Владислав Сурков ушел с поста вице-премьера. И это было ожидаемо.
У нас теперь появился новый орган печати — называется Следственный комитет (СК). Он твиттует и вербально твистует вовсю, несколько пренебрегая собственной же тайной следствия и — особенно — презумпцией невиновности. Предполагающей, что до приговора суда виновным человека объявить нельзя. В сегодняшней же России приговор уже особого значения не имеет — он все равно будет, и все равно обвинительный. Но главное до этого разрушить репутацию.
Пылкий памфлет Владимира Маркина, опубликованный, естественно, в газете «Известия», стал ответом на реплику вице-премьера Владислава Суркова, произнесенную им в ходе выступления в Лондонской школе экономики (ЛСЕ): «Следственный комитет слишком торопится, громко заявляя о злоупотреблениях в (фонде. — А.К. ) «Сколково». Энергия, с которой СК публикует свои предположения, вызывает у обычных людей ощущения, что совершены преступления. Но пусть докажут, что эти люди в чем-то виноваты». Логично — особенно в свете того, что презумпцию невиновности никто не отменял.
Маркин оправдывает, скорее, не действия СК, а чрезмерную публичность комитета, слишком шумно сопровождающего каждый свой процессуальный шаг. А всех возмущающихся обвиняет в стремлении изобразить из себя политическую жертву: «Модно нынче быть сугубо политическим узником, сразу можно рассчитывать на внимание BBC (_в представлении Маркина, несколько устаревшем, именно там сосредоточено мировое медийное антисоветское зло _— А.К. ), а то и на поддержку Amnesty International (это, говоря словами В.В. Путина, он «сейчас шутку сказал» — А.К. )».
К этой мысли споуксмен СК возвращается еще раз: «Давно смекнули, что в наше время статус записного оппонента власти очень даже выгоден». Ага, особенно комфортно устроились подследственные по «болотному» делу…
Владислав Сурков ответил Маркину в том смысле, что «графоманию не комментирует». Но вот что важно как в самом факте публичной перепалки, так и в ее характере.
Сам факт свидетельствует о том, что власть уже давно не монолитна. Это отнюдь не свидетельство ее «демократичности». Это свидетельство того, что она дробится на кланы, а Владимиру Путину в этой ситуации уже не легче, а труднее выступать в привычной для него роли арбитра для элит, разруливателя вручную споров гребцов на галере.
Сам состав действующих лиц этой миникомедии говорит о другом: о вполне внятных попытках дальнейшей дискредитации всего того, что связано с модернизацией Дмитрия Медведева. «Сколково» было флагмановским проектом, и раз топят флагмановский проект (я сейчас о политическом смысле действий, а не об уголовно-правовом, который, возможно, тоже присутствует), значит, продолжается и антимедведевская кампания. Владислав Сурков давно стал человеком Медведева, а значит, на новом этапе потерял существенную часть своего мощного политического и аппаратного иммунитета — его теперь тоже можно «мочить», как, например, и Аркадия Дворковича, еще одного знакового персонажа из окружения премьер-министра. Кстати, вполне естественно, что публичный представитель структуры, работники которой названы были главой правительства «козлами», еще и охотно мстит просто из личных побуждений.
Но это, как сказал классик, все «интриги да обжорство». Симптоматично другое. Дискредитированными средствами уголовных репрессий оказываются сами понятия «инновации» и «модернизация» (характерен в этом контексте и широкомасштабный наезд на «Роснано» и Анатолия Чубайса). Что, впрочем, еще раз подтверждает старую мысль, согласно которой инновации в неволе не размножаются, а построить остров Утопия, как того хотел Медведев, на территории исправительно-трудового лагеря невозможно.
Кроме того, в той же самой лекции в ЛСЕ Владислав Сурков с гордостью признал свои заслуги в построении доминирующей ныне политической системы, которая, по его словам, оказалась вполне себе адаптивной.
Когда Сурков строил систему, он об этом почему-то не подумал. Так что, как образно выразился товарищ Маркин, «на зеркало неча пенять».
Смотрит Сурков в зеркало, а там — Маркин. Это, как говорит наш премьер-министр, «нормально».
