Ну вот мы и добрались наконец до Голландии, куда царь Петр 300 лет назад ездил учиться ремеслам. 16 мая в Апелляционном суде Амстердама будет продолжено рассмотрение спора Николая Максимова против НЛМК (Владимир Лисин), о чьем конфликте мы уже писали подробно и дважды (см. «Новую», № 64 от 17 июня 2011 г. и № 39 от 9 апреля 2012 г.). Осенью прошлого года голландский суд отложил это дело, а теперь вернется к рассмотрению требования Максимова о приведении в исполнение решения Международного коммерческого арбитражного суда (МКАС) при ТПП РФ путем обращения взыскания на акции «дочки» НЛМК в Нидерландах.
Когда к концу 90-х Лисин выиграл в международных судах тоже непростые споры против TWG и Льва Черного, липецкий завод мог перекатать в стальной лист только треть производимой им стали. В СССР слябы (продукт варки стали в виде гигантских плит) ехали вагонами на Украину, там раскатывались в лист и отправлялись морем на экспорт. Но в 90-х эта схема развалилась, и НЛМК повез «докатывать» свои слябы вначале в Данию, а затем на заводы Ла Лувьер в Бельгии. Торговать листом гораздо выгоднее, и дело кончилось тем, что НЛМК эти заводы купил, тем более что Европа, погасив свои сталеплавильные печи, была не готова остановить и прокатное производство.
Чем в то же самое время занимался Максимов, мы расскажем позже, потому что, прежде чем уйти в лабиринты этого спора на новом витке, важно поставить какие-то концептуальные рамки, не только юридические. И тут важно, что Петр, которому удалось-таки сдвинуть Россию в Европу, приезжал сюда учиться именно ремеслам, производству, а хитрости бухгалтерского учета и юриспруденции (они и три века назад не так уж принципиально отличались от нынешних) он постигал во вторую очередь и по мере необходимости.
Спустя три века новые ученики европеизма во главе с Гайдаром привезли в Россию в первую очередь образцы финансовых инструментов и юриспруденции. Но игра по новым правилам что-то не ладилась, раз за разом превращаясь в игру с правилами. Не хватало какого-то крепежа, может быть, той самой трудолюбивой «протестантской этики», которой объяснял богатство Европы Макс Вебер, или «доброй совести» — в таких словах та же самая, по сути, идея выражена в статье 10 действующего Гражданского кодекса РФ. Видимо, эта логика — сначала сделай, а потом продай — важна не только в сфере экономики: при ее нарушении на месте цивилизованных институтов права вырастает имитация, часто извращающая их первоначальный смысл до противоположности.
О роли фуфла в экономической империи «Макси-групп» Николая Максимова мы подробно писали в позапрошлом и в прошлом году. Роль производства в ней была ничтожна по сравнению с ролью «бухгалтерского учета». Способом накачки «Макси-групп» были банковские кредиты под строительство предприятий, которые никогда так и не были построены. А с целью обеспечить залоги, достаточные для этих кредитов, использовался (как подтвердят затем арбитражные суды в России) метод «циклических финансовых операций», когда одни и те же (кредитные же) безналичные деньги без всякой надобности многократно проводились по кругу между аффилированными ООО и ЗАО, и так показывались (банкам, губернатору Свердловской области Росселю, а в конечном итоге и Лисину при продаже ему акций «Макси-групп») как якобы «объем производства».
Вот что важно, хотя и сложно, понять апелляционным судьям в Голландии, где слова обычно означают то, что означают: в России, охваченной чумой лукавого бухгалтерского учета и «юриспруденции», «куклой» может оказаться и текст, скрепленный печатью и именуемый, например, «решением третейского суда», — МКАС при ТПП РФ.
Против лома (ошибки олигархов)
В 1993 году, когда еще до принятия нынешней Конституции РФ был создан Международный коммерческий арбитраж при бывшей Торгово-промышленной палате СССР (советский симулякр в видах международной торговли), Лисин занимался производственными вопросами в рамках металлургической империи TWG, а Максимов как раз переходил от огурцов (так он описывает начало своего бизнеса) к заготовлению металлолома. В 1993-м он по случаю купил на ваучеры (этим занимались тогда многие на Урале) дряхлый, чуть ли не демидовский завод в Ревде. В 1994-м он попытался двинуть в мэры Ревды дядю, но упрямые уральские жители чужака не выбрали, и Максимов интерес к городу потерял, никто его там не видел, кроме как на заводе с губернатором и другими важными гостями.
