фото - Анна Артемьева

Скандал, спровоцированный Александром Хинштейном, вступившим в борьбу с книгой Сильви Беднар «Флаги мира для детей», можно было бы считать курьезом, если бы последствия не казались такими опасными. Еще недавно казалось невероятным, чтобы книжные магазины, вместо того чтобы радоваться дополнительной рекламе своему товару, будут в страхе отсылать его назад в издательство, прозевавшее новые цензурные веяния и пропустившее строки о крови, «пролитой литовским народом в борьбе с русскими и германскими завоевателями». Повеяло временами, когда за границу утекали сначала книги, а потом и писатели. «Новая» решила из первых уст услышать резоны, по которым издание объявляется врагом народа, а также узнать, какая книга становится другом человека. Разговор происходил в магазине «Москва», также поддавшемся панике.С этой истории и начали.

— Давайте возьмем эту книжку и абстрагируемся от того, что я член «Единой России», поверьте, если бы я был членом Координационного совета оппозиции, КС не так бы возмущался тем, что я написал в своем Twitter (свои очевидные реплики выношу за скобки.—О. Т.).

Мы имеем перед собой в первую очередь очевидную ложь. Объясняю: ни в одном источнике, издательство «КомпасГид» это вынуждено признать, не указано, что красный цвет на знамени Литвы — это цвет крови, пролитой в боях с русскими и немецкими завоевателями. Везде написано, что это кровь, пролитая за свободу. Таким образом, в книге для российских детей иностранный автор сознательно или несознательно, мы этого не знаем, пишет неправду.

Эта неправда вряд ли позитивно отражается на сознании ребенка. Ведь очень важно, что он читает в детстве. Строчки Высоцкого «Если нужные книги ты в детстве читал» — это про нашу сущность. Мое сознание сложилось довольно рано, поскольку я начал читать в четыре года. И я понимаю, что в глазах четырехлетнего ребенка русская армия не может представать армией оккупантов. Детское сознание не в состоянии исходить из таких посылов.

Мы ведь своих детей от многого ограждаем, мы же не рассказываем им в пять-шесть лет о том, как происходит половой процесс. И кто бы там ни выступал за свободу слова, я никогда не соглашусь, чтобы дети читали в книгах, воспринимая это как норму, про однополые браки.

Я обратился в посольство Литвы с просьбой дать их оценку ситуации. Как вы думаете, какой она будет? Позитивной?

— Официальная? Вряд ли.

— А тогда, простите, что же это за такое самоуничижительное отношение к своей истории? Почему мы должны смотреть на процесс необъективными глазами другой страны? Мы что, литовских детей воспитываем?

Мы воспитываем наших детей. И я бы, кстати, не хотел, чтобы литовских детей воспитывали в ненависти к их самому большому соседу, имеющему ключевое значение для жизни маленькой Литвы (посмотрите соотношение экспорта и импорта)… Почему литовские дети должны, глядя на свой флаг, вспоминать про русских завоевателей? Мы же, говоря сейчас о Татарстане, не вспоминаем про 300 лет ига? И это очень хорошо. Конечно, дети вырастут и узнают, что в соответствии с Хельсинкским соглашением 1975 года, к которому присоединились 33 страны Европы, а также Соединенные Штаты и Канада, целостность границ по состоянию на сентябрь 1945 года признана нерушимой и суверенной и ни о какой оккупации Литвы говорить нельзя, но их сознание с детства будет отравлено ложью.

—А отрывать руки-ноги издателям и изымать не понравившуюся книгу из продажи—это, по-вашему, полезная воспитательная мера?

— Упаси господь, я всерьез не требовал изъятия книги из продажи! Мне как человеку, написавшему 8 книг, даже не могло прийти это в голову! Я лишь высказал свое отношение в «Твиттере» («Считаю, тираж книги нужно изъять и заставить переводчика с издателем его сжевать». — О. Т), написал прокурору Москвы и председателю Российского книжного союза, членом которого тоже являюсь, с просьбой дать оценку этому факту. Ни с одним издателем, чиновником или продавцом я не разговаривал. Большинство книжных магазинов самостоятельно приняли решение вернуть книгу в издательство.

—Значит, вместо разговора о книгах придется говорить об атмосфере страха, в которую все больше погружается страна.

