Мы опомнились только тогда, когда под водой скрылись фары КамАЗа. «Ой, вода!» — это только когда в первый раз видишь, как асфальт уходит под воду. Потом уже: «А, вода…», и под конец: «Ура, вода!» Потому что дороги Амурской области мало чем отличаются от дорог в остальной России, а по затопленной грузовик идет все-таки мягче (потому что медленнее), без риска для людей, которые едут в кузове, прокусить язык лязгающими зубами.

Вместе с волонтерами «Амур13» возвращаемся из затопленных деревень. Туда решили добираться посуху — пришлось сделать крюк чуть не в сто километров. На обратном пути попытались срезать. Срезали, блин…

Вода и ночь скрадывают расстояния, искривляют пространство. И воды вроде немного было поначалу. Но почему-то показалось, что эмчеэсовцы, которые стояли двумя палатками и одним КамАЗом перед началом этой воды, снисходительно помигали нам вслед фонарем. И вот теперь ни земли, ни неба, ни дороги… Только вода. Долго, мучительно, по-черепашьи задним ходом продвигаемся обратно. Главное, не срулить с асфальта (который где-то там должен быть под речной водой). Срулим — уже не выберемся. Ну если только вплавь.

— Дядя, ты зачем туда полез? — спрашивали после у нашего водителя эмчеэсовцы. «Дядя», конечно, как и все мы, ничего вразумительного ответить не мог. У нашего водителя на телефоне уже целая подборка фотографий утонувшей и застрявшей в провалах грунта техники. Просто уже не страшно. За несколько недель к воде здесь привыкли настолько, что кажется, будто по-другому и не было никогда.

Наводнение такого масштаба на Дальнем Востоке местные и представить себе не могли, просто не верили. Не верили, когда появились первые сообщения МЧС о «большой воде». Здесь водой никого не удивишь: «большая река» (так переводится название «Амур» с древних языков местных коренных народностей) и ее притоки выходят из берегов регулярно. Не верили, когда 20 июля речка Уркан затопила поселок Ивановка Зейского района Амурской области. Не верили, когда 7 августа в шести субъектах: Амурской области, Республике Саха (Якутия), Еврейской автономной области, Хабаровском и Приморском краях — был одновременно введен режим ЧС федерального уровня. Не верили, когда эмчеэсовцы и местные власти уговаривали эвакуироваться из находящихся в зоне потенциального затопления поселков и деревень. Властям здесь вообще не верят. Тотально.

— Мы думали, что за фигня? К тому моменту еще даже Владимировку (поселок под Благовещенском. — З. Б.) не подтопило, а группировку МЧС уже начали наращивать, военных нагнали, приземлялись транспортные самолеты… Мы начали подозревать, что нам просто не говорят, какая опасность грозит, — вспоминает Андрей, один из местных волонтеров.

Региональные власти, судя по всему, в возможные масштабы грядущего наводнения тоже долго не верили.

— Сперва мы готовились к уровню 5,8 метра, затем к 6,2 метра, потом к 6,5 метра, затем к 7 метрам… — плакался местным журналистам, пеняя на неточные прогнозы гидрологов и метеорологов, мэр Хабаровска Александр Соколов.

2 сентября вода преодолела 8-метровый рубеж. Амур в черте Хабаровска и Комсомольска-на-Амуре уже давно побил все исторические рекорды и теперь соревнуется лишь с самим собой образца 2013 года.

Никого здесь не удивишь стихийными бедствиями природного (лесные пожары, смерч 2011 года), техногенного (благо рядом Китай) или экономическо-бюрократического характера (сравните средний уровень зарплат и местные цены, например). Люди закалены до отупения. Для зоны ЧС, что в Благовещенске, что в Хабаровске, очень спокойно (до Биробиджана или Комсомольска-на-Амуре я не доехала, но не думаю, что там происходящее вызывает какую-то другую реакцию). Столица Дальнего Востока всколыхнулась лишь на сутки — во время визита Путина — и опять погрузилась в сонное равнодушие. А что, спрашивают те, кого наводнение никак не затронуло (а таких в регионе, понятное дело, большинство), ничего страшного не произошло, никто же не погиб?

