучать русскому языку императрицу Александру Федоровну? Но снова генетика подкачала: мать-то Жуковского была турчанка. Пушкин — известно кто. Не из корневой России: предок из Африки, эфиоп вроде. Да еще сам поэт — кощунник и матерщинник.
Лермонтов — тоже некорневой: какой-то там шотландец Лермонт в предки затесался. И с русским языком у него проблемы. Недаром ему Краевский выговаривал: «Да здесь и грамматики нет — ты ее не знаешь. Как же можно сказать «из пламя и света»? А уж сколько этих самых неприличных слов в его ранних стихах…
Гоголь — тот вовсе хохол. Не зря Николай Полевой назвал язык Гоголя «собранием ошибок против логики и грамматики». Да и сам Гоголь признавался, что так и не научился обрабатывать «слог и язык свой» и что они у него «в таком неряшестве, как ни у кого даже из дурных писателей».
Куда ж такому в авторы диктанта?
Дмитрий Григорович? Так он по матери француз, и в детстве по-русски не говорил вовсе. Герцен — немец, да и полжизни прожил вне России. Владимир Даль писал народные рассказы и слова русские собирал, но сам-то он полудатчанин-полунемец. К корневой России — ну никакого отношения.
Достоевский? Он, конечно, русский народ любил, однако сельцо Достоево, жалованное предку, было на польской земле. Впрочем, по словам дочери, Достоевский говаривал «Мы, Достоевские, литовцы, а не поляки».
Тютчев. Вот, скажете, коренной русский? А откуда фамилия тюркская? Гаршин? Тот тоже ведет род от какого-то мурзы Гарша.
Блок? В биографиях его говорится, что мать принадлежала к русскому дворянскому роду, а отец — профессор-юрист Варшавского университета. Прямо как Жириновский: мать русская, а отец юрист. Впрочем — немец он. Кажется.
Получается, один Толстой у нас коренной русский и жил в коренной России. Да и то вопрос: он ведь из Рюриковичей. А Рюрик, сами понимаете, кто был. Ну так где ж найти для диктанта настоящего корневого русского писателя?
Нам подсказывают: Владимир Личутин. Что ж — откроем ну хоть повесть «Река любви». Выберем текст. Начнем так: «Баушка, царствия ей небесного, много побрехонек хранила в памяти, но почто-то эту сказку шибко любила. Она долга, шутейна, греховна и не для детского ума… Бормочет, бормочет, беззубая катара, нет-нет и окликнет: «Спитё — нет, бажоные?» А кто его знает — спим — нет, глаза-то шеперим, значит, бодрствуем…»
Ну и почему бы, в самом деле, Союзу писателей России не организовать диктант с личутинским текстом? Пусть некорневые — корневому русскому языку поучатся.