— Почему? Можно и о книгах, в которых истоки этого страха анализируются. Я сейчас как раз начал работать над книгой о причинах развала Советского Союза и о том, можно ли было Советский Союз сохранить. У меня есть глубокое убеждение, что ни одна из сегодняшних концепций, объясняющих причины развала СССР, не является объективной: как та, что СССР был обречен, поскольку был империей с административной экономикой, так и концепция, что СССР развалили американские спецслужбы и их агенты влияния. Я задался вопросом: а был ли шанс сохранить страну? Какой запас прочности был с точки зрения экономики, валового продукта, объема экспорта, импорта, запасов сельского хозяйства, производства? Слава богу, еще живо большое число союзных министров, порядка 40 человек. Я начал встречаться с ними и у каждого спрашивать: оцените состояние вашей отрасли на 1988—1990 годы и ее состояние на 2007—2012-е, когда было лучше? И выясняется, по большинству показателей тогда было лучше… Я это к тому, как все непросто, но я по крайней мере пытаюсь ответить на вопрос: насколько все это было действительно обречено?

—Допустим, вас убедят, что запас прочности был большой. И что вы с этим выводом будете делать дальше?

— А дальше мы должны понять, что история движется по спирали. Мы сегодня переживаем общественно-политические процессы, смежные периоду перестройки, во многом возвращаемся в эпоху 1987—1990 годов. Посмотрите: идет очевидный раскол в обществе, рост протестных настроений, основные лозунги и основные требования, с которыми выступает оппозиция, сродни лозунгам того времени. И внешняя обстановка напоминает события 80-х годов — очевидное охлаждение отношений с внешним миром. Есть еще одна важная вещь: национально-территориальный принцип построения России ничем не отличается от принципа построения СССР. Почему развалился Советский Союз? И почему развал произошел в границах нынешних пятнадцати республик посредством одной бумажки? Разве у казахов-кочевников было больше прав на национальное самоопределение, чем у татар с их имперским прошлым? Потому что это было искусственное национальное деление, оставленное Сталиным. Если бы Хрущев не упразднил 16-ю союзную республику, Карело-Финскую, превратив ее в автономию, сегодня мы ездили бы в Петрозаводск и Кижи по шенгенским визам. И сейчас угроза государственности возрождается. И зная, чем закончилось тогда, мы можем предотвратить то, что происходит сейчас.

— Уж не о развале ли России вы говорите? Не его ли надеятесь предотвратить?

— Предотвратить развал России — задача масштаба общенационального, и одному человеку она явно не под силу. Но моя цель сделать так, чтобы люди, особенно молодое поколение, хотя бы задумались. Они ведь многого не знают из того, что было в 80-е годы на самом деле.

— К сожалению, молодое поколение книгмалочитает. А вы что читаете, разбираясь в этих материях?

— Ну в первую очередь мемуары, воспоминания очевидцев. Бесспорно, мемуары пристрастны, но когда ты накладываешь одни на другие, сравниваешь с документами, то получаются своего рода фототаблицы, как у следователя при опознании. Я понимаю, что выдвигаю версии, которые не являются истиной в последней инстанции. Но мне интересно переосмыслить какие-то исторические процессы, найти в них параллели с сегодняшним днем и более пристально рассмотреть те клише, которые были созданы или пропагандой, или кастовым сознанием.

—Что вы больше любите: читать или писать?

— Я люблю больше читать, но понимаю, что важнее больше писать. Я много работаю, на чтение остается вечернее время, командировки либо редкий отпуск. И в этом чувствую свою ущербность, появляется много литературы, которая проходит мимо меня. Тем не менее для меня все, что касается книги, носит особый характер. И сегодняшний мой выбор будет обусловлен тем, что у меня большая библиотека, тысяч 5—6 томов уж точно. Собирательство книг стало горячим увлечением еще в детстве. У отца с матерью к моему рождению были все основные собрания сочинений русской и зарубежной классики. Дома много читали, и я прочитал бесчисленное количество книг. Более того, я, как все дети из интеллигентных семей, чего-то там пописывал. И в моей жизни серьезное значение сыграл литературный клуб на Ленинских горах, куда я ходил в школьные годы начиная с пятого класса. Это один из самых светлых периодов моей жизни. Там я по крайней мере получил точное понимание того, что есть вкус, занимаясь литературоведением. Я и сейчас читаю биографические справки, предисловия, переписку, многое дающие для понимания писателя.