Амур и его притоки — очень неблагополучные с точки зрения наводнений реки. Помимо регулярных половодий конца весны — начала лета дальневосточные реки часто преподносят сюрпризы и во второй половине лета — начале осени, когда в регионе начинаются сильные муссонные дожди. В этом году только в июле осадков в бассейне Амура выпало в 3—4 раза выше нормы (в отдельных районах — даже выше годовой нормы).

Природный фактор — налицо, но местному населению ближе версии, связанные с «вредительством» Зейской и Бурейской ГЭС, которые регулируют уровень воды в двух крупнейших протекающих по российской территории притоках Амура. Сейчас «РусГидро» (владелец ГЭС) активно продвигает версию о спасительной роли станций в условиях природного катаклизма: мол, если бы не водохранилища, смыло бы и Зею, и Благовещенск, и все остальные населенные пункты. Действительно ли ГЭС уменьшили силу наводнения, пока не ясно, но, очевидно, сделали подъем уровня рек более предсказуемым. И это дало самое ценное — время. Время, которого почти не было в Крымске.

В регион с упреждением вводили МЧС и армию. «Да нас здесь уже больше, чем местного населения», — шутили спасатели. Готовы были эвакуировать всех, кто находился в зоне риска (другое дело, что далеко не все соглашались). Не бросили отрезанные от большой земли деревни и поселки.

Конечно, все перечисленное выше — обязанность, а не заслуга. Но согласитесь, мы уже давно от такого отвыкли. Отвыкли настолько, что адекватные действия властей удивляют.

У реки Зеи больше нет берегов. Вода до горизонта — серо-стальная, с оттенком неба, зеркальная гладь. Свои, едва заметные, перетоки, течения, которые подчиняются лишь рельефу дна, еще месяц назад бывшего полем, лесом, обочиной, заброшенным пустырем. Мачты высоковольтных линий. Кроны деревьев с яркими осенними пятнами багряного. Убегающие в дурную бесконечность зеркального коридора отражения: солнце, облака, провода, деревья, блики.

Наводнение — это очень красиво. Но ровно до того момента, пока не почувствуешь его запах. Навязчивый и липкий — влажной гнили, протухшей воды, нечистот. В закрытом помещении настолько плотный, что перехватывает дыхание. Он как будто обволакивает носоглотку и еще несколько дней остается с тобой, чтобы потом мерещиться в обычной водопроводной воде, в еде, в чае.

Или пока тебя не начнут сжирать мелкие, хиленькие, но до остервенения голодные, народившиеся во время потопа комары.

Проезжаем Владимировку. Дорожная развязка превратилась в мост через главную улицу поселка — метровой глубины реку. Плывут дорожные знаки. Вторые этажи, слепые окна, крыши. На крышах — собаки, оставленные хозяевами до ухода воды. Точнее, брошенные. Их подкармливают спасатели и те, кто отказался уезжать.

— О, у меня тут приятель живет, — рассказывает водитель. — Не бедный, кстати, человек. Перетащил свое барахло на второй этаж и сидит теперь — «плазму» свою стережет. Недавно звонил ему, спрашивал, не надо ли чего. Нет, говорит, еда-вода есть — спасатели дают. Привези-ка пару бутылок водки — она почему-то в гуманитарную помощь не входит…

— Куда едем?

— Ленина, 97.

— Там что, комитет по борьбе с молодежью, что ли?

Здесь и правда очень не любят чиновников. Даже таксисты.

На Ленина, 97, власти Благовещенска выделили волонтерам «Амур 13» целый кабинет — для штаба, в ДК Профсоюзов — помещение под склад, а в общаге местного педучилища — несколько койко-мест для сна. Такая удивительная чуткость к нуждам заезжих волонтеров удивила. Особенно учитывая истории взаимодействия добровольцев с местными властями и МЧС в Крымске.

— Знаешь, все на удивление хорошо, — отвечает на мой вопрос о том, как складываются отношения с чиновниками, один из организаторов волонтерского лагеря Митя Алешковский. — Нам тут сильно помог один местный муниципальный депутат от «Единой России». Не удивляйся, он и правда нормальный.

О том, что в Благовещенск приедут волонтеры из Москвы, депутат Женя Пасканный узнал из «Твиттера».