Тема металлолома еще в СССР была сильно криминализирована, так как при его учете черт ногу сломит, а в демократической России сюда добавилась разница наличными, которую удобно было тырить в виде 20 процентов НДС, — он массово включался в фальшивые накладные на лом до 2008 года, когда именно Лисин после покупки «Макси-групп» добился отмены НДС на лом. В начале 90-х Максимов съездил в Приднестровье, где познакомился с методом переплавки в электрических печах лома в метизы (изделия из невысоких сортов стали, которые используются в основном в обычном строительстве), и привез специалистов из этого (тоже весьма специфического) региона, которых поселил в Ревде.
Однако скоро выяснилось, что на Урале было много охотников перерабатывать лом и в результате перепроизводства не так много охотников покупать метизы, а возить то и другое из региона в регион было тем более накладно. Максимов решил создавать заготовительные площадки в различных регионах России и строить при них заводики по производству метизов и строительного «уголка». Как посчитал и Лисин, идея была хорошей, но Максимов ее так и не реализовал.
Лисину лом был нужен для производства прокатной стали, при плавке которой допустимо прибавлять до 20 процентов лома и конкурировать на международном рынке за счет удешевления цены на прокат. Лисин купил «Макси-групп» не ради завода в Ревде, который застрял где-то в XIX веке и требовал капитальной реконструкции, а ради региональных площадок сбора и переработки лома, которые Максимов показал ему в схеме «Макси» как действующие или готовые к скорому запуску. Но в этом надо было еще убедиться, поэтому сделка в форме продажи Максимовым 50 процентов + 1 акция за 7,3 млрд рублей, совершенная в декабре 2007-го — феврале 2008 года, была прописана таким образом, что окончательная цена должна была быть уточнена после аудита всех компаний группы, а 7,3 миллиарда рассматривались как аванс.
В отличие от производственной ошибки Максимова юридическая ошибка Лисина заключалась только в том, что он сразу же двумя траншами перечислил Максимову аванс на условиях его инвестирования в совместное производство, а тот его мгновенно стырил, несколько раз провернув по фирменной схеме циклических операций и приземлив в карманах своей гражданской жены в виде платы за долю в ничего не стоившей компании-пустышке.
Пока менеджмент НЛМК, чертыхаясь, разбирался с площадками в разных концах страны, на месте которых могли оказаться картофельное поле или аэродром внутренних войск, по финансовым схемам ушли не только 7,3 миллиарда аванса: до собрания акционеров, назначенного через два месяца, прежний менеджмент «Макси-групп» начал выводить остававшиеся в группе активы на свои «поганки», которые не были показаны НЛМК в схеме продажи.
Об этих операциях мы подробнейшим образом писали в «Новой газете» в прошлом и в позапрошлом году (см. соответствующие номера), еще подробнее они описаны в решениях российских арбитражных судов: после первых побед, которые Максимов одерживал в Арбитражном суде Свердловской области, окружной апелляционный суд в Перми в решении от 27 февраля 2012 года не только фактически признал характер его операций мошенническим, но возложил лично на Максимова убытки в сумме 6,4 млрд рублей, на которые была обанкрочена при продаже «Макси-групп».
Нынешнее требование Максимова, предъявленное им в Апелляционном суде Амстердама, основывается на его утверждении о том, что система государственных судов в России чрезвычайно коррумпирована и политически зависима. Поэтому он требует прямо исполнить решение негосударственного (независимого) третейского суда (МКАС при ТПП). Но существует ли гарантия, что МКАС не является таким же продуктом — пусть даже не коррупции, но изначальной ошибки российских реформаторов, которые в конце ХХ века поставили телегу впереди лошади и «юриспруденцию» впереди созидательного труда?
Русская арбитражная химера
В греческой мифологии «химера» — чудище с головой льва и туловищем козы. У любого суда (не только арбитражного) тоже двойственная природа; с помощью права он обслуживает интересы и государства, и гражданского общества, но они далеко не всегда совпадают. Третейский суд появился вместе с гражданским обществом (цеховыми организациями) в Европе за пару веков до приезда сюда Петра как альтернатива суду князей (суверенов).
