Среди 17 отобранных в конкурс картин нет работ мегарежиссеров, нет и кинозвезд. Впрочем, на открытие представлять зомби-апокалипсис «Война миров Z» приезжает Бред Питт. На презентации фестиваля в Каннах отборщики обещали программу, «актуальную для современного кинематографа». Так ли это, выясняем у Андрея ПЛАХОВА, который после перерыва вновь стал председателем отборочной комиссии.

— Хороший отборщик — это не только понимание кино, но и способность к смене направлений, интуитивное ощущение перспективы.

— Да, но наша небольшая комиссия состоит из профессионалов, давно вместе работающих. При этом есть некоторое разделение функций и предпочтений. Евгения Тирдатова предпочитает англоязычные регионы, от Австралии до Великобритании и США. Кирилла Разлогова притягивают Дальний Восток, Корея, Гонконг. Кстати, будет специальная программа нового корейского кино. Шепотинник любит Италию.

— А что любит Плахов?

— В этом году полюбил Португалию. Я вообще люблю «горячие точки» — страны, где происходит взрыв кинематографической энергии. К примеру, когда я начинал работу в профессии, меня влекло итальянское кино. Я учил язык, писал диссертацию о Висконти. Тот кинематограф действительно был великим. Потом мой интерес ослабел. По сравнению с итальянской классикой новое кино, даже безусловно талантливый Соррентино, — несопоставимые вещи. Отток пассионарной энергии очевиден. Вообще интересно наблюдать за процессом эстетических приливов и отливов в море мировой кинематографии. Это живые процессы.

— Но какое же португальское кино мы увидим?

— Cпецпрограмма «Португальская эйфория» посвящена новым явлениям. Будет один из последних фильмов патриарха Мануэла ди Оливейра, которого у нас совершенно не знают. Картина «Странная история Анжелики». Есть фильм «Исторический центр», сборник из четырех новелл Аки Каурисмяки, Оливейра, Педру Кошта, Виктора Эрисе — о Гимарайнше, древней столице Португалии. Кстати, этой культурной столице Европы посвящен и фильм «3x3d», созданный тремя выдающимися режиссерами: Жаном-Люком Годаром, Питером Гринуэем, Эдгаром Пера.

— А что обещает собственно конкурс?

— В нем швейцарская «Рози» — современная драма. Польский «Дорожный патруль», криминальная психологическая драма, работа острая, яркая. Автор — надежда польского кино Войцех Смаржовски, которого называют новым Анджеем Вайдой. Три российских фильма: «Роль» Лопушанского, «Иуда» — экранизация повести Леонида Андреева «Иуда Искариот». И самый неожиданный фильм — «Скольжение» Антона Розенберга, снятый вне госструктур. Триллер о коррумпированности, об оборотнях в погонах отслеживает взаимоотношения между различными ведомствами, сражающимися с наркоторговлей. Картина сделана в стилистике постдогмы. Будет интересная голландская картина «Маттерхорн» Дидерика Эббинге, остроумная комедия, посвященная проблеме человеческого одиночества. Но фильм может вызвать скандал на фестивале: в нем прослеживается гомосексуальная тема.

— Значит, и вы — в тренде мирового кино?

— Я бы сказал, в «тренде» современной жизни и ее проблем — нравится кому-то это или нет. «Маттерхорн» взят не за «пикантность», а потому что это сильный эмоциональный фильм. В Роттердаме, где был показан вне конкурса, он получил приз публики. Голландское кино тоже в фокусе нашего внимания. Я подготовил посвященную ему программу «Малые голландцы».

— Какие новации на фестивале?

— Главная новость — отказ от второго конкурса «Перспективы». Надеемся, что единственный конкурс аккумулирует все лучшее, не будет ощущения «второго состава».

— От чего зависит уровень основной программы? Почему не удается собрать мощный конкурс?

— От общего уровня киносезона, от того, что удается «достать».

— А нынешний год для мирового кино — сильный, на твой взгляд?

— Во всяком случае, после Каннского фестиваля понятно, что кино не умерло, продолжает развиваться. Программа оказалась интереснее, чем я предполагал. И появление фильма Кешиша подняло планку вверх.

— Жаль, что его «Жизнь Адель» не покажут.