Вот, например, я долгие годы был депутатом от Нижегородской области, поэтому интересовался всем, что было связано через литературу с моим избирательным округом. Я знал, что Писемский имел отношение к маленькому городу Ветлуге в Нижегородской области. Помню, как нашел на даче товарища его четырехтомник. И в предисловии вычитал, что отец Писемского был там городничим, внес большой вклад в жизнь города. А из другого, уже специализированного издания, узнал, что именно Ветлуга — прообраз Нью-Васюков из Ильфа и Петрова. То есть, когда литература пересекается с твоей жизнью, это особенно интересно.

Вот, скажем.

Павел Санаев.«Хроники Раздолбая»(АСТ, 2013). Я ее уже прочел, и мне она скорее понравилась. Она описывает ощущения человека моего поколения, становление которого пришлось на период 1990—1992 годов, и мне было интересно сравнить наше понимание времени.

Сейчас наконец-то стала появляться литература о новейшей истории. Был период, годы 1994—1998-е, когда я остро чувствовал ее нехватку. Полки были завалены низкопробными триллерами или фантастикой. Книг, которые бы осмысливали тот же развал Советского Союза или современную действительность, практически не было. Теперь, слава богу, это изменилось. Не все удается прочесть, не все нравится. Например, взял роман Максима Кантора «Учебник рисования», но, прочитав 20 страниц, понял, что недостаточно интеллектуален для такой литературы. И у Сорокина остановился на «Голубом сале» — «День опричника», «Сахарный Кремль» читать не захотел, хотя призывы «Наших» спустить его книги в унитаз, конечно, не разделял. Каждый делает что хочет — кто пишет, кто читает.

Мария Степнова.«Хирург»(«Астрель», 2013)

Мне мой дядька ее очень рекомендовал. Я его вкусу абсолютно доверяю, он оказал сильное влияние на мое приобщение к книгам. Он, родители и педагоги из клуба на Ленинских горах. Помню, был юбилей клуба и нам с товарищем поручили пообщаться с его знатным выпускником, поэтом Вершининым, известным одной песней «Москва — Пекин». Приезжаем к черту на рога, начинаем спрашивать о жизни, однако поэт повторяет одну фразу: «Я помню Алексина, когда он ходил в коротких штанишках». Я тогда с ужасом подумал о том, что через 45 лет в памяти человека может остаться одно событие — Алексин в коротких штанишках.

Корней Чуковский. Собрание сочинений в 15 томах(«Терра — Книжный клуб». Т. 11).

У меня записано, что этого тома не хватает. Куплю для полноты собрания сочинений. Я их очень ценю, потому что там собирается все, что написал автор. Помню, в 4-м классе у нас был медосмотр психолога и он меня попросил назвать три желания. Я пожелал, чтобы родители были бессмертны, второе не помню, а третье — иметь собрания сочинений Конан Дойла, Майн Рида и Купера. Яркое воспоминание — мама получила отпускные, мы идем по Калининскому проспекту, заходим в Дом книги, а там как раз, что называется, «выбросили». Кто помнит: раз в день в общий зал приносили из букинистического отдела дефицит. Тогда это был 12-томник Жюля Верна. Один том у букинистов стоил 7 с полтиной, а на черном рынке 15 рублей. В общем, мама все свои 90 рублей отпускных и отдала за него. Ну и кроме того, для «книжника» — цельность подписки святое…

АлександрТерехов. «Каменный мост».(«Астрель», 2009).

Автора не знаю, поэтому в первую очередь смотрю на обложку. По оформлению могу определить характер книги. Здесь я понимаю, что она о периоде, мне интересном, — 40-50-е годы. Читаю аннотацию. «Бывший фээсбэшник проводит расследование трагической истории, случившейся много лет назад: в июне 1943 года сын сталинского наркома из ревности застрелил дочь посла Уманского и покончил с собой. Это роман-версия и роман-исповедь». Начинаю сомневаться. Я считаю, что есть четкая граница жанров. Или художественная литература, или документальная. Если это художественная, то ее документально-историческое содержание для меня теряет ценность, поскольку автор изначально декларирует, что он многое додумывает. Значит, я буду ловить себя на мысли о том, что не понимаю, в какой момент он рассказывает правду, а в какой придумывает. Мы же не строим свое восприятие Наполеона на том, как он описан Толстым в «Войне и мире». Или не судим о Сталине по тому, как его изображал актер Алексей Дикий. Сталину этот образ больше всего нравился, потому что Дикий был высокий, здоровый, а он маленький и рябой. Сталин, как подобает масштабному восточному тирану, лепил свой образ тщательно. Но мы же сегодня воспринимаем Сталина не в кинообразе Дикого, а исходя из того, что о нем знаем. Конечно, когда литература передает дух времени, это важно, но с исторической точки зрения «Война и мир» несоразмерима с «Севастопольскими рассказами». Короче говоря, «Каменный мост» не берем.