Сложно уживавшиеся друг с другом феодалы узурпировали власть в области публичного права: сбор податей, призыв в ряды вооруженных сил; кроме того, все шли на поклон к князю в делах о грабеже или убийствах. Но наряду с этим для нужд производства и коммерции, где лучше было обходиться вовсе без князей, ремесленники и купцы создавали частные правила и меры, общие для всех стран, языков и наречий. При возникновении споров их решали частные арбитры — наиболее уважаемые ремесленники и купцы, отнюдь не князья. Однако в случае, если стороны не исполняли решение добровольно, это мало чем отличалось от грабежа, и приходилось снова идти «к князю», то есть в государственные суды, за «экзекватурой», государственным принуждением.
Третейское или арбитражное правосудие негосударственно по самой природе и в таком виде существует в международном понимании до сих пор. Иностранные предприниматели и юристы понимают, что такое государственное принуждение, но им трудно объяснить, что такое переехавший в рынок из советской модели российский «государственный арбитражный суд»: это соединение «головы льва с телом козы» уж слишком замысловато.
Максимов не первый, кто пошел за «исполнительным листом» по спору, имевшему свои корни в России, не к русскому, а к голландскому «князю». В 2009 году тот же Апелляционный суд Амстердама вынес решение в пользу голландского Yukos Capital («дочка» российского ЮКОСа) против ОАО «Роснефть». Эксперты голландского ЮКОСа убедили апелляционных судей в том, что российская судебная система слишком зависима от политической власти, поэтому решения российских судов против ЮКОСа надо проигнорировать и исполнить решение МКАС в пользу Yukos Capital так, как если бы государственных судов и не было.
Используя внешнее сходство, Максимов утверждает, что (государственные) арбитражные суды в России — это имитация правосудия, перевертыш, хотя до тех пор, пока Арбитражный суд Свердловской области выносил решения в его пользу, он так не считал. Апелляционный суд Амстердама не усмотрел в споре Максимова с НЛМК политической составляющей, но все же осенью прошлого года предложил сторонам пригласить компетентных экспертов, которые должны ответить ему на вопрос: отвечает ли практика российских судов требованиям ст. 6 Европейской конвенции о правах человека — праву на суд справедливый и беспристрастный?
Если бы в эксперты позвали меня (это в шутку, но чем я плох: 20 лет как журналист занимаясь именно вопросами коррумпированности и зависимости судов в новой России?), я бы сказал, что судебные решения здесь беспристрастны и справедливы далеко не всегда. Но обобщать не стоит не только потому, что надо разбираться в каждом конкретном случае: МКАС, вроде бы и третейский, и от государства не зависимый, на поверку может оказаться еще более диковинной химерой, чем государственный арбитраж.
Письма раскрытия
Устные слушания по иску Максимова о доплате ему почти 16 млрд рублей за контрольный пакет акций «Макси-групп» три арбитра МКАС провели в три приема: 29 июня, 6 сентября и 29 октября 2010 года. Разрешение споров в третейском суде соответствует общим интересам свободного предпринимательства, поэтому вплоть до самого последнего дня юристы НЛМК подвоха не чувствовали. Но в последний день юристы Максимова заявили, что тот не подписывал приложения к договору о продаже акций и приложения не должны приниматься арбитрами во внимание. Довод был абсурдным, так как в подписанном соглашении были прямые отсылки к этим приложениям, а главным их требованием было представление «письма раскрытия»: схемы всех, в том числе скрытых от чужих глаз (по российской практике), компаний «Макси-групп». Такое раскрытие не было сделано не только до завершения сделки в феврале 2008-го, но и в ходе рассмотрения спора в МКАС.
После неожиданного заявления Максимова, которое ставило под сомнение всю сделку: ведь без письма раскрытия Лисин не мог понять, за что он заплатил аванс 7,3 млрд рублей, — устные слушания были закрыты 29 октября.
Еще пять месяцев, вплоть до оглашения решения МКАС 31 марта 2011 года, юристы НЛМК слали арбитрам дополнения и доказательства. Возникшие сомнения в «доброй совести» самих арбитров заставили их, помимо прочего, предпринять раскопки на сайтах ИГП РАН и УрГЮА, и выяснилось, что два арбитра из трех не заявили о своих связях (через трудовые отношения) с экспертами, представившими суду заключения по предложению Максимова. Эти «письма раскрытия» до начала слушаний должны были представить сами арбитры — как по регламенту МКАС, так и по элементарным правилам «доброй совести».
9 млрд рублей за акции Максимова, включая проценты за пользование чужими деньгами (!), арбитры высчитали так: сложили взаимные претензии Максимова и НЛМК и поделили пополам. Даже в средневековой Голландии этот способ дележки сгодился бы разве что на большой дороге, но не в коммерческом суде. В рамках арбитражной оговорки компетенция определять цену за акции и разрешать спор не по российскому закону, а в порядке ex aequo et bono («как дружеский посредник») арбитрам МКАС и не передавалась.
