Имя главы меджлиса крымско-татарского народа окружено легендами в среде соотечественников. А недруги по-прежнему подозревают в нем силу, способную взорвать полуостров.
— Мустафа-бей, вы производите впечатление человека мягкого, неконфликтного, даже застенчивого. В «буйной» Раде такого депутата способны услышать?
— Если вы о прохождении законопроектов, которые предлагает «застенчивый человек», то все зависит от расстановки сил. Наш парламент отличается от европейских. Здесь голосуют по команде. Поднял «дирижер» руку — нажали кнопки.
— Да, известная манера голосования фракции правящей Партии регионов. А у оппозиционеров демократии больше?
— Можно по крайней мере подойти к руководителю: «Вопрос для меня принципиальный, моя позиция следующая…» Я поступал так неоднократно. Ни разу не перечили. Не знаю, по каким причинам. Возможно, из-за диссидентского прошлого.
— Диссидентом вам пришлось стать шести месяцев от роду, с 1944 года, когда Джемилевых вместе с остальными татарскими семьями по приказу Сталина как «изменников родины» депортировали из Крыма в Узбекистан… Дома затрагивали эту тему или боялись?
— Представление о Крыме складывалось из разговоров старших. Мы жили в Андижанской области, под административным надзором. Не имели права покидать четырехкилометровую зону, каждую неделю отмечались у коменданта. Единственное удовольствие крымских татар — ходить друг к другу в гости. Мы даже листочек завели: семья у нас гостила, теперь надо нанести ответный визит, иначе обидим. Во время вечерних бесед всегда вспоминали Крым до войны, во время войны; как товарняки, в которых вывозили татар, забрасывали камнями…
— Детей не удаляли из-за стола при таких рассказах? Они же могли проболтаться в школе, на улице, и уж тогда родителям — не ссылка, а срок за антисоветскую пропаганду.
— Из одной комнаты, где жила семья, куда удалишь? Я позже замечал: если отец говорит с гостем на политические темы, значит, доверяет. А если только об огороде, то нет.
Но всё называли своими именами. В 53-м году по радио сообщили о смерти Сталина, и первые слова отца: «Наконец-то подох, собака!» В школе стоял вселенский плач, а я недоумевал: как же так, если ждали, чтобы подох… Хотя Андижанская область среди крымских татар еще считалась сравнительно благополучной. В Кашкадарьинской, Сырдарьинской умерло более половины репатриантов. Голод, издевательства комендантов, болезни… Депортировали ведь без имущества, практически раздетых.
— Поселок выглядел как гетто?
— Нет, нас подселили к узбекам. Но в других местах, в той же Кашкадарьинской, Джизакской или Ташкентской области, были резерваты. Один такой, под названием Дальверзин, «дальняя высылка заключенных», — полностью вымер. Даже могил не осталось: хоронили в неглубокие ямки, а ночью шакалы растаскивали трупы…
Так вот, когда о Сталине объявили, прибежал старшеклассник: «Не плачут только наши, нельзя: посадят! Я лук принес, потрем глаза». Выработался иммунитет против пропаганды советской власти. Потому национальное движение крымских татар оказалось настолько массовым.
— Как встретили переселенцев местные? Наверняка многие семьи получили похоронки с фронта, а тут объявляют: вашими соседями станут пособники фашистов…
— Подготовку, конечно, провели. Но когда люди увидели, что из вагонов выходят преимущественно дети, женщины, старики… Да и узбеки ведь мусульмане. Хотя тогда религия значила меньше, чем страх оказаться нелояльным к советской власти. Есть еще малоизвестные факты: депортированные страшно боялись попасть в больницу. Живыми оттуда не возвращались, даже если заболевание не представляло смертельной угрозы. У меня нет достаточных оснований говорить о спланированной акции по сокращению численности крымских татар. Но перепись, которую мы провели в 60-х, показала: в первые два года депортации погибло около 46 процентов нашего народа.
За уклонение от СССР
— Мустафа-бей, в лагерях и ссылках в общей сложности вы провели 15 лет. Начать защищать не только собственные права после такого детства и юности — логично. По какой причине случился первый арест?
