Журналисты уже увидели этот овеянный загадками опус, о котором ходило столько нервных слухов. Приятно, что в среду на прогон такое количество телекамер и толкающих друг друга корреспондентов слетелось не по поводу какой-нибудь кровавой внутритеатральной разборки в Большом и не по случаю изгнания из Театра на Таганке в 2011 году ее легендарного основателя. Но «всего-навсего» потому, что в свои 95 лет Юрий Петрович, наконец, дождался дебюта в первом театре страны.

А ведь как оперный режиссер он в мире тоже очень известен: ставил и в Ла Скала, и в Ковент-Гардене, и в Парижской опере, Баварской, Штутгартской, Боннской… Видимо, в нашей стране до сих пор был избыток оперных постановщиков…

Артисты Большого поначалу трепетали: о взрывоопасном характере Любимова, его беспощадном деспотизме, о фонарике, которым он, сидя в зале, короткими импульсами — быстрей! еще быстрей! — подгоняет артистов на сцене, ходят легенды. Теперь, поработав с ним, говорят: «Требовал только честности, выразительности слова, осмысленного пения, очеловечивания героев». А один артист даже назвал его «милым» (Любимов прочтет и не поверит).

Оперу Бородина на тему «Слова о полку Игореве» обычно лопатят во все стороны, переставляя местами сцены. Ведь композитор писал ее 18 лет и не дописал; Глазунов потом восстанавливал по памяти увертюру и присочинял недостающие фрагменты, а оркестровку делал Римский-Корсаков. Поэтому всем все позволено.

Ныне по «Князю Игорю» как рубанком проехали.

Перед показом все волновались: а правда, что вообще нету Половецких плясок? А неужели действительно выкинули арию «О дайте, дайте мне свободу»? На месте ли хор «Улетай»? И не дописали ли чего своего в четыре руки наши свободо-, но еще более себялюбивые композиторы?

Первое действие пролетает со страшной скоростью, поражаешься, как Любимов чувствует современные темпы, смело кромсает длинноты. Впрочем, все это немного похоже и на оперные комиксы: сцены мелькают в считаные минуты. Если не иметь перед глазами либретто — не сразу и сообразишь, в чем дело и кто кому тут друг или враг. (А ведь трудно представить, что публика сегодня хотя бы поверхностно знакома с содержанием «Слова…».)

Столь же стильны, резки и даже аскетичны декорации Зиновия Марголина, ничего не оставившего от привычного «исторического» вида оперы. Костюмы Марии Даниловой тоже далеко не лубочные. Но и ультрасовременным оформление не назовешь. Перед спектаклем Данилова рассказывает, что большую трудность представлял «росшив» костюмов Половецких плясок — ура, ловим ее на слове: значит, пляски все-таки сохранены; оказалось, мало того — восстановлены в хореографии Касьяна Голейзовского, но перенесены в первое действие. В их звучание впервые добавлена азиатская дойра — большой бубен, умеющий слегка подвывать.

«Мы работали, как рабы на галерах, — признается бас Владимир Маторин, поющий Галицкого. — Премьеры в мае-июне очень кровожадны: это же отсутствие витаминов, ЕГЭ, огороды…»

Валерий Гильманов объясняет, что, по задумке Любимова, его хан Кончак — настоящий Лис («Поэтому я весь «отделан» лисьим мехом», — поглаживает он свой воротник). Увы, самой знаменитой арии Кончака «Здоров ли, князь?» в спектакле нет — ее заменила редко исполняемая песня, в которой хан упивается жестокими убийствами женщин и детей: «У трупов звери и птицы кишат»…

Светлана Шилова, исполняющая Кончаковну, жалеет, что безжалостно выкинут их с княжичем любовный дуэт. Зато Любимов чрезвычайно эффектно поставил ей каватину «Меркнет свет дневной», где, томно призывая любовника «Где же ты, милый мой?», страстная дочь своего отца время от времени хлещет по земле убойной половецкой плеткой. В этой пронзительной лаконичной детали — такой узнаваемый Любимов. Как и в сцене, где огромный наглый пьяный медведь Галицкий забавляется с напуганной голоногой девчонкой-подростком, словно кинутой ему на съедение прямо на стол. Как и в массовой сцене, где на заднике появляются человеческие тени, от гигантских до крошечных — как в «Десяти днях, которые потрясли мир». Впрочем, эту потрясающую цитату не грех использовать вновь и вновь.

Что касается какой-то особой идейности постановки и ее патриотического уклона — ну да, призывает князь Игорь (Эльчин Азизов) «Всеволода Великого, Рюрика и Давида, Мстислава и Романа, Ингваря да Всеволода» забыть смуты и раздоры и объединиться (это ранее не исполнявшийся монолог). Финальный любовный дуэт Игоря и Ярославны (Елена Поповская), крайне статичный, фронтально (устало?) поставленный и лишенный страсти, как в старых мультфильмах Иванова-Вано, ведет к рутинному хору с колоколами, славящими князей.

И вот тут, пожалуй, уже по-настоящему пожалеешь, что Юрий Петрович не замахнулся на сюжет столь же радикально, как его соавторы-композиторы — на музыку. Потому что только великодержавности нам сегодня и не хватало. Ну никак она сегодня не идеализируется, что ни отрезай, что ни пришивай.

Премьерные спектакли пройдут также 9 (в 14.00), 12, 13, 14, 15 июня (в 12.00 и 19.00), 16 июня (в 14.00).