Митинг в годовщину событий на Болотной площади оказался на грани срыва. Утром во время монтажа сцены погиб рабочий Максим Мелков. Мероприятие решили не отменять, но начали его с минуты молчания, попросили свернуть флаги и не стали включать музыку, как обычно. Пришедшие тоже были удивительно тихи: не веселы, как на первой Болотной, и не злы, как год назад, а как-то подавлены. Речи со сцены выслушивались внимательно, но на лозунги выступающих отвечали молчанием. И вдруг начали сами — где-то в гуще толпы возникло и пошло раскатываться: «Свободу!»
Основной лозунг митинга — отсыл к прошлогодней акции, которая обернулась так называемыми массовыми беспорядками: «Свободу узникам 6 мая!»
Постепенно по двум сторонам площади выстроились локальные группы поддержки узников 6 мая. Национал-демократы с Константином Крыловым несли фотографии Ильи Гущина и Ярослава Белоусова и держали две коробки для сбора помощи их семьям. За ними в ряд растянулись анархисты. Два парня несли клеенчатую скатерть с узором, на ней черной краской — «Свободу политзаключенным». Инициативная группа РГГУ требовала освобождения Степана Зимина, который учился вместе с ними.
Слева от сцены на ограду облокотили плакаты с фотографиями следователей, судей, сотрудников центра «Э», причастных к репрессиям по «болотному делу» — под каждой красная надпись «Остановим палачей». Однако «палачей» никто в руки брать не стал.
Задорных плакатов, как на первых зимних митингах, уже не встретишь. Тексты стали серьезнее: «Все мы узники Болотной, пока Путин в Кремле», «Когда право становится бесправием, протест становится долгом», «Вам не понравились наши шарики… Возьмем вилы», «Горе стране, где есть политзаключенные», «Идти бессмысленно? Не идти — безнравственно!». Был и лаконичный: «Антипутинский плакат». А рядом с постоянным посетителем митингов — мужчиной-«коррупцией» в черном плаще и с косой — фотографировалась девушка в свитере с вывязанной надписью «NAVALNY». Активисты-художники из движения «Партизанинг» подняли над толпой огромную надувную конструкцию. «Это пила. Она символически выражает наше отношение к распилу бюджета», — пояснили они.
Уже в ста метрах от сцены ораторов не было слышно — из-за утренней трагедии в распоряжении организаторов была только маленькая импровизированная сцена — кузов грузовика. Пришедшие начали дробиться на группы: болтать и спорить о политике. Партия «РОТ Фронт» устроила свой мини-митинг. Парень вещал в мегафон:
— Корни проблемы — на местах, а Путин — только следствие. Если вы видите маленького чиновника, который ворует — это гораздо хуже, чем Путин и его Дума. Организуйтесь: профсоюз, ТСЖ… Когда мы сможем в себе изжить вороватое начало, начнем помогать друг другу идти вперед, тогда все изменится.
Слушали оратора десяток товарищей и люди, двигавшиеся к выходу с митинга: из-за плохой слышимости уходить начали очень рано. «Вам не слышно, что говорят со сцены? Да и так ли это важно, на митингах должен выступать народ!» Рядом ребята — все как один в очках в толстой оправе, являющие собой хрестоматийный образ хипстеров, обсуждали, кому все-таки передали микрофон: самому высокому было видно, но никому не слышно. Парень в футболке с изображением Богородицы в балаклаве обернулся на «ротфронтовцев»: «Они там говорят, что революция не должна быть наполовину, а вдруг они ее уже начали, а мы-то и не знаем! Не достанется нам министерских портфелей…»
Кто-то, наоборот, радовался, что ничегошеньки не слышно. «Я вот однажды слышал выступление Жириновского, с тех пор вообще боюсь тех, кто выступает со сцены. Не удивляйся, я в 2003-м за 500 рублей и бутылку пива на митинг ЛДПР ходил», — рассказывал длинноволосый парень в очках своему другу. Изредка не слышащая основной части выступления галерка подхватывала лозунги. Кто-то на барабане выбивал ритм «Пора менять власть!»