— На специальном заседании профессорско-преподавательского и партийно-комсомольского актива по моему персональному делу в кабинете ректора говорили: есть сигналы о студентах, неправильно трактующих национальную политику руководства СССР. Они собираются в сомнительные группы и тому подобное. («Союз крымско-татарской молодежи», в создании которого Джемилев участвовал еще совсем мальчишкой, в 1962 году, просуществовал всего три месяца и был разгромлен. — О. М.). На этом заседании присутствовал и представитель госбезопасности. Сразу после исключения вручили повестку в армию. «Странно получается: учиться в советском вузе нельзя, поскольку неблагонадежен, а автомат в руки дать — можно?» — спрашиваю у военкома. «Лопату тебе дадут». Разумеется, я отказался. Сказал, что за пределами Советского Союза у меня нет врагов, все они здесь, потому служить в вашей армии я не буду. Статья 70 дробь 1 — уклонение от воинского призыва.
Перед концом срока в зону явились гэбисты. Потребовали от меня расписку, что я отказываюсь впредь от националистической, антисоветской деятельности. «Я по другой статье осужден», — напоминаю. «Пиши по-хорошему — или вообще не выйдешь отсюда!» Вместе со мной отбывали наказание еще трое крымских татар за участие в национальной демонстрации в Ташкенте. Спустя время отпустили без расписок. А в 1965-м мы уже наладили контакты с московскими диссидентами — Павлом Литвиновым, кстати, внуком ленинского наркома иностранных дел; Виктором Красиным; Петром Якиром, отсидевшим 17 лет в сталинских лагерях за то, что был сыном расстрелянного «врага народа» командарма Ионы Якира. Через них связывались с зарубежными корреспондентами. Стали наши обращения отправлять на Запад.
— Отношения «политических» и уголовников в лагерях были напряженными?
— Скорее нет. Уголовники знали, что «антисоветчики» не станут сотрудничать с администрацией, поэтому к нам было большое доверие. Во-вторых, помогут разобраться с правовыми проблемами: например, апелляцию составят. И пока не поступал спецзаказ на провокацию, все шло нормально.
«Я не имел намерения выжить…»
— Что стало поводом для голодовки, которая длилась больше 300 дней?
— Это уже в Омске. Перед освобождением узнал, что от нескольких заключенных требуют показания против меня: готовят новое дело. Произвели обыск. Нашли «Декларацию принципов Национального движения крымско-татарского народа», хотя там никакой крамолы, просто свод правил. Ясно, что о правосудии речь не шла. Они просто решили продлить срок, а я — привлечь внимание к проблеме.
Счет дням голодовки вели западные радиостанции. Минуло 7 месяцев. В тюрьму приехала мать с просьбой увидеть сына. «Нет его здесь!» — нагло ответил начальник. Мать в слезах отправилась в Москву; Сахаров созвал пресс-конференцию: «Возможно, Джемилев погиб». Допуск «возможно» сразу сочли лишним… Те, кто не знал меня, но читал некрологи и стихи друзей, стали интересоваться, за что я боролся. Информация о крымско-татарском национальном вопросе в тот момент в мире оказалась максимальной.
— Но разве человек не самой богатырской комплекции способен выдержать без еды так долго?
— Худые, мало питающиеся имеют преимущества! По соседству со мной голодал вор в законе. Каждые десять дней нас водили в баню. Спустя декаду его волокли, а я по-прежнему шел.
Тюремная голодовка имеет особенности: если сам не принимаешь пищу, кормят насильно. Когда изо рта появляется трупный запах, вводят зонд. Один надзиратель держит, другой вливает питательную смесь. По нормам должно 2600 калорий быть, но воруют же, конечно! (Смеется.) Постная жидкость глушит муки голода лишь на пару часов, хотя организм и за нее благодарит. Иногда кололи глюкозу.
После 7 месяцев меня посетили терапевт и психиатр. Удивились, что я до сих пор держусь на ногах и связно разговариваю. Позже узнал о медзаключении: «Либо Джемилев знаком с системой йоги, либо подкармливают». Для проверки подозрений подняли этажом выше: все по-прежнему. Вернули в камеру, но в двери врезали три дополнительных замка. Войти ко мне теперь имела право только тройка: замначальника колонии, дежурный по корпусу и дежурный по коридору, причем каждый со своим ключом. И еще 3 месяца я держал голодовку.
— А сняли по каким причинам?
— Я не имел намерения выжить… Зачем тянуть мучения и новый срок?
— Сколько лет вам было тогда?
— Тридцать три. После суда дали свидание с матерью и с братом. И брат прислонил к стеклу открытку. «Мустафа, сынок, я сделал все, что в силах. Твоя смерть только на радость нашим врагам. Прошу — прекрати голодовку». Это писал Сахаров.
— Вы настолько хорошо знали друг друга прежде?
— Только по телефону. Он дважды приезжал на мой процесс, однако суды происходили в закрытом режиме, и академика не пускали. Потом, когда я в тюремных условиях пытался восстановить силы, Елена Боннэр осталась в Омске, доставала какие-то соки невиданные, лекарства, витамины.
Татары. Званые гости?
— В Раде вы требовали суда над лидером украинских коммунистов Петром Симоненко за высказывания о том, что Сталин еще гуманно обошелся с крымско-татарским народом-предателем. Вы — сторонник люстрации носителей коммунистической идеологии?
— Боюсь, поздно, если не решились в 90-е годы. Но если большинство в парламенте возьмут демократы, такой вариант не исключаю.
— В Украине сейчас есть политзаключенные?
— …Есть осужденные избирательно. (Пауза.) Хотя трудновато сказать, что вообще ни в чем не виновных бросили за решетку только по политическим мотивам. Бесспорно: Юлия Тимошенко, как и Юрий Луценко, недавно помилованный, — политическая оппозиция. Сейчас можно осудить по аналогичным обвинениям десятки, сотни людей — а выбрали именно их.
— Переселение татар в Крым началось при президенте Леониде Кравчуке, назвавшем их горячими сторонниками украинской государственности. Утверждение справедливо?
— Татары стали массово возвращаться не в 1991-м, а еще в 1988-м. Годом раньше, после нашей акции на Красной площади, в Москве, создали специальную госкомиссию, занимающуюся крымско-татарским вопросом. Больших надежд мы не питали, поскольку возглавлял комиссию ярый сталинист А. Громыко. Действительно, комиссия признала депортацию ошибкой, но заметила: репатрианты на новых местах укоренились, возвращать нет необходимости. Надо просто удовлетворить культурно-образовательные потребности.
Мы не согласились. И в Крым уже в 1988 году отправилось около 40 тысяч татар. А после провозглашения независимости Украина сделала заявление, что берет на себя миссию приема репатриантов и обещает содействие на родине. Кравчук рассматривал татар на полуострове как фактор, укрепляющий международное положение страны. Подобный взгляд на нас, по-моему, нынешней властью не разделяется.
Акъяр, Акъяр, гордость русских моряков…
— Мустафа-бей, можете ли вы сказать: «Я — крымско-татарский националист»? Тягнибок, лидер «Свободы», заявляет о своем национализме на каждом шагу…
— Я — национал-демократ. Демократическими методами добиваюсь решения национальных проблем и реализации законных прав, однако не покушаюсь на чужие права.
— А вот пресса Крыма писала об идее переименования Севастополя в Акъяр, Феодосии — в Кефе и так далее, со ссылкой на Джемилева…
— В этом требовании нет признаков национализма или шовинизма. Речь идет о восстановлении исторической топонимики, произвольно измененной после оккупации Крыма Россией, потом в годы советской власти и особенно — после депортации. Во-вторых, так вопрос не ставился. В предложенном мною Верховной раде Украины законопроекте речь шла о восстановлении географических наименований. Ведь после депортации 1944 года указом президиума Верховного Совета РСФСР весь список сёл с татарскими, греческими и другими названиями превратили в бесконечные Партизанские, Ленинские, Танковые, Бронетанковые… Впрочем, до войны в крымско-татарской прессе существовала практика двойных названий городов, переименованных еще при Екатерине Второй: Симферополь — Акмесджит, Севастополь — Акъяр, Феодосия — Кефе, Евпатория — Кезлев. Репатрианты, вернувшись домой, имеют право возвратить историческую топонимику. Такое положение, кстати, существует и в законе Российской Федерации о реабилитации подвергшихся депортации, который был принят еще в 1991 году. Но в Крыму механически этот процесс провести сейчас невозможно: какие-то поселки исчезли, какие-то объединились, появились новые. Поэтому речь шла о создании специальной парламентской комиссии по этому вопросу.
