Отравлен хлеб, и воздух выпит. Как трудно раны врачевать! Но тут, ребята, не Египет, И не Стамбул, …………….. мать! Осип Мандельштам. Из черновиков
Реакция — опыт, сводящий с ума, но в ум возвращающий вскоре. Реакция — это глубокая тьма, бездонное черное море, и тайная слежка за каждым словцом — почувствуй себя виноватым! — И склока с коллегой, соседом, отцом, собою, ребенком и братом. Реакция — это уснувшая честь и злоба, которая будит; презренье к Отчизне, которая есть, и трижды — которая будет; реакция — это стрельба по своим, сомнение в правде и Боге, и общее внятное чувство «Горим!» — и чувство, что связаны ноги; привычка смириться, а то и поржать, когда пред тобой святотатство; желанье уснуть, и желанье бежать, и тут же надежда остаться. Сам воздух кричит: «Никого не жалей, не верь, не надейся, не помни». Такое полезло из темных щелей, из чертовой каменоломни, такие суконные рожи грозят — бездарность, безмозглость, сенильность, — что, кажется, их не загонишь назад: они уже тут поселились. Реакция — это от гнили черно, днем стыдно, ночами тревожно; реакция — это нельзя ничего, и рвет от всего, чего можно; реакция — это отравленный хлеб, вниманье к сигналам, приметам, безвыходный морок, который нелеп — и все же ужасен при этом; реакция — все разъедающий страх, подобье оброка и дани, который ужасней расстрелов и плах, поскольку он длится годами. Не ведает спасшийся, что спасено, и смотрит на зеркало тупо. Реакция — это утрата всего, что вас отличает от трупа. Когда-нибудь это, конечно, пройдет, но в бездне сплошного распада едва ли спасется и выживет тот, кому этой вони не надо. Наверное, четверть, а может быть, треть, и тех-то едва созовете. В огне хоть чему-то дано уцелеть, но что уцелеет в болоте?
И главное — трепет на самом верху и ниже, в разлившейся луже: ах, только б не хуже, ах, только б не ху… Скажите: чего бы вам хуже? Каких вам еще запрещений и пут, и чисток в нечетные числа? Вас только что в скрепу еще не гребут, и то из брезгливости чисто. Похоже, что лысый как в воду глядел, не брать нас в расчет предлагая. И кажется всем, что еще не предел, что жизнь еще будет другая… Мне прятаться поздно. Я, в общем, изгой, отмеченный тайною метой, и я говорю, что не будет другой, — вы так и подохнете в этой. Пускай на меня с удивленьем воззрят — о эта упертость баранья! — но нужно, чтоб кто-то сказал: невозврат. Живущий, оставь упованья. Довольно томиться в тупом мандраже. Считайте, что нас перебили. Того, кто сказал себе это, — уже не сделать союзником гнили, с руки не кормить, не загнать за Можай, не вымазать в тине злодейской.
Желающий ехать — быстрей уезжай.
Желающий действовать — действуй.
