Я не буду оправдываться перед читателями «Новой» за то, что мне понравилась встреча президента Путина с Советом по правам человека в среду. Мне не нравится ярлык «оппозиционности», который вешают на «Новую» все, кого мы уличаем во лжи. Во всяком случае, наша «оппозиционность» — это не самоцель, а только отказ отступать от здравого смысла. И если разговор Путина с СПЧ опирался в целом на здравый смысл, то это, безусловно, хорошо.
Тексты выступлений есть на кремлевском сайте, мне же в зале была интересна реакция на них Путина, и это то, чего сайт (тем более президентский) передать не сумеет. По сравнению с прошлой встречей почти год назад президента как будто подменили. Он ни разу никого не прервал, а на сделанное Федотовым предложение об амнистии для лиц, обвиняемых в ненасильственных преступлениях, ответил, что это «нормальная реакция людей, которые здесь собрались». Путин не опустился в демагогию, не назвал амнистией то, что только что, два месяца назад, сделала по его же благословению Госдума, а обещал над этим вопросом еще подумать.
Да и нам («которые здесь собрались») быть в глазах президента «нормальными» представляется лучшим, чем «иностранными агентами» в глазах его генпрокурора и группы депутатов Думы. Этому посвятила свое выступление лучший эксперт по НКО Елена Тополева, предложив изменить закон об «агентах». Почему нормальная реакция на это Путина — это обязательно разводка? В конце концов, он точно умеет оценивать качество информации и понимает, что цена «добыче» Генпрокуратуры, полгода ловившей «агентов» за большие государственные деньги, — ломаный грош.
Соответственно, культурно вели себя и члены СПЧ. Никто не задал Путину вопрос о пресловутом прошлогоднем «миллиарде долларов», якобы ассигнованном Западом на развал России через НКО. Нам Генпрокуратура так и не прояснила этот вопрос, но прежняя работа нынешнего президента обязывает его понять, откуда к нему пришла эта деза. Я думаю, что он это уже сделал, и свои выводы тоже.
Внимательно и без возражений был выслушан доклад Сергея Пашина о том, что судебная система изолировалась от общества, а усилиями законодателя граждане России теперь лишены своего конституционного права на участие в отправлении правосудия. Президент на этой встрече ни разу не сказал, что у нас-де есть суд и Следственный комитет, и пусть разбираются. Он не использовал этот ставший уже традиционным, совершенно не убиваемый по форме и совершенно демагогический по сути аргумент ни в ответ на ссылки Пашина на «дело экспертов» и «болотное дело», ни на реплики, в которых из зала ему говорили о делах Фарбера и Пановой. И в этом красноречивом молчании Путина тоже есть здравый смысл.
Мы не знаем, как дальше повернется этот разговор в практиках разветвленного и часто мотивированного совсем другими интересами президентского аппарата. По результатам прошлогодней встречи большинство данных аппарату поручений было просто саботировано. Но и прошлогодний разговор был нехороший, враждебный, а этот был совершенно в другом тоне. И да, нас это обнадеживает.
Что не понравилось, но что, может быть, тоже имеет отношение не к президенту, а к его аппарату, составляющему календарь встреч. Если бы разговор состоялся не до, а после выборов, на следующей неделе он мог бы оказаться более предметным.
В последний момент из редакции меня попросили увязать тему встречи СПЧ с президентом РФ с одновременным отказом части московских правозащитников от встречи с президентом США в Санкт-Петербурге. Не вижу такой связи. Людмила Алексеева уже объяснила отказ постоянным переносом даты встречи. Людмилу Михайловну трудно заподозрить в кокетстве с властями обеих стран.
P.S.От редакции. Редакция считает возможным обнародовать точку зрения своего обозревателя, хотя и не разделяет ее.
