Конечно, хорошо, что появился этот сериал. О кущевках надо говорить. Процесс над цапками сейчас подходит к концу, и кущевская реальность, расчлененная на три уголовных дела, тщательно очищенная от экономической составляющей и связей с силовиками и политиками, не стала ни откровением, ни психотерапией. И если не получается сказать языком следствия и суда, то кинематограф по госканалу — в самый раз.
Режиссер Шевельков уточняет, что лента снята с целью разобраться, откуда берется общее молчание и как вообще происходят кущевки. Отсюда и посмотрим.
К телепродукту реальные кущевцы в массе своей пока относятся снисходительно. Идеальный русский язык у кубанских бандитов и «область» вместо «края» они готовы простить ради главного — «показать, как над девчонками издевались», «как совхоз Степнянский жгли». Что-то настораживает уже меня. Например, вышестоящая прокуратура вопреки здравому смыслу оказывается «краснодарской городской», а не «краснодарской краевой». Ошибка ли? Прокурор края Коржинек, в отличие от сериального коллеги, усидел в своем кресле.
Больше всего эмоций сериал вызывает, конечно, у родственников жертв. Они не могут воспринимать телепродукт «отстраненно». Убеждены, что сериал заказан Анжелой — женой Цапка-младшего, который в фильме хороший и никого не убивает. Рассматривают сюжет чуть ли не как следственную версию. Вот в последней серии расстреливают 12 человек, и среди них — убийца бандита Николая. «То есть Сервер Аметов был виноват в убийстве Цапка-старшего, это, что ли, имеют в виду?» — спрашивают серьезно.
Время показа волнует их еще как — сериал начался вместе с прениями и закончится аккурат под приговор, который будут выносить присяжные. Этим летом суд присяжных оправдал кущевца Вадима Палкина, которого обвиняли в двух убийствах. По основному делу цапков из обвинительного заключения были намеренно изъяты все экономические мотивы и все связи с правоохранительными органами, из-за чего обвинение шатается — и опасения жертв понятны.
Цапчиху — или Волчиху — убедительно играет Нина Усатова. Мне случилось общаться с Надеждой Алексеевной Цапок до ее ареста. Усатова ее буквально скопировала — речь, внешность, манера держаться. Единственное отличие — очки актриса надела затемненные. И мне понятно, почему. Взгляд Цапчихи — навыкате, без выражения — вряд ли смогла бы передать даже Усатова.
Мария Шукшина — персонаж без прототипа — представляющий, видимо, независимое «гражданское общество». Весь сериал ходит с таким выражением лица, за которое в настоящей Кущевской бьют вне зависимости от пола и возраста. Кущевцы говорят, что «такую борзую у нас зарыли бы давно». Каким-то образом героиня успевает и в личной жизни, и в бизнесе, хотя приехала искать пропавшую дочь.
Реальные девочки — приезжие студентки медколледжа, ПУ-55 и Северо-Кубанского университета, уезжавшие из станицы после изнасилований, домой возвращались. Цапки не караулили их на трассе и не закапывали в подлеске, опасаясь разглашения. Но большинство родителей так и не узнавали правду — потому что девушки боялись осуждения. Я знаю два случая, когда именно родители отказывались подавать заявление о сексуальных преступлениях в отношении своих несовершеннолетних детей. Тех немногих, кто поддерживал своих дочерей и шел с заявлением в милицию, совершенно не нужно было сажать в яму в степи. Достаточно было замылить разбирательство. Ни одно из дел не дошло в итоге до суда.
Время в сериале сжато — убраны последние восемь лет (2002–2010), когда после смерти брата банду возглавлял Сергей Цапок. Поэтому его невинный образ получается естественным — при старшем брате он действительно держался на заднем плане.
И вот мы видим в сериале драму бандитской семьи. Старший (ныне покойный) Николай — отморозок-беспредельщик. А Сергей (сейчас находится под судом за убийство 19 человек) — не такой. У него — педобразование. В какой-то момент он даже собирается идти работать в школу, но мама отговаривает: «На что жить будешь?» «Мы и есть бандиты!» — поражается он ближе к концу сериала. После чего, сбежав из дома в пижаме с чемоданчиком денег, лично спасает мужчину, женщину и двух детей…
От реального образа Сергея Цапка сериальный герой отличается очень и очень сильно. Цапок-младший действительно эволюционировал по сравнению со своим старшим братом. Он первый придумал спонсировать станичную милицию, а не сражаться с ней, обеспечивая сотрудников всем — от кондиционеров до высшего образования. Именно он уловил тренд нулевых и стал депутатом Кущевского района, а затем вошел в Совет молодых депутатов Краснодарского края. Но вкус к беспределу никуда не ушел — согласно материалам дела, он лично участвовал в убийстве 12 человек, в том числе — 4 детей. Привычно занимал руководящую роль — советовал заклеить рот уже оглушенным и придушенным детям в ванной, допрашивал Сервера Аметова с ножом в животе. Какой уж тут романтизм и рефлексия.
И да — не волнуйтесь за Цапка-папу. С Виктором Валерьяновичем все хорошо, продолжает заниматься бизнесом. Слабых звеньев в этой семье нет. А Сергей Никоненко сыграл какого-то другого человека.
