7 октября на здании редакции «Новой газеты» в Потаповском переулке была открыта мемориальная доска Анны Политковской. Еще до церемонии открытия, пока собирались ее коллеги, друзья, родные и читатели и ее поклонники, начала звучать грустная классическая музыка, которую Анна так любила слушать в своей машине. Играла эта музыка и 7 октября 2006 года, за несколько часов до ее убийства.
К часу дня у редакции собралось около 200 человек. Несмотря на пронзительный холод и рабочий день. У каждого были в руках цветы. Кто-то даже держал фотографии Анны. Выступающим не аплодировали. Аплодировали только ей — после того, как сестра Анны и ее дети, Вера и Илья Политковские, перерезали ленточку. И лицо Анны Политковской взглянуло на собравшихся с бронзовых листков журналистского блокнота — так выглядела композиция мемориальной доски…
Отныне, как отмечали все выступающие, имя Политковской связывается и с топографией Москвы. До сих пор было иначе: в Риме, Милане, Париже, Брюсселе, Тбилиси и других городах ее именем назвали улицы и парки. Как заметил глава фонда «Защиты гласности» Алексей Симонов, Россия, наконец, вступила в «мировое сообщество помнящих Политковскую».
Фоторепортаж Евгения ФЕЛЬДМАНА — «Новая»
Церемонию вел обозреватель «Новой газеты» Олег Хлебников, который 7 октября 2006 года как раз вел номер «Новой» и все никак не мог дозвониться до Анны, которая должна была сдать в номер свой текст.
— Мы очень боялись за нее в редакции. Главный редактор запрещал ей последнее время ездить в Чечню. Даже однажды запер ее в буфете, чтобы удержать от очередной очень опасной поездки, — рассказывал Хлебников. — Но удержать Анну было нельзя — это такая натура, такой характер и такое понимание своего предназначения в этой жизни и в этом времени. Она уже попала в историю. И совершенно ненапрасно говорили ее недруги, что своей смертью она навредила им больше, чем своими статьями. Им уже не избавится от этого комментария. Он будет в любом честном учебнике истории.
Дмитрий Муратов, главный редактор «Новой газеты», обратил внимание на важность того, что мемориальная доска Анне будет висеть именно в Потаповском переулке:
Я объясню, почему. Вот, в 50 метрах, если пройти по Потаповскому, сидит тот офицер спецслужб, который выдал организаторам преступления ее адрес. А в 80 метрах отсюда — то кафе, в котором организаторы убийства планировали, как его совершить. А здесь на углу когда-то стояли топтуны, которые следили за Аней. Здесь же стоял сине-зеленый, с затемненными стеклами фургон, в котором сидели будущие убийцы. Зло было все время рядом. Пыхтело, ворочалось, курило, слушало в салоне «Жигулей» свой шансон. А Аня и мы не обращали на зло достаточного внимания. Тому была причина, сформулированная самой Политковской: «Защищать саму себя невозможно. Намного легче защищать других». Вот она других и защищала…
Иван Балашов и Петр Козлов придумали блистательную историю: три листка из боевого блокнота Ани. И я очень хочу, чтобы через какое-то время появился еще четвертый листок, на котором будет написано: «Заказчик убийства Политковской осужден по приговору суда». Во всяком случае, мы постараемся это сделать.
Леонид Рошаль, детский врач, вместе с которым в октябре 2002 года Анна носила воду заложникам в «Норд-Осте», пришел в Потаповский с букетом нежных тюльпанов:
Мы с Анной были знакомы задолго до «Норд-Оста». И я знал, что она много раз могла быть убита. И когда мы с ней вместе шли в «Норд-Ост» и были там внутри, то тоже могли не вернуться… То, что произошло с ней — это подлость — убийство из-за угла.
Я хочу поблагодарить всех тех, кто увековечил ее память. А себя она увековечила сама.
Александр Филиппенко, друг редакции, актер, читал стихи:
Осторожно приходит весна, осторожно, тревожно…
Когда даль еще неясна, что нельзя и что можно.
Мы с тревогой ждем телеграмм и печалимся очень.
Потому что жизнь — не игра, человек — непрочен.
Вот подует ветер другой — а друзей на беду нет,
И тебя смахнет как рукой. Как пылинку сдунет.
В нашей стране короткая память. Вспоминают только тиранов и гадов. Эта доска обращена, прежде всего к нам. Чтобы мы знали: то, о чем мы говорили на кухне, Аня делала в жизни. И своим примером она подтвердила, что ничего не страшно и ничего не безнадежно.
Я не желаю званий, оценок и признаний на время заседаний.
Хочу я только чувство — вокруг меня не пусто,
Хочу я жить на отзвук и горести, и смеху.
Ведь для того и воздух, чтоб откликалось эхо.