А письмо раскрытия схемы «Макси-групп», выводящее из тени в том числе и подводную часть айсберга, на который напоролся привыкший к производственной честности Владимир Лисин, нашлось в Price Waterhouse Coopers. Сюда Максимов представил его под угрозой обвинения в мошенничестве еще за год до переговоров с Лисиным, когда он, видимо, надеялся на IPO и выход с акциями «Макси-групп» на западные биржи. Заключение Price Waterhouse Coopers было неутешительным: уже в 2006 году группа была фактическим банкротом, поэтому Лисину он об этом не рассказал, — следы его письма случайно обнаружились в одном из компьютеров, унаследованном «дочкой» НЛМК в Екатеринбурге после банкротства «Макси».
В общем, и с заинтересованностью арбитров МКАС произошло то же самое: она выяснилась случайно. Но и после этого президиум МКАС отказался отвести своих арбитров. Это и есть ответ на вопрос голландцев из Апелляционного суда Амстердама о соответствии решения МКАС статье 6 Европейской конвенции: оно не было справедливым потому, что не было, видимо, и беспристрастным.
«Князь» против МКАС
Юридическая профессура, с 1993 года оккупировавшая МКАС, пожалуй, высмеет мою кандидатскую степень 30-летней давности, если я возьмусь спорить о природе соглашения между Максимовым и НЛМК 2007 года: была ли это только продажа акций (и тогда есть доводы в пользу Максимова), или Лисин все же имел в виду купить работающий бизнес — в таком случае непредставление письма раскрытия Максимовым образует состав уголовного мошенничества.
Но мы говорим лишь о процедуре, и в этой проекции грубое шулерство МКАС заставляет нас серьезнее задуматься о самой природе расцветших на российской почве «третейских судов». Стали уже общим местом рассказы о третейских судах чуть ли не при гаражных кооперативах или, наоборот, при государственных монополиях, которые превращены в ловушки для неосторожных, инструмент прямого мошенничества. К этой теме вдруг обратился сам президент РФ, заявив в послании Федеральному собранию о «необходимости их <третейских судов> совершенствования на качественно новой основе».
Этот пассаж в послании мог пролоббировать или Высший арбитражный суд, которому надоела вакханалия третейских судов вместо ожидаемой помощи, или МКАС при ТПП, желающий монополизировать тучные нивы третейских судов и очистить их от подрастающих конкурентов. Вполне вероятно и совпадение этих интересов: во всяком случае при зачистке площадки третейского правосудия коммерческие суды при региональных ТПП и МКАС при ТПП РФ выглядят явными фаворитами. Но действительно ли это «конфетка» — или только пустая обертка?
Увы, торгово-промышленные палаты с ТПП РФ на вершине этой пирамиды — это тема отдельного журналистского (и не только) расследования. В этих палатах куда-то кануло немало бывшей социалистической собственности, которая была им передана в начале 90-х для поддержки цеховых структур нового отечественного бизнеса, но если прямо и не разворована, то используется в лучшем случае в целях имитации такой деятельности. Исторически ТПП, возможно, стала первым опытом создания симулякра института гражданского общества, началом практики, которая в последующем была распространена и на другие его институты. И чем еще, если не симулякром, в своей основе может быть очень закрытый МКАС?
Не дожидаясь решения Апелляцион-ного суда Амстердама, Максимов подал в МКАС новый иск к НЛМК, хотя от прежнего он отличается только по форме, а не по сути. Суть та же: получить любое, как угодно обоснованное, решение МКАС в свою пользу, вывезти это решение, как контрабандную валюту, в Европу и оттуда снова шантажировать Лисина, уклоняясь от ответственности за мошенничество в России. В рамках нового спора в МКАС представители Максимова уже отвели двух уважаемых юристов, предложенных НЛМК, в связи с тем что «адвокат Аснис был пионером в лагере, где физкультурником был адвокат Резник».
«Империя Максимова», которой тот хвастался перед Лисиным, была только финансовым пузырем, где для древнего ревдинского производства почти уже и не было места. Но разве это единственный финансовый пузырь в нашей экономике? А там, где фуфлом напичкана экономика, — симулякром будет все. И все же, вопреки Марксу, в начале отравления было слово, и слово это было — «вранье».
