фото - Артемий Шелтунов
В конце прошлого года Минобрнауки обнародовало «черный список» 136 неэффективных вузов, вызвав студенческо-преподавательские протесты по всей стране. Волновался и Иркутск. В нем министерство по результатам мониторинга усмотрело «признаки неэффективности» в четырех госвузах: меде, педе, сельскохозяйственном и лингвистическом.
Межведомственная комиссия поделила попавшие в немилость учебные заведения на три перечня. В первый попали вузы, неэффективные в силу специфики. Таковым признали и Иркутский медуниверситет. Во второй отнесли вузы, подлежащие лишь оптимизации. В том числе Иркутскую сельскохозяйственную академию. А вот Восточно-Сибирская госакадемия образования (ВСГАО, 5 тысяч студентов) и Иркутский государственный лингвистический университет (ИГЛУ, 3 тысячи студентов) попали в третий перечень — неэффективных и нуждающихся в реорганизации. То есть им предписали исчезнуть и возродиться в каком-то новом качестве.
Министерство могло бы само решать вопросы ликвидации и реорганизации подведомственных учреждений, однако с интеллигенцией продуктивнее работать иначе. Вузам предложили самим позаботиться о своей судьбе. И реорганизуемые вузы нашли выход. Они вливаются в большие университеты. Это долговременный тренд, отвечающий общей логике глобализации, бизнес-абсорбций и укрупнения всех структур, ломке индивидуальностей и сопутствующих им хрупких «атмосферных» вещей в пользу массовой культуры. Нет сомнения, что такие поглощения большими университетами малых — процесс болезненный. Но несомненно и другое: он вызван нынешним течением жизни и состоянием умов, он объективен, и, не будь Ливанова, кто-либо иной на его месте занимался бы тем же. Это называется «прогресс». Он не плох и не хорош, он — следствие человеческой натуры.
ВСГАО, отмитинговав, решила присоединиться к Иркутскому госуниверситету. Тот согласился. ИГЛУ же соригинальничал, решился на уникальный в ходе этой реформы шаг — извлечь из случившейся беды максимальную пользу: он решил войти в Московский государственный лингвистический университет (МГЛУ), крупнейший и ведущий отечественный вуз в языкознании. МГЛУ инициативу коллег поддержал. Вузы сотрудничают более полувека, их научное развитие и образовательные программы схожи.
Такое объединение — первое в России. Педагоги-лингвисты в Сибири и Москве говорят о создании гуманитарного вуза нового типа — в формате «сетевого университета» (кластера). 15 марта Ливанов издал приказ, санкционирующий дружественное слияние. Однако это решение принял в штыки иркутский губернатор Сергей Ерощенко. Чтобы понять суть разногласий — подробнее о том, что такое ИГЛУ.
Тонкости слияния
Единственный языковой госвуз в азиатской России со времени своего возникновения — 1948 год — выглядел нездешним. Цветком душистых прерий посреди суровой сибирской тайги. Гуманитарное образование в каторжных краях казалось избыточным. К чему ангарским хлопцам испанский и французский? Однако советская власть открыла для иностранцев Иркутск, кто-то должен был их встречать, рассказывать о красотах Байкала. А в последние советские годы индустриальное освоение тайги и вовсе сопровождалось лозунгом «Превратим Сибирь в край высокой культуры», строились театры и художественные галереи. Так что ИГЛУ как бы и вписывался в эти новые веяния. Вот только от всех этих виньеток к колониальному положению Сибири вскоре вновь отказались; сегодня качественное гуманитарное образование здесь вновь излишество — даже для миллионных городов.
Гуманитарное образование переживает не лучшие времена во всей России, но в Восточной Сибири эти времена текут с особым цинизмом. Один лишь пример. Красноярский госуниверситет, по сути, прикладной вуз, в упомянутые последние советские годы начал вроде приближаться к университету в классическом понимании этого слова. Однако в годы путинские, поглотив технические вузы и став Сибирским федеральным университетом, стремительно теряет обретенные зачатки гуманитарного образования и вновь возвращается к тому, с чего начинал: как основная сформулирована задача подготовки кадров для сырьевых компаний. Впрочем, это закономерный процесс: сырьевой, колониальной экономике гуманитарии не просто не нужны — они ей вредны.