Пусть это эхо будет всегда здесь. Чтобы помнили.
Галина Мурсалиева, обозреватель «Новой» и близкая коллега Анны:
Родных Ани время не лечит. Швы ненадежны, они все время лопаются, слезают, расходятся. Я думаю, что это доска — еще один какой-то дополнительный шов - анестезия по поводу ушедшего человека.
Очень важно, что сейчас память об Анне приходит и в Россию. Кстати, в нескольких метрах отсюда, в театре «Современник» идет спектакль «Скрытые перспективы». Он напрямую Ане не посвящен, он посвящен военным журналистам. Но Аня незримо присутствует в нем. Одну из ролей играет Чулпан Хаматова, и она рассказывала мне, что прежде чем сыграть роль, пересмотрела все, что можно было пересмотреть про Аню. И теперь, играя, она чувствует Аню. И Аня незримо присутствует в зале…
Елена Морозова, подруга Анны :
- С самого детства у Ани в жизни было два важных слова: «Надо» и «я должна». Сначала эти слова относились только к ней, потом к ее семье, детям, а потом к работе. Слова «журналистский долг» были для нее руководством к действию. Меня поражало, как она существовала совершенно в параллельных мирах. С нами, с друзьями, она могла быть ранимой, слабой, обидчивой, заботливой, необязательной, непредсказуемой… Она могла легко смеяться, легко плакать… Но вдруг она исчезала из нашей жизни. Это означало, что она уезжала в командировки, где жила совершенно по другим законам — по законам военного времени, в мужском, жестком мире. И соответственно сама должна была быть жесткой, чтобы спасать и помогать. И на наши глупые вопросы: «Зачем тебе это нужно?», она всегда отвечала: «Потому что я должна. Я могу помочь».
И сегодня я понимаю, насколько верны классические строчки: «Нам не дано предугадать, как наше слово отзовется». Каждый раз, когда Аня рассказывала нам о какой-то премии, которую она получала, мы ей всегда говорили: «Ну, Анька, ты бронзовеешь!». И вот сегодня Аня навечно заняла место около своей любимой работы. Теперь ее жизни здесь ничего не угрожает.
Аня, мы тебя помним.
Георгий Франгулян, скульптор:
Я выражаю соболезнования семье Анны Политковской и всем вам, достойным людям нашей страны, для которых ее смерть - безумная трагедия.
Мы все помним, гордимся и любим ее. И я надеюсь, будущие поколения будут продолжать линию нашей любви и уважения.
Наверное, символично, что творческий конкурс (относительно мемориальной доски — В.Ч.) проводился среди молодых художников, ибо именно они должны были приложить руку к этой светлой памяти. Хотя в то же время, нет того гения, нет того таланта, нет той степени мастерства любого великого художника, который мог бы вернуть нам человека… К сожалению.
Иван Балашов, скульптор, автор:
Что тут скажешь?.. Скульптор говорит произведением. Светлая память.
Елена Кудимова, сестра Анны:
Мне хотелось бы обратить внимание на мужество российских женщин, ярким представителем которых являлась моя сестра. В русском языке слово «мужество» однокоренное со словом «мужчина». Посмотрите, сколько много вокруг нас женщин, которые проявляют мужество ежедневно и, казалось бы, в обычных делах: воспитывая больных детей в одиночку или участвуя в военных конфликтах.
Мужество моей сестры проявлялось на поприще журналистики. Это было мужество потому что она продолжала писать, несмотря на постоянные угрозы в свой адрес.
Она очень любила жизнь. Когда ее незадолго до смерти попросили написать автобиографию, это вызвало у нее гомерический смех. Ей было тогда 40 с небольшим лет. Она считала, что просто неприлично писать собственную автобиографию. Тем не менее, после некоторых раздумий она согласилась написать пять отдельных глав. В конце каждой главы (это были абсолютно реальные истории) она должна была умереть, но что-то происходило, и она оставалась жить. Будучи военным журналистом, как вы знаете, она погибла в подъезде своего дома. И эти пять глав в итоге никогда не были написаны. У меня просто остался план этой книги…
Сегодня меня очень радует, что новые поколения журналистов хотят быть похожими на Аню. Анино имя — уже символ. И, надеюсь, он будет продолжать вдохновлять новое поколение журналистов на то, чтобы всегда писать правду, не поддаваясь ни на какие уговоры и провокации.
Илья Политковский, сын:
Прошло 7 лет. Я открывал много улиц, скверов, площадей имени мамы и каждый раз говорил, что у нас, к сожалению, это пока невозможно. И вот настал день, когда на месте маминой работы мы видим мемориальную доску, которую сделал молодой одаренный художник. Я очень этому рад. И я благодарю всех, кто помог этому осуществиться. Это было очень сложно. Спасибо Мэрии Москвы, «Новой газете» и Ивану Балашову.