Дмитрий Быков. «Советская литература. Краткий курс».(«ПрозаиК», 2012).

Мне пока не нравится Быков как писатель. Я купил его роман «ЖД», опять же двадцати страниц мне хватило понять, что я недостаточно интеллектуален для этой книги. Но это цикл лекций о советской литературе, а мне это всегда интересно. Интересен литературный процесс, воспоминания его участников. В основном ХХ века. Борьба пушкинского «Современника» мне не так интересна, как противостояние «Нового мира» и кочетовского «Октября». Авторов прежнего времени, составлявших цвет советской литературы, я знаю практически всех. Мы выписывали много журналов, я до сих пор помню все первые публикации, особенно после 86-го года, когда вышла на свет «запрещенная литература». Помню даже, с чего все началось: 1986 год, журнал «Знамя», «Новое назначение» Бека. Думаю, смогу прочесть краткий курс по советской литературе, и мне интересно посмотреть, как ее препарирует Быков, с которым мы, понятное дело, идеологически не союзны.

Сью Таунсенд. «Публичные признания женщины средних лет».(«Фантом-Пресс», 2013).

Неплохая английская писательница, но купил ее, поскольку помню впечатления от «Дневников Адриана Моула» в журнале «Иностранная литература» еще до перестройки. Это короткие рассказы, а я люблю этот жанр. Недавно прочитал несколько сборников даже не рассказов, а миниатюр Дениса Драгунского с огромным удовольствием. Считаю, что талант отца в полной мере передался сыну. Всегда жалко, когда писатель не до конца раскрывает свой потенциал, как было с Виктором Драгунским. Обидно, что осталась незавершенной его книга о войне, начало прочитал с большим интересом. Я всегда смотрю, цепляет меня первая фраза или нет. Я ведь читатель с претензией. В свое время мог по запаху отличить книги одного издательства от другого. Скажем, «Правда» печаталась на газетной бумаге, а «Художественная литература» на полумелованной, и запах, и тактильные ощущения от изданий были совершенно разные. Поэтому я никогда не соглашусь, что цифра вытеснит книгу. Извините за простоту сравнения, но сексом можно заниматься по-разному, можно купить резиновую женщину и тоже назвать это сексом. Но как Виктор Черномырдин «формировался в атмосфере нефти и газа», так я — в атмосфере книжной пыли. Запах книги из моих самых любимых.

Кроме того, моя профессия связана, не скажу с литературой, но с творческой деятельностью. Как для человека пишущего, хотя я не писатель, — то, что я пишу, скорее, публицистика — главным мерилом мастерства является понимание того, что я так не напишу. Я никогда не напишу так, как написал свой главный очерк «Как я был первым» Анатолий Аграновский. Я его перечитываю раз в три-четыре года и на фоне Аграновского понимаю свою бездарность. Или вот нашел старую книжку Инны Руденко. Дочитываю каждый очерк и думаю: «Блин, почему же я так не могу!» Иногда по три дня сижу, придумываю первый абзац, первую строчку, а такой заход все равно не придумаю.

АлександрПанцов. «Дэн Сяопин». ЖЗЛ, 2013.

Слышал неплохие отзывы, да и фигура мне очень интересна, опять-таки созвучна моим занятиям книгой. «Китайская весна» поставила вопрос вопросов, по которому проходит демаркационная черта и в нашем обществе. Правильно ли Дэн Сяопин вывел войска на площадь Тяньаньмэнь, оправдана ли малая кровь во имя сохранения большой? Я считаю, что да, те, кто говорит о крови на литовском флаге, пролитой в борьбе с оккупантами, считают, что нет. Дэн Сяопин изменил облик Китая, и с моей точки зрения это определяющий фактор роли личности в истории. Мне интересно сопоставить их перестройку и нашу. Это из серии, как могло бы быть, если было бы…

Кроме того были куплены еще и эти книги: