Происходившее в минувший вторник в Минкульте походило на спектакль в трех действиях без антрактов. Под прицелом изрядного числа телекамер шло заседание экспертного совета, рабочей группы по музеям, Общественного совета при Минкультуры и Союза музеев России. Обсуждалась «бомба», взорванная Ириной Антоновой во время «прямой линии» с Владимиром Путиным: было предложено отнять у Эрмитажа импрессионистов, объединить коллекцию Щукина и Морозова, воссоздать советский Музей нового западного искусства, закрытый в 1948 году (об этом подробно — в «Новой газете» №52 от 17 мая).

Участвовали первые лица музейного сообщества. Минкульт представляли Владимир Мединский, его заместитель Алла Манилова и Наталья Самойленко, глава департамента охраны культурного наследия.

В первом действии коллеги задавали вопросы Ирине Антоновой.

— Ваше предложение, — сказал Алексей Лебедев, завлабораторией музейного проектирования Института культурологии, — предполагает передачу произведений в новый музей. Между тем по 54-му закону музейная коллекция является неделимой — как обойти закон?

Антонова парировала: «…но я и предлагаю коллекцию воссоединить, слить разрозненные части в одно целое».

Елена Гагарина, директор Музеев Кремля, захотела узнать, готов ли Пушкинский музей расстаться со своей частью коллекции.

— Да! — ответила Ирина Александровна. — Потому что мы понимаем, что это принесет музейному делу.

Лариса Зелькова, директор-распорядитель фонда Потанина, спросила, зачем воссоздавать институцию, которая была плодом произвола?

— Чтобы избавиться от произола! — отрезала Антонова.

Ее коллеги выходили к микрофонам и один за другим намечали реперные точки проблемы: не сработает ли принцип домино? Есть ли концепция нового музея? Где Антонова хочет его разместить? Наконец, прецедент такого рода опасен…

— Нет никакого прецедента! — стояла на своем Ирина Александровна. — Музей был ликвидирован за убеждения. Все идет в русле объединения, а не разделения. Для экспозиции у нас есть Голицынская усадьба, там 8 тысяч метров. Правда, она нуждается в реконструкции. Еще есть территория напротив храма Христа Спасителя. Такой музей заслуживает нового здания!

— Но это похоже на крупномасштабный национальный проект, — заметил кто-то из выступавших, — а этапы, сроки, ресурсы?

— Все это несущественно, — отмахнулась Ирина Александровна, — главное — воссоздать музей!

— Вы имеете в виду новый музей? — уточнила Наталья Сиповская, директор Государственного института искусствознания.

Антонова кивнула.

— Да, у нас сейчас 291 картина, архивы и библиотека.

И тут же бросила еще одну «бомбу»: «Мы бы хотели продолжить коллекцию за счет русских художников. Музей имеет право развиваться!»

Во втором действии происходили выступления с трибуны.

Наталья Метелица, директор Петербургского театрального музея, горячо призвала профессионалов подумать о коллегах в глубинке России, о том, в каком запущенном состоянии находятся многие провинциальные музеи. «Вот туда и нужно направлять средства! Зачем создавать новодел?»

Алексей Левыкин, директор Государственного исторического музея, признался, что больше всего опасается проблем вокруг реституции культурных ценностей — и не только на Западе, но и внутри страны. «Щукин и Морозов не собирались вместе, ГМНЗИ был создан из конфискованных коллекций. А 600 произведений это еще не музей…» — заметил он.

— Не соглашусь сравнить реабилитацию людей с реабилитацией музея, — сказал, выйдя на трибуну, главный редактор журнала «Звезда» Яков Гордин. — Реабилитация человека происходила не за чужой счет. Локально-культурная проблема стремительно сместилась в политико-психологическую область. Наша память обладает свойством опасной ассоциативности, и сейчас ассоциация с тем, что было в Ленинграде в сороковые годы. Если можно взять целый этаж великого музея и передвинуть его на 800 километров — чего тогда нельзя? Эрмитаж — сложившаяся цельная культурная система мирового уровня. И эту систему нам предлагают разрушить. Как это отзовется в умах общества?

— Эрмитаж еще можно представить без импрессионистов, — предположил Иван Тучков, — но вот Пушкинский музей, если забрать у него эти полотна, просто потеряет лицо…

Почти все отмечали отсутствие концепции. Ведь со времен Щукина и Морозова история искусства приросла множеством сюжетов. И резюмировали: есть исторические несправедливости, устранение которых ведет к еще большим несправедливостям.

В третьем действии были приведены юридические документы. Главное в них: законно переместить часть эрмитажной коллекции невозможно.

Ирина Антонова, формулируя свое несогласие сразу со всеми, заметила: «Тогда Эрмитаж надо отдавать царской фамилии…»

А Михаил Пиотровский, хранитель 418 обсуждаемых шедевров, был сдержан и готов к партнерству: «Существует все же положение об особо ценных государственных объектах. Их перемещение совершается с согласия обоих музеев. И есть много способов совместного использования».

Итог: экспертный совет рекомендовал Музей нового западного искусства в предложенном виде не воссоздавать.

Владимир Мединский в своем последнем слове проявил особую осмотрительность, чтобы не встать ни на чью сторону. Он лишь порадовался тому, что Щукин и Морозов сто лет назад смогли так почувствовать тренд, что россияне наконец узнали об их существовании, что у людей огромный интерес к культуре и пора устанавливать взаимодействие музеев с детскими садами.

В среду министр культуры РФ Владимир Мединский заявил о том, что подписал распоряжение об открытии виртуального Музея западного искусства. Предполагается открыть его уже в этом году.