Меж тем ИГЛУ — как языковой вуз — как раз к месту и ко времени, поскольку сформулированная им для себя миссия — обеспечение диалога Сибири и Дальнего Востока со странами Востока и Запада — более чем злободневна: глобализация. Сибирским сырьем сейчас прирастает уже не столько Россия, сколько Китай и прочие азиатские экономики. Так что знание языков востребовано. И ИГЛУ вовсе не загибался, напротив, прекрасно себя чувствовал. Его студенты побеждают во всероссийских конкурсах и олимпиадах, вуз сотрудничает с университетами Азии, Европы, Америки. Помимо актуальных Китая и стран СНГ (например, обмен студентами с Душанбе) студенты ездят учиться и практиковаться и в Европу, и даже в Мексику, и в США (причем в сам Госдеп). Иностранные педагоги едут в Иркутск. ИГЛУ вошел в консорциум гуманитарных университетов стран Шанхайской организации сотрудничества.
Коли ему выдалась судьба быть поглощенным, то кем? В Иркутске нет вузов, которые помогли бы ИГЛУ справляться со своей миссией лучше, чем он делал до этого. Однопрофильных госвузов, повторю, нет от Волги до Тихого океана. Поэтому в ИГЛУ просто не могла не вызреть идея присоединиться к МГЛУ, и это — единственно обоснованная реорганизация. Она сохранит специфику вуза, его научные школы. При этом только МГЛУ с его научным и учебно-методическим уровнем может повысить качество образования, предоставляемое иркутским инязом. А зачем еще затевалась реформа?
Чего ИГЛУ лишится? Должностей ректора и проректоров. Диссертационного совета (но, по мнению ректора МГЛУ, возможно, его удастся восстановить). Пожалуй, этим список очевидных потерь и исчерпывается. Изменится статус — вуз станет филиалом МГЛУ и будет называться Евразийским лингвистическим институтом. Ректор МГЛУ, впрочем, не исключает, что вуз со временем вновь станет самостоятельным университетом. Что касается собственности, то весь имущественный комплекс, закрепленный за ИГЛУ, перейдет пока в оперативное управление МГЛУ, но, как и прежде, владельцем всего имущества останется РФ.
Преподаватели и студенты ИГЛУ еще в ноябре провели конференцию и проголосовали 704 голосами за присоединение к МГЛУ. Против — ни одного. Расширенное собрание студсовета тоже ходатайствовало о вливании в столичный вуз. Для коллектива ИГЛУ всё очевидно, и 15 марта министр Ливанов издал соответствующий приказ.
Академик и студенты как смерды
В конце апреля ректор МГЛУ, академик РАО Ирина Халеева приехала в Иркутск обговорить детали слияния вузов. В том числе с губернатором. Этот разговор закончился быстро и больше походил на отповедь: Ерощенко, пригласив прессу, заявил, что область оспорит приказ Ливанова, что нельзя решать судьбу ИГЛУ кулуарно, без учета мнения педсостава и студентов.
— Моя позиция как губернатора: такой вуз области терять нельзя. Делать его филиалом по чьей-то прихоти тоже нельзя. Мы, скорее всего, обратимся к руководству страны, чтобы этот приказ Ливанова подвергли взвешенной оценке. Именно коллектив меня просил о том, чтобы мы боролись за сохранение вуза.
Это сказано под телекамеры в лицо Халеевой. То есть ИГЛУ, единодушно выступивший за слияние с МГЛУ, в то же время вдохновил губернатора на борьбу. Борьбу за что?
А вот это неизвестно. Оставить всё как есть? Но де-юре процесс уже необратим, де-факто слияние вузов тоже началось — в соответствии с документами, утвержденными Минобрнауки.
Вероятно, патриотическая риторика и уверенность Ерощенко в возможности пересмотра приказа Ливанова предназначены сугубо для местных избирателей, не на экспорт. На следующий день после отповеди Халеевой губернатор выступил с посланием Заксобранию области, заявив о готовности возглавить список ЕР на предстоящих в этом году выборах в это самое Заксобрание (напомню: в 2011-м Ерощенко возглавил областное отделение партии «Правое дело», в 2012-м на президентских выборах выступал доверенным лицом Михаила Прохорова).
Местные политические расклады не интересны. Любопытно другое: почему Ерощенко игнорирует мнение коллектива ИГЛУ? Это его смерды? Крепостного права в Сибири вообще-то отродясь не было.
