Милена Авимская — для петербургского пейзажа уникальная фигура. Продюсер с красным дипломом, из самых талантливых учениц Геннадия Дадамяна, она решила: деньги не главное. И запустила в Северной столице успешный проект — ON-Театр. За два года лабораторная площадка выросла в неформальный цех молодой режиссуры. И за это же время скандал вокруг театра поставил его на грань закрытия («Новая газета», № 33, 36, 53).

«Приостановить!» — требует Роспотребнадзор. «Выселить!» — жаждут соседи. А губернатор безмолвствует.

— Милена, как известно, ON-Театр — единственная сегодня территория свободы для молодой режиссуры в Петербурге. Так неужели театр действительно на грани роспуска?

— Да. Ведь он не государственный. Выжить на улице Жуковского, 18, мы не можем: огромные штрафы пожарных, МЧС и Роспотребнадзора съедают все наши деньги. И сейчас я, директор, должна принять решение.

— Но ведь это даже не театр в привычном смысле — скорее институт возможностей — как его закрыть?

— Эта мысль не дает покоя: еще два года назад лаборатория ON-Театра была неким моим детищем, а сегодня — это уже больше, чем просто мое. Там 26 режиссеров играют свои спектакли. Там заняты больше 200 артистов из разных театров города. У нас 30 с лишним спектаклей в репертуаре, за последний год было 14 премьер. И просто так взять и выбросить на улицу — неправильно, неэтично и даже непрофессионально.

— И все только из-за того, что театру сильно не повезло с соседями?

— Да, однажды прямо на репетицию к нам ворвалась незнакомая женщина, она страшно орала, испугала артистов. Они немножко так по стенкам размазались, замерли и даже боялись разговаривать с ней. Один вышел, говорит: «Милена, пожалуйста, помоги! Там женщина сильно кричит, мы ничего не можем сделать!» Она возмущалась, что мы мешаем отдыхать: их квартира точно совпадает по размеру с размерами нашей сцены. После этого мы перестали репетировать по выходным, нашли деньги и сделали звукоизоляцию.

— Помогло?

— Два месяца нас не трогали. А потом опять она что-то услышала…

— С этого момента генерал-майор полиции, начальник Главного управления МВД по СЗФО Виталий Николаевич Быков с женой объявили вам войну? Когда именно по городским проводам прошло негласное указание «покровителя муз» стереть вас в порошок?

— Первая проверка была в феврале. Роспотребнадзор и пожарные пришли в один день. Собирались закрыть театр немедленно. При этом КУГИ, которое дало нам помещение, сказало: «Вы платите аренду, в порядке содержите помещение, претензий к вам нет». И мы остались один на один с нашими противниками.

Мы сейчас думаем: не подать ли иск на КУГИ для возмещения двухмиллионных затрат на ремонт. Они же в этом Смольном огромном принимали решение, разрешили театру быть! Да, я частное лицо, я зарабатываю деньги, но почему я должна вкладывать их в ремонт государственного имущества, а меня потом выгоняют!?

— И никто в городе не помог?

— Комитет по культуре предложил вариант поиграть временно спектакли на других площадках — Большого театра кукол, Ленсовета, Молодежного на Фонтанке и Балтийского дома. Но там высокая аренда, свой репертуар, надо было разбивать спектакли на две-три площадки. И мы собрались режиссерским советом, и ребята сказали, что это угрожает нам смертью. Мы не должны рассыпаться, должны держаться вместе.

— Комитет по культуре, уже, похоже, ставший новой питерской легендой, хоть в чем-то участвовал?

— Да, мы у города получаем субсидии ежегодно на фестивали, на спектакли…

— Достаточные?

— Сто тысяч рублей на спектакль было в прошлом году. Это копейки, но мы не вякали! Хотя в то же время миллионы на один спектакль получил негосударственный театр антрепризы имени Андрея Миронова. Для молодых возможность шанса гораздо важнее.

— Кто в театре главный?

