Этого допроса с нетерпением ждали все: и потерпевшие, и подсудимые, и журналисты. В понедельник, 9 сентября, в суд привезли осужденного ранее на 11 лет строгого режима подполковника Дмитрия Павлюченкова — экс-начальника отделения 4-го отдела оперативно-поискового управления ГУВД Москвы. Он пошел на сделку со следствием, признался в соучастии в убийстве Анны Политковской, и поэтому судили его особым порядком — то есть не допрашивали и не изучали доказательства, имеющиеся в его деле. Теперь он — свидетель, как и в 2008 году. С той лишь разницей, что адвокатам потерпевших и журналистам «Новой» все-таки удалось доказать его причастность к убийству и добиться наказания. Однако, по нашему мнению, Павлюченков не выполнил все условия досудебного соглашения: серьезно приуменьшил свою вину и не дал показания по поводу заказчика убийства. Вот и в ходе этого допроса он пытался убедить суд в том, что якобы не знал, с какой целью следили за журналисткой, и не знал, для чего его просили достать оружие, хотя пистолет и был с глушителем.
В сопровождении конвоя Павлюченкова доставили из тюремной больницы, где он обитает последние месяцы: обострение эпилепсии, что стало следствием травм, нанесенных ему в драке на бытовой почве, произошедшей в декабре 2006 года. Медленно передвигаясь на костылях под пристальными взглядами сидящих в «аквариуме», он подошел к трибуне и с позволения судьи опустился рядом на стул.
— Нам его не видно и не слышно! — хором шумел «аквариум». В итоге Павлюченкова посадили так, чтобы его было видно, слышно и «аквариуму», и присяжным. Ослабленным голосом Павлюченков сказал, что из подсудимых знает Сергея Хаджикурбанова (экс-капитан РУБОПа), Лом-Али Гайтукаева (криминальный авторитет) и Рустама Махмудова (по версии следствия, киллер). По поводу последнего Павлюченков заметил, что знал того как Наиля.
«Аквариум» слушал свидетеля предельно внимательно, временами оттуда доносились смешки и злобные комментарии, что, впрочем, понятно: подельник их сдал, и сделал это дважды (сейчас и в ходе первого процесса, закончившегося оправданием подсудимых), а Хаджикурбанова к тому же еще и посадили по обвинению в вымогательстве у Павлюченкова денег.
— Что вам известно об обстоятельствах убийства Политковской Анны Степановны? — задала первый вопрос гособвинитель Мария Семененко.
— Где-то в июле 2006 года мне ночью позвонил Гайтукаев, сказал, надо встретиться. Он подъехал к моему дому на своей «Волге». Сказал, что надо работать по женщине, дал номер машины, адреса ее дома и работы. Сказал, что она работает в «Новой газете». Я дал согласие на слежку. Через две недели по адресу, где находится офис «Новой газеты», поехал мой сотрудник Шошин.
Из рассказа Павлюченкова следовало, что его сотрудники — офицеры московской милицейской «наружки» — никак не могли выйти на след «объекта». По адресу прописки, который дал Гайтукаев, Политковская не жила, и возле редакции «Новой» ее тоже не могли застать.
— В какой-то момент Гайтукаев позвонил мне и сказал, что пока работать не надо, «объекта» нет в стране.
— Гайтукаев передавал вам какие-то денежные суммы, говорил, что эта работа будет оплачена? — спрашивала Семененко.
— Да, он сказал, что работа будет оплачена. Мы встретились в кафе «Шоколадница» на Таганке. На этой встрече присутствовал Бураев (Шамиль Бураев, бывший глава Ачхой-Мартановского района Чеченской Республики, одно время был подозреваемым, ныне — свидетель. — В. Ч.). Потом Гайтукаев достал из багажника пакет, сказал, что это «ребятам по работе», «денег не жалей». Я взял пакет, пошел к себе в машину, стал пересчитывать, там было 150 тысяч долларов.
— Гайтукаев пояснял, что именно за эти 150 тысяч долларов надо сделать?
— Да, организовать наблюдение, выяснить точно, какой машиной пользуется, где паркуется и т.д. Ну, обычная работа такая. 3 тысячи долларов я отдал своему сотруднику Дмитрию Лебедеву на то, чтобы он выплачивал другим сотрудникам, которые вели работу. Остальные деньги оставались у меня (еще 10 тысяч из 150 тысяч долларов, по словам Павлюченкова, он передал по просьбе Гайтукаева Рустаму Махмудову, когда у того возникли какие-то проблемы). Дальше мне позвонил Гайтукаев и сказал, что я должен достать пистолет с глушителем, сказал, что мне позвонит Наиль и все объяснит. Мне позвонил Наиль, сказал, что у него какие-то семейные проблемы. Я у своего друга Вадима Набатова взял пистолет и передал Наилю в конце июля.
По словам Павлюченкова, свидетелями передачи оружия были его знакомые Червоня Оглы и Олег Голубович.
— Оружие можете описать? — интересовалась прокурор.
— Это кустарным способом переделанный пистолет, туда был впаян ствол.
— Рустам пояснял, для чего ему оружие?
— Нет. Конкретно не говорил. Говорил, чтобы я не лез, куда меня не просят.
— На чем он приезжал к вам на встречу?
— Обычно — на «четверке» зеленого цвета, тонированной. На машине был только один дворник. Постоянно опущенные солнцезащитные козырьки.
