Председателю Замоскворецкого районного суда города Москвы Никишиной Н.В.
Уважаемая Наталья Викторовна!
В пятницу, 6 сентября, у Михаила Косенко, подсудимого по делу № 1-39/2013, умерла мама. В отношении Косенко М.А. выбрана мера пресечения в виде заключения под стражу. Он содержится в СИЗО № 2 Москвы.
В связи с этим Михаил Косенко не может участвовать в похоронах собственной матери без решения, которое можете принять Вы или судья Москаленко Л.Б., в производстве которой находится дело № 1-39/2013. В надежде на принятие гуманного решения родственники Михаила Косенко организовали церемонию прощания во вторник, 10 сентября 2013 года.
Главный редактор «Новой газеты» Дмитрий Муратов и коллектив редакции просят Вас принять гуманное и обоснованное решение и дать Михаилу Косенко возможность проститься с мамой. Мы готовы выступить поручителями Михаила Косенко.
Коллектив редакции «Новой газеты»
Мосгорсуд для меня — это место работы, на которую не хочется ходить. Потому что здесь — уходящий в дурную бесконечность конвейер политических дел. На прошлой неделе, к примеру, помимо неизбежных, как осенний дождь, трех дней суда над двенадцатью «узниками Болотной» продлевали содержание под стражей еще трем фигурантам этого всеобъемлющего дела: Александру Марголину, Леониду Развозжаеву и Михаилу Косенко.
«Продления» популярностью у публики уже не пользуются, поэтому в полупустом коридоре общаемся втроем: я, сестра Михаила Косенко — Ксения и жена Леонида Развозжаева — Юлия. Ксения говорит, что, несмотря на предопределенность решения судьи, почему-то продолжала надеяться:
— Я даже уже просить стала: ну наденьте на него браслет, отпустите под домашний арест, ведь он никуда не убежит. Судья все равно оставил его в Бутырке.
Юлия, муж которой содержится в «Матросской Тишине», подхватывает разговор, и выясняется, что в условиях содержания их близких есть существенная разница. В первую очередь она касается работы тюремной почты и цензуры. В Бутырку, оказывается, письма идут месяц и часто возвращаются обратно.
— Я на суде у Михаила спросила, почему он не пишет, — вспоминала Ксения. — А он ответил, что пишет почти каждый день. Но письма не доходят.
— У нас такого не бывает, — делилась своим опытом Юлия. — Письма доходят всегда, причем всего за несколько дней. Кстати, чаще сбрасывают фотографии писем по электронной почте, чем отправляют их обычным способом. Очень часто, правда, цензор зачеркивает в них все, от первой до последней строчки.
Но даже такой абсурдный способ общения: письма, которые невозможно прочитать, — лучше, чем глухая тишина, как в Бутырке. По крайней мере знаешь, что родной человек жив, помнит о тебе, пишет.
Из такого пенитенциарного сора и рождаются драмы. Ксения рассказала, что некоторое время назад Нине, маме Михаила, стало совсем плохо со здоровьем, о чем она и сообщила в письме сыну. Но цензор письмо вернул, как и аналогичное послание Ксении. Она рассказала мне об этом в среду.
А в пятницу Нина Косенко умерла.
Михаил Косенко — спокойный мужчина с добрыми выразительными глазами. Он любит одиночество, ему так комфортно. Поэтому никакого отношения к политике, предполагающего совместные действия, за свои 38 лет он не имел. А 6 мая 2012 года слушал радио — так и узнал, что в Москве будет большой митинг. Ну и пошел туда — принял вот такое решение.
Наверное, там, на Болотной, Михаил тоже был сам по себе, но вокруг него были люди. Например, Максим Лузянин, уже признавшийся в том, что избивал омоновцев, и получивший свой срок. Скорее всего, Косенко стал фигурантом дела именно потому, что ему не повезло оказаться поблизости от этой драки. По крайней мере в его деле фото- и видеодоказательств, подтверждающих физический контакт с представителями власти, нет. Есть только показания омоновца Александра Казьмина. Хотя и тот не уверен, что пострадал именно от Косенко, — о чем и сообщил в судебном заседании: «На видеозаписи я не видел, чтобы человек в красной рубашке, предположительно, Косенко, меня бил, — он просто стоял рядом».
— Судья Москаленко, услышав показания Казьмина, просто улыбнулась, — вспоминает адвокат Дмитрий Айвазян.
Косенко — единственный из всех обвиняемых, кому инкриминируют ч. 2 ст. 318 УК РФ — «Насилие в отношении представителя власти, опасное для его жизни и здоровья». Даже атлет Лузянин такой чести не удостоился.
Его дело, как и дело Лузянина, выделено в отдельное производство. Но не потому, что Михаил пошел на сделку со следствием. Обвинение, судя по всему, намерено признать его невменяемым и на этом основании отправить не за решетку, а на принудительное психиатрическое лечение.
Суд над Косенко начался на несколько месяцев раньше, чем процесс по «делу двенадцати», но из-за необъяснимо длинных перерывов между заседаниями длится до сих пор — без ясных перспектив к окончанию.
Один из адвокатов Михаила Косенко, Дмитрий Айвазян, — профессиональный врач-психиатр, и поэтому может квалифицированно описать состояние подзащитного:
— У Михаила — прогрессирующий аутизм. Это синоним вялотекущей шизофрении простой формы. Михаил наблюдался у психиатра в психоневрологическом диспансере с вялотекущей шизофренией, на ночь принимал транквилизаторы. Никаких серьезных психопатических препаратов он не принимал, потому что у него не было продуктивной симптоматики. Сейчас ему в Бутырке дают лекарства, но какие, мы можем догадаться только по цвету таблеток. Михаилу тяжело в СИЗО, потому что там коллектив, в коллективе нужно общаться, а общаться ему совсем не хочется, хотя отношения у него со всеми хорошие. Конечно, если он попадет домой, то ему будет намного лучше, это составная часть его терапии.
Об изменении меры пресечения на домашний арест родственники пока могут только мечтать, но вот отнять у Косенко право проститься с мамой — это было бы слишком для любого гуманного суда. Пока же он, возможно, даже и не знает, что потерял самого дорогого человека: возможно, только в воскресенье трагическую новость ему сообщат представители ОНК.
— Всю пятницу и всю субботу не умолкал телефон, — говорит Ксения Косенко. — Мне звонили родственники других обвиняемых по «болотному делу», «РосУзник», «Комитет 6 мая». Оказалось, что мы не одни со своей бедой.
Адвокаты с утра пятницы обивали пороги Бутырки, Замоскворецкого суда, уполномоченного по правам человека Владимира Лукина.
Процессуально не предусмотрена ситуация, при которой подсудимого могли бы отпустить на несколько часов из СИЗО. Но Ксения Косенко перенесла похороны на вторник, потому что верит: брату разрешат попрощаться с мамой.