— Ну едут люди хорошим делом заниматься, решил помогать. Вышел на городские власти, объяснил ситуацию, убедил. О`кей, сказали мне, тогда ты и будешь за них отвечать.

И Женя «отвечает». Решает, договаривается, утрясает. Если надо, возит людей и грузы на своей машине. Загружает. Разгружает. Наравне с остальными добровольцами.

В «Амуре 13» нет главных. Абсолютно горизонтальная внутренняя организация. Палками никто никого в Благовещенск не гнал. Все ребята — с опытом Крымска. А потому знают, что делать и как. Работают одновременно около 10 человек (точнее не сосчитать — кто-то приезжает, кто-то уезжает), а «больше и не надо — только хуже будет, потому что начнется бардак, кого-то придется организовывать, кем-то руководить, а так мы отлично взаимодействуем».

На одной стене комнаты-штаба — карта области. Каждый день на ней появляются новые разноцветные кнопки-отметки: «Помощь оказана», «Проведена разведка, требуется помощь», «Проведена разведка, помощь не требуется». На другой стене — денежный учет: сколько пожертвований поступило, сколько истрачено, сколько денег есть на данный момент. Третья стена обрастает бумажками-записками хаотично: список того, что нужно сделать прямо сейчас, планы на следующий день, номера телефонов полезных людей.

Ни на минуту не замолкает телефон у Мити (год назад фотограф Алешковский уехал волонтером в Крымск, а по возвращении уволился из ТАССа и создал благотворительный проект «Нужна помощь») — чиновники, оргвопросы, столичные и местные журналисты. Оля (преподает стилистику русского языка в Уральском государственном университете) — неофициальный завскладом и, по-моему, уже и в душ начала с телефоном ходить — ей звонят круглосуточно, со всей страны, — что привозить/передавать, когда, куда (неделю назад Олю отправили в Биробиджан, и теперь она помогает там). Сева (врач и координатор волонтерской организации «Гражданский корпус») привез замечательные фотографии из села Красного, куда ездил вместе с местными, благовещенскими волонтерами. Снимали дети — выпросили у Севы фотоаппарат. Андрей и Скиф в 7 утра героически уехали на разведку в затопленную и отрезанную от большой земли Архару и вернулись только в 10 вечера…

— Я никак не могу понять, зачем ехать в Калинино втроем? У нас что, работы мало? — возмущается Ира (училась на психолога, но теперь очень хочет стать спасателем). Мужской состав волонтерского штаба пытается доказать ей, что разгружать гуманитарку — не женское дело. Потому ехать надо втроем: двое мальчиков — чтобы ворочать коробки, и она — для переговоров с местной администрацией.

— Ира, успокойся. Как старый сексист говорю: нас поедет не трое, а два с половиной… — это Аркадий Бабченко, тоже волонтерит.

— Митя, ты никуда завтра не поедешь, слышишь? — перекрикивает общий гам Щегол. — Нужно решать проблемы с прессухой, с баблом. Митя, нам нужно бабло!

«Бабло» — самое сложное. Чтобы поступали пожертвования, нужно постоянно о себе напоминать. Но времени на это катастрофически не хватает.

Но столичные волонтеры, естественно, не единственные, кто помогал жителям Приамурья. Гораздо раньше объединились и начали развозить гуманитарные грузы по деревням волонтеры местные.

— У нас в городе популярны два форума. Автомобильный drom.ru и местный, благовещенский, amur.info. На «дроме» мы разовые волонтерские акции проводили: если где-то кто-то на трассах застрял или сломался — вытаскивали. На «амуринфо» в основном домохозяйки сидят. И вот наши девочки написали: давайте поможем. Я подключился, создал темы на «дроме». Хотя, конечно, мы поздно стартовали, тогда уже две недели прошло с начала наводнения, — рассказывает Андрей, в миру — инженер-строитель, один из самых активных благовещенских волонтеров. — Костяк — 8—10 человек. Пострадали в основном деревенские, но городским на деревенских пофигу, хотя у многих там знакомые-родственники. А еще люди почему-то стесняются помогать… Боятся, что засмеют, неправильно поймут, подумают, что это слабость. И мы дали им возможность открыто себя не проявлять, анонимно перечислять пожертвования. Анонимных переводов — большинство.