Именно эта машина попала на запись камер наружного видеонаблюдения у дома Анны Политковской и в день убийства, и за несколько дней до преступления. По словам Павлюченкова, на этой «четверке» он видел с Рустамом и Хаджикурбанова.
С Хаджикурбановым же, говорил Павлюченков, он встречался три раза во второй половине сентября 2006 года, когда тот освободился из тюрьмы.
— Он начал орать, что я у него деньги украл… Я пытался объяснить… На вторую встречу он приезжал ночью и сказал, что, так как Гайтукаева посадили (в августе 2006 года.— В. Ч.), все дела, которые вел Гайтукаев, переходят к нему, и теперь он будет руководить всем. И сказал, чтобы я ему отдал все деньги, которые мне дал Гайтукаев. Я отдал оставшиеся 137 тысяч долларов. Тогда Хаджикурбанов мне еще сказал: «Ты не представляешь, на каких людей мы вышли, как мы теперь заживем по-другому…»
— Это к чему относилось? — уточнила Мария Семененко.
— К тому, что работа будет нечастая, но хорошо оплачиваемая.
— А что за работа?
— Скрытое наблюдение за людьми. В сентябре мне позвонил Рягузов (подполковник ФСБ Павел Рягузов, с которого подозрения в причастности к убийству Политковской в свое время были сняты.— В. Ч.), сказал, что ему звонил Гайтукаев из СИЗО и просил, чтобы я продолжил работу, которую мы с ним, Гайтукаевым, начали.
— Как вы поняли, что надо продолжить слежку именно за этим журналистом?
— А у нас других дел больше с Гайтукаевым не было. Мы с сотрудниками начали работать, отработали несколько дней. Где-то в первых числах октября 2006 года. Потом позвонил Хаджикурбанов и сказал, что в моих услугах больше не нуждается, и чтобы я передал наблюдение Наилю-Рустаму.
— Что вы сами к началу октября 2006 года уже сделали?
— Был установлен адрес на Лесной улице, и узнали, где паркуется ее машина.
— Кто вам сообщал об этом?
— Мои сотрудники Шошин, Карсаков.
— Они знали, за кем идет слежка?
— Должны.
— Они знали, для чего это слежка? Вы им говорили?
— Я лично нет. Думаю, Шошин знал, что эта просьба идет от Хаджикурбанова с Гайтукаевым.
Допрос пришлось неожиданно прекратить — у свидетеля случился приступ эпилепсии, в который категорически не поверил «аквариум».
— Господь наказывает! — опять хором заявили подсудимые. — Клоун!
— Этот ублюдок без костылей бегает по камере! Я видел, — громко возмущался Хаджикурбанов, несмотря на замечания судьи.
Во вторник продолжить допрос свидетеля Павлюченкова не получилось — как выяснилось, потому что пока еще не позволяет состояние здоровья. Впрочем, прокуроры заявили, что планируют допросить его позднее. Защиту и подсудимых такое развитие событий возмутило. Особенно — Хаджикурбанова, который принялся озвучивать свои претензии к Павлюченкову и даже к судье в нецензурной форме.
— Кто разрешал вам ругаться матом?! — опешил судья.
— А у меня нет других слов, кроме эмоций. В этом сраном суде. Почему я должен вас слушать?! — срывался Хаджикурбанов. — Вы не судья, а какое-то существо в судебном платье (это было самое безобидное выражение подсудимого. — В. Ч.).
— Он специально устроил этот концерт! — говорил про вчерашний приступ эпилепсии Павлюченкова подсудимый Лом-Али Гайтукаев. — Я семь лет отсидел. В СИЗО часто встречаются приступы эпилепсии. Но такого приступа я никогда не видел!
— Вы врач по профессии? — изумлялся судья Павел Мелехин.
— Я ветеринарный окончил.
В итоге прокурор Борис Локтионов ходатайствовал об удалении Хаджикурбанова из зала суда до окончания всего процесса — «за безудержную наглость»:
— Есть нормы поведения в суде. И это не мы просили суд присяжных, а они. Если он не умеет себя вести, пусть сидит в конвойном помещении!
Адвокаты пообещали разъяснить Хаджикурбанову правила поведения в суде и попросили ограничиться замечанием. Сам подсудимый сказал: «Мне все равно». «Если вы его удалите, мы все тоже выйдем», — пообещал еще один подсудимый, Джабраил Махмудов. «Вам кто-то приказал нас засудить», — добавил Рустам Махмудов. «Вы, короче, — не судья», — резюмировал третий брат-подсудимый Ибрагим.
Суд ограничился замечанием, но отметил, что выражает недоумение позицией защиты:
— Про грубую матерщину Хаджикур-банова в мой адрес вы, адвокаты, говорите, что это «эмоции». Когда же я делаю вам и вашим подзащитным замечания, вы воспринимаете это как оскорбления. Но та безудержная грязная матерщина, которой меня при всех в публичном процессе обозвал Хаджикурбанов, вас не смутила. Вы молчите. В то время как я никогда не допускаю никаких оскорблений ни в ваш адрес, ни в адрес ваших подзащитных. Я ничего не требую от вас. Я призываю вас, уважаемые адвокаты и уважаемые подсудимые, соблюсти хоть какую-то законность со своей стороны.
И процесс пошел своим чередом — в зал для допроса был приглашен свидетель Акопян, чтобы прояснить отдельные моменты, связанные с «четверкой», на которой ездили подсудимые.