В толпе был и Петр Офицеров, второй обвиняемый по делу «Кировлеса». На крупном московском митинге он оказался впервые. «Ко мне все время подходят, жмут руки, поддерживают», — удивленно рассказал Офицеров. Тем не менее, солидарность — еще не все, считает он:
«Хоть полгорода выйдет — ничего не изменится. Чтобы изменилось — нужно что-то делать каждый день. Если бы я знал, что именно, то давно сказал бы. Все начинается во дворах, в участковых избирательных комиссиях, в разговорах с соседями, которые еще не понимают, что происходит…»
Неожиданно появился православный активист Дмитрий Энтео с несколькими сторонниками. «Да, православные тоже на Болотку ходят. Нам есть о чем протестовать — о разрушении традиционных ценностей», — пояснил он «Новой» и добавил: «Уверен, мы здесь найдем много сторонников: здравомыслящих людей, которым не нравится, что каждый митинг оппозиции превращается в гей-парад». Они развернули флаги с текстом «Москва — не содом» и начали раздавать листовки. Но быстро стало ясно, что сторонников им тут не найти: на слова о запрете акций «содомитов» им отвечали: «Нет гомофобии!», и обвиняли в провокации. Журналист Роман Доброхотов подошел и предупредил, что решением Координационного совета флаги запрещены. «Когда стало ясно, что флаги они не уберут, я подпрыгнул и сорвал у них флаг», — пояснил Роман.
Завязалась потасовка: Доброхотов и сторонник Энтео, сцепившись, упали на асфальт. «Полиция!» — кричали вокруг. Но активисты справились сами: окружив плотным кольцом Энтео и его жену, они начали выдавливать их на периферию митинга, ближе к автозакам. «За что вы нас бьете? Мы просто за нормальную семью!» — кричал Энтео. Наконец, подоспели полицейские и задержали обоих.
Писатель Борис Акунин негромко призывал «известных людей с репутацией» заявить о своем неприятии нынешней власти. Его выступление было прервано внезапно зафонившим звукоусилителем. Толпа заполнила паузу лозунгом «Россия без Путина!». Сквозь единодушное скандирование прорвался голос поклонника творчества Акунина: «Россия с Фандориным!»
Публику сразило выступление журналиста Олега Кашина. Приглашая его на сцену, фигурантка «болотного» дела Мария Баронова сообщила, что Олег скажет несколько слов о патриотизме (потенциальная речь Кашина была опубликована утром). Однако вместо этого Олег спел «Все идет по плану» Егора Летова, и хотя редкие участники митинга подпевали ему, лучше про патриотизм ничего, наверное, сказать было и нельзя. «Наши лидеры не здесь и не под домашним арестом, наши лидеры — Пушкин, Достоевский, Толстой, Солженицын, Сахаров, Летов», — закончил Кашин, поздравив с наступающим Днем Победы и прошедшей Пасхой.
В оцеплении вокруг сквера стояли срочники из Балашихи и дружинники. Рассказали, что работают на митингах два дня подряд, а завтра вставать в три часа ночи — на репетицию парада. Зарплата у срочников — 1000 рублей в месяц, хотя должны платить 300-500 рублей за каждое такое мероприятие. Но таких денег никто не видел. Курить нельзя, разве что «старший разрешит». Из средств защиты, как сами шутят, дубинка и металлическое ограждение. Год назад ребятам из их части сломали кому ребра, кому руку. Но сами «огрести» не боятся: так хоть в госпитале можно будет полежать и увольнительную дней на 10 получить. «Я вот в начале года месяц двухсторонней пневмонией болел, — сказал срочник Леша из Самарской области, — увольнение так и не получил, может, хоть так…»
Последним выступил Алексей Навальный. «Там, через речку, — Навальный кивнул в сторону Кремля, — сюда внимательно смотрят маленькие глаза-бусинки. Эти люди по-своему что-то любят в своей стране. Они любят нефть, газ, мигалки, но не любят народ, который вечно что-то хочет и чего-то требует.
Вы смиритесь с тем, что страной управляет дачный кооператив «Озеро»? — ревел в микрофон Навальный. Из общего громкого «нет» толпы выделилось шутливое: «А как в него вступить?»
«Год назад, когда я был здесь на митинге, у меня было ноль уголовных дел, — продолжал Навальный. — Сейчас их четыре или шесть. Пусть их будет 124, мне наплевать! У меня нет другой страны, нет другой Москвы, нет другой семьи, нет другого народа. Россия будет свободна!»
Операторы выстроились в очередь за комментариями к медийным персонажам, а родственников «узников Болотной» в толпе никто не узнавал. Они стояли без плакатов: мама и девушка Андрея Барабанова, теща и брат Леонида Ковязина, брат и жена Леонида Развозжаева. Уже после митинга за сценой собрались вместе сестра Михаила Косенко, мамы Дениса Луцкевича, Ильи Гущина и Коли Кавказского с красными розами в руках. «Мне вручили целый букет, сказали, что кто-то просили передать его мне, — сказала Наталья Николаевна Кавказская. — А я девочкам раздала».
