В России всегда так: и аршином общим ее не измерить, и «пораженье от победы» без поллитры не отличишь. Хотя и измерить Россию можно, в том числе по международным статистическим методикам, и «пораженье от победы» вполне есть возможность отличить. Впрочем, Борис Пастернак имел в виду немного другое: пораженье ли, победа — надо двигаться вперед: «И должен ни единой долькой / Не отступаться от лица, / Но быть живым, живым и только, / Живым и только до конца».
Давайте признаем: Сергей Собянин победил. Второй тур — гипотетическая штука, особенно после того, как не столько социология обманула избирателей, сколько избиратели обманули социологию. Но считает ли кто-то даже из неистовых сторонников Алексея Навального, что была возможна победа во втором туре? А в первом туре разрыв между первым и вторым местами — 24%. И разница между официальной цифрой и цифрой Альянса наблюдателей — всего 1,5%. Затем мы и создавали этот альянс, чтобы сравнить цифры «эталонных» участков и обычных. Результаты практически совпали.
Избиратели состоят не только из ядерного электората того или иного кандидата. Избирателей много. И если вокруг тебя исключительно горячие последователи Навального, это не означает, что и все остальные готовы за него голосовать. Похожая история была на парламентских выборах 2003 года: ну все, буквально все вокруг проголосовали за СПС, но при этом партия не преодолела электоральный барьер. Вне круга общения либерально настроенной интеллигенции неожиданно обнаружились другие избиратели. И их оказалось много. Это называется — демократия.
И эта самая демократия переиграла даже тех, кто хотел в нее поиграть. Допустим, Навальный нужен был для имитации конкуренции, для накачивания легитимности фаворита гонки. Конкуренция же получилась не игрушечная, а настоящая. Это ли не победа?
Но такой победы, оказывается, мало. Жалобы подаются коллегами Навального не для того, чтобы назначить перевыборы, а ради дистиллированного политического пиара. Повторю: все-таки зазор между официальными и неофициальными данными примерно в полтора процента — это очень мало, это, если угодно, в пределах той самой погрешности. И надо отдать должное Навальному — он в результате не стал требовать второго тура. Идеологема «второй тур» вообще была предназначена для экзальтации сторонников, и свою роль выполнила. Навальный стал политиком — он вел себя ответственно, не подставил свою группу поддержки призывами к неповиновению, понимая, что «в России надо жить долго» и политики играют вдолгую. «Слажался» только во фразе про то, что сообщит дополнительно, когда надо будет жечь файеры и переворачивать машины (для отца двоих детей, живущего в гигантском мегаполисе, — специфическое заявление). Но в пользу того, что интерес к политике у него теперь долгосрочный, — тот самый факт, что свое лидерство нового типа он решил дополнить и организацией, причем в форме партии. Как бы ни падало доверие к партиям как таковым в последние годы (и не только в России), этот институт работает, и долго еще будет работать как элемент легальной процедурной демократии. И, несмотря на изменение времени и среды, партия оказалась потенциально более эффективной и внятной структурой, чем Координационный совет. В конце концов, театр не умер от того, что появилось телевидение, как предрекал один персонаж бессмертного фильма «Москва слезам не верит». Так и партии не исчезнут по той причине, что появились новые способы политической мобилизации и гражданской самоорганизации.
Партия лучше файеров и перевернутых машин. И признание статистического поражения при гораздо более важном выигрыше — демонстрации возможностей оппозиции, ее способности к мобилизации, ответственного гражданского поведения наблюдателей, предъявлении публике политических инноваций, волонтерской поддержки — лучше сутяжничества в индустриальных масштабах. Кстати, Алексей Навальный не поздравил своего оппонента Сергея Собянина с победой. Так когда-то, 2 сентября 1972 года, потерпев поражение от советской сборной со счетом 3:7, канадцы отказались от послематчевого рукопожатия. Что стало нарушением нормальной спортивной и человеческой этики.
«Терять в жизни более необходимо, чем приобретать», — писал тот же Пастернак. И формальное поражение Алексея Навального обернулось реальной победой оппозиционного движения. За вычетом вождистской стилистики, которая никак не вытравляется из рисунка кампании Навального и страстно поддерживается многими его истеричными сторонниками (без лейбла с фамилией ну никак нельзя двигаться в светлое будущее!) и художественным сутяжничеством, по форме объявляемым борьбой за справедливость. Двигаться надо дальше (и шаги в эту сторону Навальный предпринимает), но жалобы как проявление слабости, а не силы, тянут назад. Продвигаться надо от инновации к инновации (и Навальный оказался «передовиком» в этом смысле), а вождизм с файерами тянет в политический плюсквамперфект, в революцию в ее плоском понимании, торговой маркой которой могла бы стать та самая перевернутая машина.
Успех оппозиции в Москве предъявляет тенденцию в общественном развитии: тот факт, что политическая конкуренция возвращается и она более опасна для нынешней власти, чем этой самой власти казалось поначалу. И Навальный — это отражение тренда, начало движения, а не кульминация и счастливый финал. Движение будет долгим: «Другие по живому следу / Пройдут твой путь за пядью пядь, / Но пораженья от победы / Ты сам не должен отличать». Вот в этом смысле, а не в том, что, достойно проиграв, надо все равно объявить себя победителем.
