СюжетыПолитика

Сахара Либре

Корреспондент «Новой газеты» прошелся по минному полю и увидел, как выживает самопровозглашенное африканское государство

Этот материал вышел в номере № 66 от 21 июня 2013
Читать
Корреспондент «Новой газеты» прошелся по минному полю и увидел, как выживает самопровозглашенное африканское государство

Фоторепортаж Дианы Хачатрян

Лагеря беженцев из Западной Сахары находятся на западе Алжира. Я лечу туда транзитным рейсом Москва—Франкфурт—Алжир. В Германии мой рюкзак тщательно досматривают в отдельной комнате. «Вы отправляетесь в Алжир, на территории которого действует экстремистская группировка «Аль-Каида в странах исламского Магриба», — объясняет мне задержку у интроскопа полицейский.

История с досмотром вещей обостряется на внутренних рейсах Алжира. Здесь после многочисленных просмотров рюкзака через камеры, перед самой посадкой, у лестницы в самолет, меня останавливает полицейский. Раскрывает рюкзак. Достает оттуда вещи. Следующий — ощупывает меня. И только потом пускают в самолет.

В аэропорту Тиндуфа (ближайший лагерь в 20 км) меня встречает представитель Фронта ПОЛИСАРИО в России Фадель Али Салем. Это военно-политическая организация, которую 40 лет назад создали студенты, чтобы защищать права и интересы коренного населения Западной Сахары. Бойцы фронта возглавляют правительство в изгнании. Они — социалисты и партизаны, которые в ходе многолетней войны за независимость от Испании, Мавритании и Марокко всегда нападали первыми.

Я и Фадель садимся в «африканский» внедорожник и отправляемся в страну, которой нет на политических картах мира многих стран, в том числе России. Попасть на территорию лагерей — журналистская удача. Ежегодно фронт приглашает журналистов всего мира на свой день рождения. Но я решила не ограничивать поездку праздничным торжеством, а пожить под одним небом с беженцами семь дней.

Судьба и история западносахарского народа уникальна. Его разделяет «марокканская стена». По одну сторону песчаных окопов живет 80 тысяч сахарцев и 200 тысяч марокканцев. Это историческая территория Западной Сахары, которую, как утверждает коренное население, 34 года назад полностью оккупировало Марокко. По другую — 160 тысяч сахарцев. Они ютятся на западе Алжира в лагерях беженцев.

Дорога в никуда

Впереди нас — алжирская полицейская машина с сиреной, сзади — гвардейцы фронта. Перемещаться без сопровождения иностранцам запрещено. «В 2011 году террористы из Мали похитили трех европейцев, которые работали в гуманитарных организациях на территории лагерей, — рассказывает мой проводник. — После этого инцидента мы усилили охрану». Фадель бегло изъясняется на русском языке. Он, как и многие другие сахарцы, получил высшее образование в СССР: учился в Краснодаре, закончил аспирантуру РУДН.

Пустыня — это ветер с песком и звезды, которые опускаются до земли. Мы останавливаемся в общежитии для иностранцев, которое охраняют бойцы ПОЛИСАРИО. «Ола!» («Привет!».Д. Х.) — на пороге меня по-испански приветствует хозяин заведения — Мохаммед, лысый мужчина с раненным на войне глазом. Сахарцы, или, как их еще называют, сахрави (принадлежат к различным этническим группам арабоберберского происхождения), борются за свою независимость 40 лет. Шестнадцать из них — с автоматом в руках. Все беженцы, включая женщин, в свое время прошли боевую подготовку. Жизнь для них — война. Сейчас, правда, информационная.

Государство в государстве

Лагеря беженцев административно делятся на 5 округов. Самопровозглашенное государство существует за счет гуманитарной помощи, так как почти ничего не производит, а его историческая земля, богатая природными ресурсами, находится под оккупацией. Во главе САДР стоит президент, по совместительству — генсек фронта. Он, как и остальные представители политического истеблишмента, живет на территории лагерей.

«Когда мы сюда переехали — здесь не было ничего, — вспоминает Фадель. — Мы заасфальтировали дорогу из Тиндуфа, пробурили артезианские колодцы, откуда стали получать воду, построили крупнейшую на континенте птицефабрику». Сегодня лагеря беженцев выглядят как поселки городского типа. При каждом из них есть ткацко-швейные мастерские, больницы, спортивные и языковые школы, детские сады, техникумы, библиотеки, книгоиздательство и даже интернет-кафе. В лагерях распространено микрокредитование малого бизнеса. Государство выдает гражданам займы (до 1000 евро) под несущественные проценты. «Мы стараемся перейти на самообеспечение везде, где это возможно, так как на одну гуманитарную помощь, например, 1 кг сахара в месяц на человека, нам не прожить», — подчеркивает Фадель. По данным ООН, 35% сахарских детей страдают от хронического недоедания.

Дышать песком

Мы идем гулять по лагерю Смара. Пустыня здесь каменистая. Дома построены из глины. Навстречу нам из-за угла выезжает грузовик, за рулем которого сидит племянник Фаделя. Он развозит питьевую воду, которая бесплатна, как и все государственные товары и услуги в САДР. Сахарцы не без помощи иностранцев научились превращать соленую воду, находящуюся в недрах Земли, в пресную.

В госпиталях САДР есть все необходимое современное оборудование, и даже функционируют лаборатории по изготовлению лекарств. Основная жалоба сахарцев — острые респираторные заболевания. «Мы всю жизнь дышим песком», — отмечает доктор. Он, как и остальные его коллеги, получил образование на Кубе.

Наш следующий пункт остановки — министерство информации, где расположены редакции информагентства, телевидения, радио и газет. «Почти всю технику мы подобрали у испанцев. Они готовились выкинуть ее на свалку», — рассказывает директор местного телеканала.

Профессия журналиста в Западной Сахаре престижная и относительно высокооплачиваемая. «Народ уважает журналистов, как военных», — подчеркивает он. Два сотрудника телеканала — спецкорреспонденты на оккупированных территориях — заплатили за свободу слова своей личной свободой. В 2010 году 30 тысяч сахарцев установили 8 тысяч палаток в нескольких километрах от захваченного Марокко города. Однако через месяц протестный лагерь был жестоко разогнан. Королевство обвинило двух журналистов в организации акции. Одному из них они дали 30 лет заключения, другому — пожизненный срок. По данным фронта, в злополучный день 36 сахарцев были убиты, 723 — пропали без вести и 163 — арестованы.

Школа выживания

Мы заходим в школу имени Симона Боливара, где идут выпускные экзамены. Маленькие сахрави учатся по европейской системе, изучают кроме своего родного — диалекта арабского (хасания), английский, французский и испанский языки. В Сахаре преподает молодежь, которую не смущает отсутствие понятия «зарплата» в стране. Учителя получают помощь от государства — 100 долларов раз в три месяца. «Работа на государство носит добровольческий характер. Это наш долг перед страной», — говорит Фадель. Мой проводник уверен, что сахарцы готовы к жизни после обретения независимости. «Мы подготовили все необходимые институты и кадры», - резюмирует он.

Стены школы украшают флажки и плакаты. Экзамены в Сахаре — праздник. Повсюду висят портреты юных национальных героев, погибших на войне, известной правозащитницы-политзэка и президента. На обед ученики получают пакет с едой: сок и бутерброд. Учителя, одетые в пестрые одежды с бейджем на груди, едят в отдельной комнате: мужчины и женщины раздельно. На столах: верблюжье мясо, французский багет, который сахарцы пекут сами, и чашка с водой для мытья рук. Соседняя комната — кухня. Здесь преподаватели стряпают себе ужин. На полу сидят женщины: готовят картошку-фри с верблюжьим мясом.

В комнате отдыха сахарки, расположившись на подушках по всему периметру зала, пьют чай. На низких алюминиевых столиках стоят разнообразные духи, которыми, согласно древней традиции, женщины «угощают» гостей — предлагают надушиться. Сахарская церемония чаепития способна загипнотизировать. Напиток, который лучше других утоляет жажду, беженцы готовят исключительно на костре. Очень крепкий и сладкий чай они переливают из одной граненой стопки в другую — пока не остынет. Затем — разливают его по стаканам. И так — три раза. Считается, что первый стакан символизирует горечь жизни, второй — сладость любви, третий — мягкость смерти.

Машина №13

В ходе войны сахарцам удалось отвоевать у марокканцев небольшую часть Западной Сахары. Одна из освобожденных территорий — Тифарити находится в 400 км от лагерей беженцев. Мы едем туда на праздник, посвященный 40-летию фронта.

Просыпаемся в 5.30 утра. В полной темноте пакуем чемоданы, так как единственный источник электричества в Сахаре — солнечные батареи разрядились за вечер. Мы садимся в джип и отправляемся на точку сбора. Там нас ждут еще 19 машин и 50 автоматчиков. Мой второй проводник — Лехбиб Махжуб, которого русские однокурсники за труднопроизносимость имени окрестили Филиппом, вернулся в 1991 году в Сахару, чтобы принять участие в референдуме. «Я думал, что завтра просн в Тбилиси усь на родине, а в итоге — уехал обратно в Россию», — рассказывает он. По-русски Филипп говорит с грузинским акцентом, так как учился на инженера в Тбилиси. В лагере он преподает строительное дело. Зарплату получает от иностранных неправительственных организаций. Редактор русской версии информагенства Sahara Press Service Катерина Ермакова рассказывает, как в январе иностранцев, которые работают в гуманитарных организациях, экстренно эвакуировали с территории лагерей. Тогда в соседнем Мали начались боевые действия, а в Алжире боевики связанной с «Аль-Каидой» группировки «Подписавшиеся кровью» захватили в заложники несколько сотен алжирских и иностранных сотрудников нефтеперерабатывающего завода. В ходе операции погибли 37 иностранцев. «Мне позвонили и сказали: собирайся, вечером у тебя самолет», - вспоминает Катя

Дорога в Тифарити занимает 12 часов. Асфальт заканчивается через час после начала пути. Дальше — бездорожье. За окном миражи и верблюды, которые пасутся у песчаных акаций. Поездка на освобожденные территории не для слабонервных. Мы едем в машине под номером «13» на скорости 120 км в час по бугристым пескам. Пыль стоит столбом. Все кашляют и подпрыгивают, а молчаливый водитель натягивает тюрбан на свой орлиный нос.

Остановки по личному желанию в пустыне запрещены: мы справляем нужду по общей команде. Местные мужчины делают несколько шагов вперед и падают на колени, женщины и мужчины-иностранцы — пускаются на поиски колючих кустов. «Елла, елла!» («Давай, давай!» —Д. Х.) — кричат бойцы ПОЛИСАРИО нам вслед и расходятся по машинам.

Следующая остановка в два часа. Мужчины склоняют голову к песку, чтобы воздать дань Богу. Сахарцы (в прошлом кочевники) молятся там, где придется. Их не смущает ни присутствие иностранцев, ни женщин в одной комнате с мужчинами.

Островок свободы

Тифарити — это военный городок. Местных жителей тут немного, служба в армии добровольная. В магазине можно найти консервы с тунцом, печенье и зажигалки, у стен музея — поймать вай-фай. Нас заселяют в гостиницу, состоящую из типичных арабских маленьких комнаток, бирюзовых дверей и внутреннего дворика. Выходить оттуда можно только с проводником. Из опасений, что на жилую территорию могут попасть марокканцы, военные тщательно проверяют документы местных жителей.

Парад по случаю праздника начинается в обед (сахарцы любят поспать) и напоминает съемку голливудского боевика. Несколько тысяч солдат (и это только маленькая часть сахарской армии) маршируют в дымке пыли, четко отбивая шаг. Затем разворачивают рукопашные бои на песках, постановочно нокаутируя друг друга. По окончании мероприятия выступает президент САДР. Он правит страной, которую признало 83 государства, уже 37 лет.

На вечер у нас запланирована встреча с премьер-министром. «Из страха, что молодежь однажды пожелает перейти к радикальным действия, мы уделяем большое внимание образованию и профессиональной подготовке. Старшее поколение пытается донести до них, что единственно возможный путь разрешения конфликта — дипломатический», — делится своими опасениями он. Мы отправляемся в отель. Ужинаем испанской тортильей, пьем чай и ложимся спать. Мужчины и женщины вместе, на ковре.

С утра пораньше мы возвращаемся в лагерь. На середине пути караван резко тормозит. Военный обегает все машины, переговаривается с водителями. «Что случилось?» — спрашиваю я. «Это марокканская стена, — указывает мне на окопы в 100 метрах от нас Филипп. — Мы сбились с пути (дороги как таковой и не было — только следы от шин.Д. Х.) и приблизились к ней, сейчас вырулим обратно».

Длина «марокканской стены» — 2400 км. На подступах к ней зарыты 5 млн мин. Ограждение от сахарцев, которое обходится королевству в 4 млн долларов в день, марокканцы строили семь лет. «Деньги на обслуживание стены Марокко получает от европейских союзников. Они перечисляют их на борьбу с нелегальной иммиграцией», — рассказывает директор «Национального музея Сопротивления» Мохаммед Улейда. По мнению сахарцев, расходы на «стену позора», которую охраняют несколько тысяч военных и полицейских, рано или поздно приведут королевство к экономическому коллапсу

Один день в сахарской семье

Мой последний день в Сахаре проходит в семье Фаделя. Я просыпаюсь под звуки молитвы, раздающиеся из громкоговорителя, и блеяние козленка. Сахарцы разводят овец и коз. Скот ест все, вплоть до бумаги и пластика.

На календаре пятница — религиозный праздник, выходной. В этот день местные жители наряжаются в праздничные одежды и идут в мечеть. В повседневной жизни мужчины носят туникообразную рубаху белого цвета и тюрбан. Женщины — «мелафху»: огромный кусок ткани пестрых цветов, который они незатейливо обматывают вокруг себя и натягивают на голову. Выходя на улицу, они надевают зимние перчатки. Сахарки прячут лицо от солнца: закрывают платком рот и нос, носят большие солнцезащитные очки. В руках каждой беженки обязательный аксессуар — сумка-клатч.

Общество обязывает женщин по достижении совершеннолетнего возраста покрывать голову. Однако, несмотря на это, женщины САДР чувствуют себя более свободно, чем в соседних мусульманских странах. Они, например, имеют право подать на развод, свободно общаться с мужчинами, обучаться в автошколах и работать. Среди министров, депутатов и губернаторов много женщин.

Наиболее обеспеченными в лагерях считаются те семьи, чьи родственники подрабатывают в Испании. Мы отделяем правительство Испании от народа», - говорит Али Салем, - Рядовые испанцы присылает нам тетрадки, продукты, хозтовары, принимают наших детей к себе в гости на лето». По мнению беженцев, Испания ответственна за них перед историей. «Если бы они организовали вовремя референдум – известных печальных событий не было бы», - сетует Али Салем.

Вечера члены семьи проводят вместе. Они сидят в одной комнате на полу, пьют чай, играют в домино, подтрунивая друг над другом: у женщин нет никаких секретов от мужчин. На ужин жена Фаделя готовит верблюжье мясо и традиционное блюдо — «кус-кус». Его принято есть руками, сворачивая в ладонях в комки. В качестве напитков мне предлагают кока-колу и верблюжье молоко. По вкусу оно напоминает кефир, разбавленный водой.

С улицы раздаются сигналы автомашин. По лагерю с радостными возгласами и флажками с надписью: «Sahara Libre» проносятся джипы с молодежью. Сегодня особый день для сахрави: к ним на пять дней приехали родственники с оккупированных земель. Самолеты с разлученными членами семей, которые организует Комитет ООН по делам беженцев, летают два раза в неделю. Однако, чтобы попасть в список, нужно выстоять длинную очередь. «Мои родители умерли, так и не встретившись друг с другом», — говорит Али Салем.

Близится вечер. Мы собираемся в аэропорт. Я прижимаю к груди 8-летнюю племянницу Фаделя, в руках которой тают «Аленки», купленные мною в дьюти-фри, и плачу. Мне хочется забрать ее с собой: показать ей море и карусели, купить ситцевые платья, но караван автомашин резко трогается в путь. Застаем закат. В пустыне, где время останавливается, а понятие пространства теряет свою силу, он необыкновенен. Мы будто катимся по круглой поверхности розовой земли: вокруг ни души, ни признаков цивилизации.

Я вспоминаю открытость и гостеприимность сахрави. Вспоминаю, как дети радуются дефицитному в пустыне шоколаду, а партизаны ПОЛИСАРИО любят после обеда поспать. Я вспоминаю рано стареющих из-за трудных условий жизни и сильно напудренных женщин, которые жестом просят показать на экране фотоаппарата снимок, сделанный тобой. Они построили на голом месте город, соорудили из подручных средств — палок и кусков своих платьев — палатки, пока мужчины воевали.

Семь дней в пустыне я чувствовала их свободу. Свободу внутри себя, своего дома, государства и мира. Многие из сахрави родились в лагерных условиях и не знают иной жизни. Однако научились выживать, а главное — ждать.

По возвращении в Москву мне скажут, что у Марокко есть своя правда, народа Западной Сахары не существуют, а претензии беженцев к королевству сродни желанию Тувы отделиться от России. Я промолчу, а про себя подумаю: пустыня создана для свободы.

shareprint
Добавьте в Конструктор подписки, приготовленные Редакцией, или свои любимые источники: сайты, телеграм- и youtube-каналы. Залогиньтесь, чтобы не терять свои подписки на разных устройствах
arrow