— Сегодня (в субботу вечером) шестой день голодовки, объявленной Надеждой Толоконниковой. Что вам о ней известно?

— Если честно, я нахожусь в некоторой панике. Последний раз мы слышали Надю в четверг вечером. Она сообщила, что у нее проблемы со здоровьем. В пятницу ее перевели в медчасть. Я до сих пор не знаю, в связи с чем. С одной стороны, понимаю, что на шестой день голодовки состояние здоровья, скорее всего, действительно ухудшилось. С другой стороны, еще лучше понимаю: в колонии очень не нравилось, что Надя каждый день сообщает, что происходит внутри.

— То есть ее захотели изолировать, чтобы перекрыть информацию?

— Конечно! Вчера она не встретилась с мужем, сегодня уже не получается встреча с адвокатом, а колония отвечает: «…состояние здоровья осужденной не позволяет». А мы не можем проверить, так это или нет.

— Для тех, кто не читал ее письма: что означает «содержание в бесчеловечных условиях»? Пять часов сна, двенадцати-пятнадцатичасовой рабочий день, угнетение больных и ВИЧ-инфицированных, работающих рядом?

— Речь прежде всего о том, что любых больных, включая ВИЧ-инфицированных, заставляют работать на общих основаниях. Кстати, разрушим стереотип: на производстве, даже швейном, невозможно заразиться СПИДом, убеждены специалисты. Зато, несмотря на то что ВИЧ-больные плохо себя чувствуют, они работают наравне со здоровыми.

Распорядок у них не из легких. Если раньше мы с Надей всегда сговаривались, когда я к ней приеду, и она выбирала, первую или вторую смену, теперь такого нет. Все работают в одну смену.

— То есть не законных восемь часов, а больше?

— Но при этом колония исхитряется сделать их труд добровольным! Все ежедневно пишут заявления о том, что просят их выпустить на производство сверх 8 часов, потому что хотят еще немножко поработать. Пишут каждый день. И такая бумага является практически обязательной: не напишешь, будут большие проблемы. Само собой, при работе свыше 12 часов, хозяйственных делах и прочем на сон остается очень мало времени.

— Шьют они, как стало известно, полицейскую форму. Полицию, охраняющую режим, одевают при помощи рабского труда? «Беломорканал» наших дней?

— Во всяком случае, зарплата швей-заключенных, работающих по 12 часов без перерыва, не идет ни в какое сравнение с зарплатой на воле.

— Первая жалоба Толоконниковой на бесчеловечное обращение была подготовлена в мае? Что происходило в последние четыре месяца?

— На Надю надавили, и она отказалась от этих жалоб, они не были рассмотрены.

Ей на голову выливали кашу в столовой. Трудно представить, что чувствуешь, когда стоишь одна, напротив тебя 500 человек, и они все хотят твоей смерти… «Ты не представляешь, — сказала мне Надя, — какой уровень ненависти в воздухе». Она бы стерпела и это, но стали давить на женщин, с которыми она подружилась в заключении: одной влепили выговор — и тем поставили УДО под вопрос, вторую перевели в пресс-отряд, ее там пытались избить… И Надя отказалась от своих жалоб.

— Заключенные не хотят понимать, что она борется и за них?

— Кто-то совсем не понимает, кто-то считает ее выскочкой, кто-то понимает, но думает, что за ней стоят адвокаты, общественность, ее в любой момент переведут, а они останутся в этом аду.

— Со времен ГУЛАГа такие люди, как Хасис — убийца Стаса Маркелова и Насти Бабуровой, являлись опорой режима. Теперь российское государство берет убийц в помощники?

— Да, она убийца. Да, она отбывает приговор. Но в глазах государства Надя и Хасис находятся в одинаковом положении: обе являются осужденными по приговору суда. Их статьи не играют роли. Да, у Нади два года, а у Хасис восемнадцать, да, у Нади статья тяжкая, а у Хасис особо тяжкая, но их содержат в одном исправительном учреждении. Хасис стала играть важную роль в том, что происходит с Толоконниковой.

И то, что опубликовано постановление СК, где есть ссылка на Хасис, меня не удивляет. А почему Хасис не может играть на стороне государства?! Ей сидеть еще 14 лет, и она хочет заслужить УДО, сократить свой срок за убийство.

— Мордовские колонии известны пыточными условиями, там травили людей собаками, забивали насмерть.

— Могу сказать одно: я верю Наде, верю тому, что она рассказывает о том, что там происходит.

Я не политик, я всего лишь адвокат. Надя не хотела конфликтов, пыталась наладить отношения с администрацией колонии, хотела показать колонии, что ее цель — спокойно досидеть, ни с кем не воевать, но колония не понимала и продолжала на нее давить. Руками других осужденных.

— Ваши ближайшие действия?

— Мы инициировали несколько проверок. Сейчас ожидается большой доклад Совета по правам человека при президенте. Члены совета разошлись во мнениях, каждый будет высказывать свое. Каннабих считает, что да, есть проблемы, но они не настолько существенны, как пишет в своем письме Надя. Их надо устранять, но на законодательном уровне. Мысловский, как выяснилось, бывший следователь Генпрокураторы, говорит, что все, что написала Толоконникова, бред сивой кобылы, все отлично, она в суперколонии. Еще один член совета по фамилии Шаблинский, радикально встал на сторону Нади, говорит, что видел запуганных, плачущих женщин. Каково будет мнение Елены Масюк, не знаю. Еще идет проверка ФСИН. Еще у Нади были два сотрудника аппарата Лукина.

— Нашим государством целиком управляют мужчины. С их помощью выстроена система, которая нас переносит во времена инквизиции…

— Те, кто отшивают госзаказы за счет женщин-заключенных, ворочают миллиардами. Мы должны понимать, что среди женщин, которые там находятся, есть чьи-то матери, чьи-то жены. Но очень часто бывает, что их никто не ждет. Что они никому не нужны. Что их никто не защищает. Как наше общество будет формироваться в условиях этого тотального рабства и тотальной злобы — зависит сейчас и от нас.

— Почему государство так боится Надю Толоконникову?

— Оно боится и Марию Алехину. Эти фигурантки не вписываются в общий контекст. Они — исключительные осужденные. Первая причина —образованные. Вторая — уровень развития. Третья — жизненная позиция. Четвертая — возможность воспользоваться адвокатом. Потому что, как правильно написала Надя, — для всех из зоны нет выхода. Нет писем, жалоб; осужденные находятся в полной власти колонии? В том случае, если начальник — человек, все в порядке, как сейчас у Алехиной. Все письма Маши доходят до меня. У Нади не так. В ее колонии приговор отсекает от жизни. Толоконникову боятся потому, что она может крикнуть на весь мир — и, надеюсь, ее услышат.

— Ваша главная цель сегодня?

— Перевести Надю в другую колонию. Потому что о ее безопасности в этой колонии не может быть речи теперь никогда. Даже если все затихнет и нам скажут: конфликт исчерпан, Толоконникова выходит в отряд, все улыбаются, она работает всего восемь часов, — но я все равно не уверена, что за время отсидки, которое осталось, с ней ничего не случится.

Я буду продолжать отстаивать позицию Нади различными способами: ходатайствами, жалобами. Надо будет — пойдем в суд. Стратегия будет вырабатываться в ходе событий, мы не знаем, что скажет Следственный комитет, не знаем, что скажет прокуратура.

— Назовите имена людей, которые вызывают наибольшие опасения.

— В первую очередь замначальника колонии Куприянов, который угрожал ей лично. А еще она назвала несколько приближенных к администрации осужденных, в том числе и Хасис.