Довод Халеевой о том, что она, спасая ИГЛУ, защищает интересы лингвистического образования, — оставлен без внимания. Газета не резиновая перечислять все регалии и посты ректора МГЛУ, но для понимания, что она компетентнее в нуждах ИГЛУ, нежели губернатор Ерощенко, упомяну кое-что: Халеева возглавляет Совет учебно-методического объединения по лингвистическому образованию (в него входит полторы сотни вузов РФ и стран СНГ), ассоциацию лингвистических вузов (СНГ и Балтии) «Лингваконсент», ассоциацию современных языков, международный проект «Лингвауни». Халеева входит в Совет по русскому языку при Правительстве РФ, в международную группу экспертов Совета Европы в проекте «Лингвистическая политика для многоязычной и поликультурной Европы», в аккредитационный комитет Совета Европы в проекте «Языковой портфель», в научный комитет ЮНЕСКО.
Спустя день после встречи Халеевой с губернатором и в ее присутствии коллектив ИГЛУ собрался на внеочередную конференцию и проголосовал вновь — анонимно, — дабы рассеять сомнения о чистоте ноябрьского голосования. Более 90% — по-прежнему за интеграцию с МГЛУ.
Представленные «Новой газете» по нашему запросу документы о реорганизации ИГЛУ, переписка вуза со всеми заинтересованными лицами ясно свидетельствуют: у губернатора были все возможности вмешаться в процесс. Если бы он вовремя недвусмысленно заявил о своем несогласии, приказ о вливании ИГЛУ в столичный вуз просто не появился бы.
В ноябре прошлого года вузы «с признаками неэффективности» вообще-то поделили не на три перечня — на четыре. Последний, самый внушительный, составили учреждения, относительно будущего которых тогда не удалось достичь единства мнений всех сторон. Если хоть один из субъектов этих переговоров, включая региональные власти и региональные советы ректоров, не соглашался, — вуз переходил в четвертый перечень. Однако и иркутские власти, и совет ректоров (занявший позже сторону губернатора) подписали протокол о согласии региона с включением ИГЛУ и ВСГАО в список реорганизуемых вузов.
И позже администрация президента на один из запросов ИГЛУ четко ответила: межведомственная комиссия будет решать судьбу вуза на основании предложений, сформулированных Минобром РФ совместно с исполнительными властями субъекта РФ. Однако все призывы Минобра и ИГЛУ срочно обсудить варианты реорганизации вуза областные власти игнорировали или отвечали не по существу.
Меж тем Ерощенко выступает, например, на митинге 7 декабря, организованном ВСГАО: «Я могу вас заверить: ни один вуз в Иркутске закрыт не будет». Местная пресса публикует высказывания губернатора о том, что руководителей ИГЛУ больше, чем судьба вуза, интересует здание в центре города. Что они обманывают студентов.
А Москва все это время ждет конкретных предложений о реорганизации.
ИГЛУ подготовил разные сценарии реорганизации сам, направил их властям. Однако те обсуждать их отказались. Один из сценариев — создание Восточно-Сибирского социально-гуманитарного университета на основе объединения ИГЛУ и ВСГАО. Другой, обозначенный ИГЛУ как приоритетный — вовсе не объединение с москвичами, а вхождение в новый федеральный университет в Иркутске. Губернатору, возможно, этот сценарий понравился бы. Однако кто ж виноват, что у него не хватает влиятельности для того, чтобы Москва наконец прояснила, когда появится в Приангарье федеральный университет и появится ли он вообще.
Бессовестно патриотичны
Конфликт вокруг ИГЛУ показателен. Иркутская область напичкана промышленностью и энергообъектами. Однако — дотационная, и при всех ее природных богатствах и красотах население отсюда бежит. Почему так происходит? Губернатор говорит: «Иркутская область ничем не хуже Новосибирска или Москвы. Я реально это оцениваю, без пафоса… Надо вспомнить, что Иркутская область — крупный в России культурный и образовательный центр, здесь есть все, чтобы люди жили хорошо». В крупном образовательном центре сразу четыре вуза и шесть филиалов признают неэффективными. Почему?