— Как складываются отношения с крупнейшей русской общиной Крыма, которая тяготеет к «русскому миру» не только в духовном, культурном измерении?
— Пару недель назад в «Крымской правде» опубликовали соцопрос: что значит личность Сталина для жителей полуострова? 84,6% респондентов назвали его великим полководцем и вождем. Соответственно, и депортацию крымско-татарского народа — справедливой. Похожие настроения — в местных украинских правоохранительных органах и органах власти, с тем различием, что вслух этого не произносят.
Мост и мины
— Мне, как журналисту, приходится отвечать на вопросы российских коллег: ситуация в Крыму останется стабильной, спокойной? Не повторит судьбу Чечни? Имеют ли почву под собой рассказы о горных лагерях, где якобы готовятся отряды крымско-татарских боевиков под присмотром инструкторов из Турции? Вообще подозрений в том, что Турция оказывает меджлису и Джемилеву массу знаков внимания, — в избытке.
— В Крыму для возникновения межнационального конфликта было куда больше оснований, нежели в Чечне или в Таджикистане. В Украине любят повторять, что столкновений избежали благодаря мудрой политике. На самом деле главную роль сыграло то, что крымско-татарское национальное движение твердо стало на путь неприменения силы. И нам удавалось предотвратить крупномасштабные конфликты. Думаю, что и в дальнейшем удастся. Хотя… Есть приверженцы некоторых нетрадиционных для Крыма, привлеченных извне течений ислама, с которыми трудно. Они, как правило, не считаются с решениями избранного представительного органа.
— Например?
— Ваххабиты, салафиты, хаббашиты, «Хизбут-Тахрир». Для них национальный съезд — курултай, избранный курултаем меджлис — не авторитет, потому что мы, мол, сотрудничаем с неверными. У них там бредовые идеи строительства всемирного халифата и прочее. Власть должна бы солидаризоваться с меджлисом, но происходит как раз наоборот. Эти организации поощряются, их легко регистрируют, из их среды вербуют сексотов и стукачей. Я понимаю тактику: расколоть, ослабить крымско-татарское сообщество. Если не традиционные для Крыма формы ислама получат развитие, последствия проявятся непременно. Но разговоры желтой прессы о горных лагерях боевиков и тем более о причастности к этому Турции, конечно, сущий бред.
И о Турции. У нас отношение к этому государству особое. Там проживает крымских татар в десять раз больше, чем в самом Крыму, примерно 4-5 миллионов. Плюс близость языка, культуры… Президент Абдулла Гюль назвал крымских татар связующим звеном, мостом между Турцией и Украиной. А прочность моста определяется тем, насколько полно реализуются права нашего народа.
Справка «Новой»
Мустафа Джемилев родился 13 ноября 1943 года в селе Айсерез Судакского района Крыма. Ребенком депортирован с родителями в Казахстан. В 1962 — 1965 гг. обучался в Ташкентском институте инженеров ирригации и мелиорации сельского хозяйства. Отчислен «за недостойное поведение».
С 1966 по 1983 год был 6 раз арестован. Имеет 7 судимостей, провел в заключении 15 лет за «распространение взглядов, порочащих советский строй». В 1975 —1976 гг. провел голодовку (303 дня) в омской тюрьме. Вышел на свободу в 1986-м.
В 1987-м переехал в Бахчисарай. С 1991 года — глава меджлиса крымско-татарского народа, президент фонда «Крым».
Народный депутат Украины VI и VII созывов. В декабре 2012 года прошел в парламент по списку партии Батькивщина. Член комитета Верховной рады по вопросам прав человека, национальных меньшинств и межнациональных отношений.