— У нас нет художественного руководителя. Я единственный руководящий человек, и еще творческий совет. Режиссеров много, и я хочу, чтобы каждый чувствовал себя абсолютно равным другому: Дима Волкострелов такой же, как Митя Егоров, как Денис Шибаев, Катя Максимова, Маша Романова, Наташа Лапина, Семен Александровский.

— Как вы их всех нашли?

— У нас есть «свободный вторник». В этот день может прийти любой молодой режиссер со своим спектаклем, показать его, и потом будет обсуждение. Режиссерский совет решает, хотим мы, чтобы этот спектакль игрался у нас или нет, своего рода экспертная оценка коллег. Сегодня никто этого не делает серьезно и профессионально. Или говорим: «нет, это непонятно», «это неактуально», «здесь вот интересно, но невнятно». И режиссер, по крайней мере, понимает, в каком направлении движется. Это сложно — каждый вторник собираться и смотреть всякую лабуду, как правило, но мы решили, что таким образом участвуем в общетеатральном процессе. Помогаем молодым, которые барахтаются где-то рядом, у кого нет возможности прийти ни в один театр…

— Почему вы, человек прагматической профессии, этим занялись?

— Потому что в нашей работе для настоящего успеха не нужно быть оторвой, не нужно быть пронырой. Я нахожусь в коллективе, в котором много-много амбициозных молодых, и каждый хочет урвать свой кусок. Этому коллективу нужны материнские качества, не только продюсерские. Умение лавировать между множеством творческих единиц — это трудное умение. И скажем, мой учитель, Геннадий Григорьевич Дадамян, умеет быть со всеми людьми человеком. Это удивительное качество, и я считаю его профессиональным. И никаких своих секретов ведения переговоров рассказывать нет смысла. Да, я умею вести переговоры, многое умею делать, вообще люблю делать, а не стоять на месте, но гораздо важнее растить душу, и я всегда хотела этому научиться.

— Для всеобщей «матери» вы как-то подозрительно молоды…

— Мне тридцать пять, сыну семнадцать, дочери пять. Мне нравится материнское ощущение, мне кажется, оно правильное. И если русский репертуарный театр — это театр-дом, то всякий дом держится на женщине, хранительнице очага. В этом смысле отношения внутри нашего театра строятся на любви. Запрещаю ругаться, запрещаю друг друга унижать, орать на артистов. И если нет понимания в какой-то творческой группе, говорю: «Тогда лучше закрывайте спектакль и уходите!»

— Вкладываете в проект свои средства?

— Да. У меня есть актерское агентство в Москве, там я зарабатываю, здесь трачу. Но мы продаем билеты, у нас всегда аншлаги.

— В чем историческая роль вице-губернатора Кичеджи?

— Василий Николаевич нас связал с эмчеэсниками, и они приостановили преследования. В мае у нас был финальный суд. Считаю, к нам МЧС было лояльно, сняли много претензий. К сожалению, жестокая реальность такова, что помещение, данное нам КУГИ, действительно не вполне соответствует нормам. Но Василий Николаевич почему-то уверен, что мы должны оставаться на Жуковского. Я лично от него слышала: «Оставайтесь, все будет в порядке». Ужасно жаль нашей атмосферы. Непередаваемого подвального духа. И еще мы письмо написали губернатору с просьбой помочь. Четыре тысячи подписей под ним.

— Была реакция?

— Пока нет. Понимаете, мне казалось, что история такая: я это придумала, я сделала это. И в городе все говорили: «Как круто!» Множество статей, внимание критики. Премию «Прорыв» я получила как лучший менеджер года. Но ребенок вырос. Была организация из 10 человек, а сейчас это махина. И, на мой взгляд, власть должна разделить со мной ответственность, ну не могу я одна такое тащить!

Вопрос в том, что я не очень понимаю, на что способна власть. Может, там все делается, а я сейчас напрасно говорю? Мечта: может, я вернусь из Омска, приду к Кичеджи на прием, и он скажет: «Генерал уезжает, живите спокойно»?..

P.S. «Новая» продолжает следить за развитием ситуации.