В происходящем на телеэкране вообще чувствуется избыточность московских реалий. «Карусель» на выборах — как будто в станице в «каруселях» есть необходимость. Магазины «молочных продуктов короткого срока хранения», расфасованных по аккуратным упаковкам, — люди в тех краях закупаются на рынке или у соседей, а не в продовольственных бутиках. Сериальные дома цапков — буквально дворцы с прислугой — характерны для Подмосковья, а не для южных полей. Цапок-старший лебезит перед краснодарским прокурором — хотя мы знаем, что переговоры велись в гораздо более неформальной обстановке. А еще буквально в каждом доме и кафе напихана прослушка — и бандит, сгорбившись над компьютером, контролирует жизнь станицы — как будто недостаточно традиционных стукачей.
Меня задела пресс-конференция на двадцать журналистов, показанная в первых сериях. Увы, убийство станичного парня при задержании не собирает таких конференций. И вообще конференции по этому поводу полицией не проводятся.
Особую роль авторы отводят народу. Уже во второй серии Волчиху пытаются застрелить из пистолета, и потом — то записки с угрозами, то стрельба по бронированным джипам. Народ сопротивляется. Кто-то периодически кричит: «Нельзя молчать!», его бьют ногами.
В последней серии станичники даже идут к ОВД с палками, путь им преграждает цепь ОМОНа. «Не надо плодить уголовных дел, — убеждает хороший офицер в мегафон. — Мы разберемся!» Народ идет к резиденции Цапков, упирается в цепь ОМОНа. И снова угрожающе молчит.
Создатели сериала всячески пытаются реабилитировать местное население. Хотя реальные люди, 20 лет выживавшие на территории без власти и полиции, меньше всего нуждаются в оправданиях со стороны московских режиссеров.
Проблема коллективной ответственности страны за ее кущевки вообще решается просто. Станица изображена ловушкой, подвешенной в безвоздушном пространстве. Информация наружу никак не проникает, выбраться оттуда решительно невозможно. В одной из серий две семьи выезжают из станицы на лодке (!), потому что все дороги сторожат бандиты.
Два начальника отделений полиции, помогающие в сериале Цапкам, — собирательный образ, слеплен из трех начальников ОВД и одного начальника УБОПа. В том-то и ужас, что все районное, станичное милицейское начальство (после 2000 года) последовательно оказывалось в смычке с подонками. Десять лет полного контроля над полицией и ГАИ.
И да — в сериале показаны и наркотики, оказывавшиеся в машине неугодных, и липовые уголовные дела, возбужденные по звонку, и пытки, и милицейские планерки с участием цапков. Не показаны — мебель и оргтехника, установленные в отделе за счет ОПГ, федеральная судья, сожительствовавшая с Николаем, врезка в трубопровод «Тихорецк–Лисичанск», посменно охраняемая ментами и цапками, поборы и совместные «разводы» бизнесменов, взаимные подарки к дням рождения. Все показать, конечно, невозможно.
Уже в середине сериала появляются силы добра. Честный мент из соседнего района, друзья которого — ветераны чеченских войн — помогают главной героине добраться до Москвы. Они же и вручают ей папку с «материалами» на цапков. Папка оказывается в Генпрокуратуре, цапки — на контроле у Кремля, женщину-свидетельницу охраняют ГРУшники в отставке (шутят: «Не сталинские соколы, а путинские журавли»). И уже летят в станицу следователи из Москвы — но не успевают никого спасти.
12 человек — три семьи в одном доме — по сериалу убивает некий Красавчик, приспешник Николая (Сергей в это время спасает людей). Сама сцена убийства не показана, но по звукам догадываемся — автоматом, за 10 секунд. Страшно сказать, но это была бы более предпочтительная смерть для людей, которых убивали в доме Аметовых.
Чем по-настоящему плох этот сериал? Не деталями, не акцентами. Он эпично и убедительно рассказывает людям, что если красную папочку с правдой внутри довезти до Москвы, все будет хорошо. А именно в этом и заключается главный ужас кущевцев, наступивший после ареста цапков, — когда они массово писали письма президенту и бесполезно судились за отнятые гектары земли. Как сформулировал один фермер: «До этого мы знали, что нами правят бандиты. Теперь мы вроде как в государстве, а оно такое же».
О том, что Кущевкой заправляет банда, «Российская газета» и «Комсомолка» писали аж в 2005 году. Приезжала прокурорская проверка. Проверка уехала, а цапки остались. Прототипом героини Марии Шукшиной могла бы стать Галина Крошка — молодая и красивая ректор Северо-Кубанского гуманитарно-технологического института, которая поддержала жалобу своих студентов на побои и изнасилования (170 подписей!), отправив в том самом 2005-м волшебные письма по всем адресам. Цапки подождали 4 месяца и через приближенных ментов посадили ее в СИЗО. Там она перенесла два инсульта и сошла с ума. Вот такой сюжет.
Кущевка срезонировала только потому, что в момент убийства в станице случайно оказалась съемочная группа Первого канала. Первому каналу не стоит отдавать свою роль в истории «путинским журавлям». Картинка дымящегося дома с трупами внутри в выпуске вечерних новостей по госканалу — да. Письмо 170 студентов — нет.
Поэтому правдивый сериал заканчивался бы словами — вы одни. На лодке плыть некуда.
Фото Анны Артемьевой