А еще мы строили дамбы по берегам Амура и Зеи. И мужики почему-то в этом почти не участвовали. Сидели, посмеивались. Все на женских плечах. Что дамбы строили в основном девушки-студентки, что у нас в добровольцах в основном женщины.

Сейчас люди начинают возвращаться в деревни, но там у них ничего не осталось: ни урожая, ни скотины: либо утонула, либо мародеры раздербанили, либо убили из-за ящура, сейчас во многих местах карантин объявлен. Огороды смыло, а ведь люди там за счет натурального хозяйства жили…

Волонтеры поразительно эффективны. У них нет тех ресурсов, которыми обладают региональные власти или МЧС. Но у них есть желание и умение оказывать помощь. И это работает. У чиновников есть общие данные о том, что происходит, — цифры с большим количеством нулей. У волонтеров — конкретика по каждому поселку, по каждому пункту временного размещения пострадавших, в котором побывали: что нужно сейчас и что может понадобиться в дальнейшем. Власти неповоротливы. Волонтеры мобильны. Попросили одеяла — закупили и повезли одеяла. Попросили воды — будет вода. Нужны тепловые пушки для просушки домов? Будут пушки. Не сразу, но будут.

Едем в Михайловский район на эмчеэсовском пазике. Сиденья завалены бутилированной водой (везем почти три тонны) и продуктами: консервами, крупами, макаронами, сухим молоком, маслом, печеньем и шоколадом. 100 километров по асфальту, еще 40 — по грунтовке. Большая часть деревни Калинино ушла под воду. Вся жизнь теперь сосредоточена в детском садике (пункт временного размещения для мам с детьми) и местном клубе (пункт временного размещения для всех остальных, а также сотрудников МЧС и военных). В первом ПВР сгружаем все продукты и полторы тонны воды. Директор детского садика больше всего радуется печенью и шоколаду: «Еда у нас в принципе есть, но малыши сладкого очень хотели». Просит в следующий раз привезти теплую одежду и одеяла — ночью уже холодно. Во втором пункте оставляем воду и пытаемся узнать у военных и спасателей, смогут ли они передать литров 400 в утонувшее Куприяново. По прямой — на подходящем плавсредстве — здесь не очень далеко. На резиновых лодках МЧС полтонны воды, конечно, не перевезешь. Но у военных есть ПТС — плавающий транспортер на гусеничном ходу, на котором, кажется, можно увезти все что угодно. «Ребята, не выйдет. Там течение очень сильное — нас унесет в Китай». Не выйдет — так не выйдет, значит, в следующий раз доберемся по суше. Сами.

Наводнение уже почти пережили. Постепенно уходит вода в Амурской и Еврейской автономной областях. Подходит пик паводка в Хабаровском крае. Но по-настоящему страшное — впереди.

Уже через месяц в пострадавших от наводнения районах начнутся заморозки. Все, что не просохнет к этому моменту, — придет в негодность. Вода в трещинах фундамента, заморозки, вода расширяется, трещины углубляются… Финал очевиден.

А просохнуть все не успеет, в районе Комсомольска вода начнет уходить только в конце сентября. У местных жителей утонули не только вещи, бытовая техника и документы — утонул урожай. И даже если выращивали только для себя — это катастрофа, потому что без него не выжить. В Амурской области, житнице Дальнего Востока, пострадало больше 500 тысяч гектаров сельхозугодий. Несмотря на обращение Роспотребнадзора к банкам с просьбой пощадить дальневосточных фермеров (сельхозпроизводители, как правило, берут кредиты под будущий урожай, которого в этом году не будет), со многих уже требуют выплат и даже досрочных погашений.

Что же касается компенсаций, о них пока больше разговоров, чем реальных выплат. Кто-то уже получил по 10 тысяч, кто-то — всего по 7. На 100-тысячные выплаты в ближайшее время не рассчитывает никто — всем ясно, что оформление необходимых документов займет много времени.

К сожалению, ответить на ставший за прошедший месяц главным для Приамурья вопрос: «Как перезимовать?» — у волонтеров вряд ли получится. Разрешить его могут только власти.

Амурская область — Хабаровский край — Москва Фото автора