— Да, продюсеры передали, что режиссер продолжает работу над фильмом. Тем не менее мы покажем сразу несколько работ из каннского конкурса. Прежде всего в синефильской, самой раскрученной фестивальной программе Петра Шепотинника «8 с половиной». В ней будет и «Эли» Эскаланте, и «Прикосновение греха» Чжанкэ.

— ММКФ, хотя формально и относят к фестивалям класса «А», показательно отстает от первых фестивалей мира. Есть ли какие-то идеи по реорганизации? Как сделать его более уважаемым, сломать стереотип пренебрежения у публики?

— Само понятие класс «А» уже устарело. Первые фестивали мира — Канны, Берлин, Венеция. И еще Торонто, который вообще не входит ни в одну категорию, но по своему влиянию — среди главных. Иногда к этой группе относят фестиваль в Санденсе. Иногда фестиваль в Пусане. Остальные фестивали, формально входящие в группу «А», такого влияния не имеют: в Локарно и Сан-Себастьяне, Карловых Варах, Шанхае… Примерно десяток.

— И какое среди них место у ММКФ?

— С одной стороны, ММКФ — фестиваль прежде всего для московской публики. Есть стремление познакомить зрителей с наиболее интересными явлениями современного кино. С другой стороны, форум должен встраиваться в систему фестивального движения, занимать свою нишу. Сложно сочетать обе задачи.

— Фестиваль — это же не только программа, но и приглашение большого количества гостей — известных в мире кинематографистов, а не только участников съемочных групп. Это звезды. Тысячи журналистов со всего света. Это более массовые показы. Ведь отличная программа документального кино вообще идет в небольшом зальчике.

— Конечно, проблем много. Начнем с того, что у ММКФ нет помещения, которое было бы адекватно его амбициям. В его истории был момент, когда фестивальное движение находилось в иной стадии, и у нас был шанс конкурировать с самыми мощными форумами. Но момент был упущен. Пока Московский фестиваль слабел, этим воспользовался фестиваль в Карловых Варах, практически заполнив нишу восточноевропейского кинопоказа. А тем временем произошла окончательная коммерциализация, распределение сфер влияния, и пропал интерес к России. Тем не менее поиски своей ниши необходимы. И связаны они прежде всего с развитием кинопроката. Российский рынок — развивающийся. Есть возможность заинтересовать кинематографистов и кинобизнес. Для этого должен быть создан механизм продвижения фильмов, которые привозят на ММКФ. Чтобы участие в фестивале давало импульс коммерческой судьбе фильма.

— Пока победители приобретают лишь «Золотого» или «Серебряного Георгия», а сам фестиваль больше походит на городской форум.

— Вот «Торонто» сочетает обе задачи, не задумываясь, какой он буквы: «А» или нет? Все билеты выкуплены еще до начала фестиваля, а с другой стороны — это трамплин для продвижения фильмов на американский рынок. У нас тоже создана бизнес-площадка, но пока еще нет качественного сдвига. То же касается приглашения иностранной прессы.

— А президент Никита Сергеевич не влияет на состав конкурсных «игроков»?

— Не помню, чтобы что-то запрещалось или навязывалось. Естественно, как руководитель фестиваля, он может что-то предложить. Например, недавно он был в жюри на фестивале в Шанхае, ему понравился один фильм, который не получилось наградить. Мы посмотрели этот фильм и взяли его в голландскую программу. Михалков имеет настолько обширные международные связи, что хотелось бы, чтобы это больше использовалось для развития фестиваля.

— Интересно, получит ли Бред Питт приз Станиславского «Я верю»? Одна звезда первого ряда — это смехотворно мало. Мы же видели, как в Каннах на дорожке одна «звезда с другой говорит».

— Ты же знаешь, что звезды приезжают в Канны в основном с фильмами. И по-настоящему звездные картины отправляются прежде всего в Канны, а не в Москву. Пока что.

— Ты уходил, не работал на фестивале. Теперь вернулся. Почему?

— Тут сцеплено несколько обстоятельств. Я начал заниматься новым Международным кинофорумом в Петербурге, проектом, поглощавшим все силы. Там мог возникнуть конфликт интересов с ММКФ. Сейчас тот проект прекращен. И когда меня снова пригласили на ММКФ, я вернулся в надежде, что нам удастся показать Москве хорошее, качественное кино. Учитывая крепчающую хватку цензуры и коммерциализацию проката, таких возможностей у зрителей оказывается все меньше.