Петр Великий сыграл в истории России такую же решающую роль, как Бисмарк в Германии. Так меня учили в школе, и хотя историки, похоже, считают своей главной задачей постоянный пересмотр истории, в данном случае, как мне кажется, предпосылок к пересмотру нет.

Петра Великого отличало исключительное стремление к познанию, своего рода интеллектуальное любопытство. Страны Западной Европы, и не в последнюю очередь Нидерланды, вдохновили его на модернизацию России. Однако свои реформы он проводил столь решительно, что сопровождались они несправедливостью и насилием, которые нам теперь кажутся неизбежными. Та часть населения, которая строго придерживалась «традиционных ценностей», считала себя обделенной вниманием.

Важно отметить, что спор консерваторов и модернизаторов продолжается в Европе и до сих пор.

В Нидерландах, например, неприятие Европейского союза, космополитизма, ислама и привилегированной элиты нередко объясняют как своего рода протест против модернизации, против изменений, которые представляются навязанными.

Закон, запрещающий «пропаганду» гомосексуализма среди несовершеннолетних, принятый недавно в России, тоже можно трактовать как реакцию на модернизацию, своеобразное «нет, еще не пришло время».

То, что в Нидерландах толерантное отношение к гомосексуальности уже вполне стало «традицией», а в России еще воспринимается как нечто новое, говорит не о том, что эти страны находятся в разных фазах развития, а скорее о том, что понятие «модернизация» относительно, и оно часто принимает самые разные формы.

Остается открытым вопрос, возможна ли насильственная модернизация. В семидесятые годы прошлого века шах Реза Пехлеви попытался провести в Иране реформы силой и с небывалой жестокостью. Результатом стала консервативная революция аятолл, которые быстро расправились со светскими «новаторами», революционерами, боровшимися вместе с ними против шаха.

Многие голландцы воспринимают европейскую интеграцию, включая введение единой валюты, как современную блажь, которая рано или поздно прекратится, потому что обществу нельзя ничего навязать искусственно.

Лично я более оптимистически взираю на «Европейский проект», прежде всего потому, что Брюссель и Франкфурт, в отличие от иранского шаха, проводят свою политику с учетом разных мнений и не используют огнестрельное оружие в качестве аргумента.

Ни государственные, ни межгосударственные органы не могут никого заставить отказаться от своего традиционного уклада жизни, но вместе с тем и консервативное общество не может запретить отдельной личности жить по-современному. Как бы им ни хотелось помешать модернизации «разрушать» традиционную общину.

Убеждение, что общество почти никогда нельзя изменить насильно, обычно приводит к тому, что государство оставляет своим гражданам как можно больше свободы выбора.

Не должно быть не только государственной религии, но и государственной сексуальной ориентации.

Страну, в которой государство навязывает гетеросексуальность, вполне можно назвать репрессивной.