А вот данные, на днях обнародованные губернатором в его послании Заксобранию. Только в послании они не сведены вплотную друг к другу, а я сведу — чтобы четче обозначить абсурд сегодняшней российской внутренней политики. Итак, темп роста валового регионального продукта в Иркутской области вдвое превышает общероссийский уровень. Область занимает первое место в Сибирском федеральном округе (СФО) по темпу роста промышленного производства. И — первое место в СФО по количеству детей-сирот.
У области первое место в СФО по темпам роста собственных налоговых доходов. По налоговым доходам на душу населения — второе место. После Красноярского края. И — второе же, после Забайкальского края, — по оттоку населения.
Почему? Дело, конечно, не в Ерощенко. Он на посту губернатора всего год. А иркутянам отчаянно не везло на губернаторов после Ножикова. Однако что, в других регионах правят светочи? Да и что они ныне могут, губернаторы? Дело не в них. Это — кривая госполитика, перекошенные межбюджетные отношения. Федеративные отношения в России такие же, как ее суды и дороги. Они иллюзорны. Вроде, всё это есть, но то и дело куда-то пропадает.
Так вот, к конфликту вокруг ИГЛУ. Заботы об образовании — это не только государственное дело, это святая обязанность гражданского общества. Это и по разряду обычной человеческой солидарности. Для того чтобы метрополия перестала выкачивать из колоний валютоносные ресурсы, взамен отправляя ядерные отходы и уголовников, — нужно менять даже не режим, а мозги народа. То есть это задача других поколений. Но забота о том, какими они вырастут, — дело сегодняшнее. И это частное дело для многих. Что, в конце концов, мы еще можем дать детям кроме достойного образования? И если конкретные люди из метрополии берутся помогать обделенной провинции, ее детям, им в ноги надо кланяться. А не разговаривать с ними через губу.
Это же тот самый случай, когда не было бы счастья, да несчастье помогло. Или губернатор может предложить иркутским студентам что-то покруче московских преподавателей, стажировок, практик?
Из Голливуда звонят актеру провинциального театра, зовут сыграть в фильме Спилберга. Он что-то мямлит, в конце концов отказывается: дескать, январь на носу, у меня елки как раз начинаются. Это — лишь замаскированная под анекдот реальность: таких суровых и прямых мужчин полно. И эта твердость внушает уважение, как и патриотизм иркутского губернатора, его верность произнесенным обещаниям служить иркутскому народу. Только в случае с ИГЛУ губернатор решает не за себя — за детей. А те растут уже в другом мире, где технологии позволяют заменять выкачиваемое из Сибири сырье на более доступные и дешевые материалы. В постиндустриальной цивилизации, которая, несомненно, придет и сюда, Байкальский ЦБК не будет представлять никакой ценности, а вот образованные, творческие молодые люди, знающие французский-испанский-китайский-корейский — будут.
Однако губернатор берется рассуждать прежними категориями, говорит о «судьбе здания в центре города»… Ерощенко — местный кадр, поработавший и в науке, и в бизнесе. Ему небезразлична иркутская земля, она ему не чужая, что уже огромный плюс на фоне его предшественников. Однако отказываться от привычек из бизнес-прошлого, видимо, труд неподъемный. Еще бы: без жесткости в 90-е здесь было не выжить, без отстаивания местных активов — энергетики, промышленности, инфраструктуры — от московской экспансии у сибиряков вообще бы ничего не осталось.
Но если для бизнесмена или политика разжигание патриотизма — всегда мероприятие выигрышное, то народу это удовольствие, как правило, обходится дорого.
Иркутскую историю, конечно, не сравнить с отказом американцам усыновлять российских сирот. Однако разница здесь лишь в масштабах чиновничьего рвения: в провинции труба пониже и дым пожиже. Но болезнь — одна. И она заразна. Власти в своих интересах распоряжаются судьбами людей против их воли. Власти, неспособные в управляемых ими пределах дать то, что требуется — сиротам ли, студентам, — отвергают помощь извне. По какому праву эти люди распоряжаются чужими судьбами, решительно непонятно.
Кстати. Студенты и преподаватели ИГЛУ впервые ясно заявили о желании присоединиться к МГЛУ на конференции, состоявшейся 26 ноября. Напомню: это Юрьев день. Даже в феодальной Руси за неделю до него и неделю после — можно было покидать своего феодала.
Полтысячелетия прошло.
