В 8 часов вечера ведущие грузинские телеканалы «Рустави-2» и «Имеди» объявили результаты своих экзитполов. Выходило, что кандидат от коалиции «Грузинская мечта» Георгий Маргвелашвили получает от 66 до 68 процентов голосов. Создатель «Мечты», премьер-министр Грузии Бидзина Иванишвили, показался пророком, когда за несколько дней до выборов заявил: «Я ожидаю, что Маргвелашвили получит на выборах не меньше 65 процентов. А если меньше 60, то меня это очень огорчит и мой энтузиазм по поводу Грузии сильно упадет».
…В 8 часов вечера в гостинице «Бомонд» на улице Александра Чавчавадзе проходила пресс-конференция директора украинского социологического центра SOCIS Николая Чурилова. По приглашению своих коллег — грузинских социологов и по заказу информационного агентства GHN и газеты «Премьер» Чурилов консультировал проведение одного из многочисленных экзитполов. Украинский социолог выглядел очень растерянным, потому что столкнулся с удивительным фактом: в свободной стране, во время проведения «самых спокойных, мирных и честных выборов в истории Грузии», 35 процентов опрошенных (выборка из 10 000 избирателей) отказались отвечать на вопросы экзитпольщиков и раскрыть имя своего кандидата.
— Я провел 40 экзитполов в разных странах постсоветского пространства, — говорит украинский социолог. — Ни разу такого в моей практике не было. Максимум, с которым мы сталкивались, — это 18—20 процентов на украинских выборах, и для нас это был тревожный симптом. 35 процентов — это огромная цифра. Она свидетельствует о двух вещах: скорее всего, эти люди голосовали за политика, который явно не является популярным лидером текущего момента. И второе: открытость не является достоянием Грузии. Проще говоря, люди боятся.
Озабоченность украинского эксперта подтвердил мой давний знакомый, грузинский социолог Валериан Горгиладзе. Проводимый его фирмой экзитпол тоже показал 35 процентов отказавшихся назвать своего кандидата избирателей. «В такой ситуации все предварительные данные, а именно — 60 процентов Георгия Маргвелашвили, 20 Георгия Бакрадзе и показатели Нино Бурджанадзе — не могут выдаваться за конечный результат, — сказал Валериан. — Мы не знаем, за кого голосовала треть пришедших на избирательные участки. Социология не в состоянии смоделировать результаты выборов в такой ситуации. Надо ждать подсчета голосов и официальных результатов».
Впрочем, никто никаких официальных результатов ждать не собирался. Первыми на экзитполы «Рустави» и «Имеди» отреагировали «мишисты». Еще в семь часов вечера в штабе «Единого национального движения» ощутимо витала паника.
— Ты что-нибудь знаешь, кто на втором месте? Мы или Нино? — спрашивал меня журналист и активист ЕНД Гела Васадзе. Но как только объявили, что второе место (20 с лишним процентов) у Георгия Бакрадзе, «мишистов» охватила эйфория. И Бакрадзе тут же поздравил Маргвелашвили с победой.
— Новая эпоха настоящей демократии началась в Грузии! — сказал на радостях Бакрадзе, и это его двусмысленное заявление привело некоторых «мишистов» в явный ступор.
«Единое национальное движение» первым признало выборы безоговорочно честными, хотя еще час назад на полном серьезе собиралось созывать акции протеста («мишисты» входят во все избирательные комиссии и целый день мониторили сообщения о нарушениях, которые объективно фиксировали и другие наблюдатели).
— Ну что, Гела, идем в ЦИК? — спросила я Васадзе.
Он лишь махнул рукой. Напряжение отпустило и в новом, построенном на отшибе Тбилиси, огромном и непривычно пустынном штабе ЕНД: люди поздравляли друг друга, как будто победили.
— Согласись! — говорит Гела. — Одно дело, когда сажают единицы, и совсем другое дело, когда угроза висит над всеми. 20 процентов — мощная страховка. Мы теперь официально самая сильная оппозиционная партия в стране. Нас рано списывать со счетов.
Коабитация — французский политический термин, означающий пребывание у власти принадлежащих к разным партиям президента и премьера, — быстро стало самым популярным ругательным словом в Тбилиси.
На участке в спальном районе Грузии громко спорили двое грузин. Но когда я спросила, за кого они голосовали, дружба победила, и они в один голос заявили: «Нашего кандидата нэт! Наш кандидат лежит в могиле!»
— Давид-строитель, что ли? — я впопыхах не вспомнила никого более достойного.
— Слушай, какой Давид, а? Гамсахурдиа наш кандидат!
Видимо, на моем лице они прочли что-то явно не совместимое со своим отношением к первому президенту Грузии и бросились в бой.
— Кобэтаци! — презительно сказал Леван. — Они нам говорят, что какая-то там кобэтаци защищает этого Саакашвили…
— А вы хотите посадить его в тюрьму?
— Расстрелять! Кто такая Америка — указывать грузинам, что делать?
— При Шеварднадзе была Россия, которая нам министров назначала, — добавляет Зура. — Теперь Америка и НАТО. Только при Гамсахурдиа грузины были сами.
— А вы знаете, что Саакашвили своим последним указом сделал Гамсахурдиа и Коставу национальными героями? — спрашиваю я.
— Из его рук стыдно даже милостыню брать, — гордо отвечают мои воинствующие звиадисты.
Недалеко от нас стоит женщина, явно слышит разговор и не сдерживает улыбку.
Я — к ней. За кого голосовала?
Фатима — не этническая грузинка. Она с Северного Кавказа, в 16 лет вышла замуж за грузина и переехала в Тбилиси. Это было в 89-м году. Но история ее жизни — история современной Грузии в миниатюре. Она отчетливо помнит, как свекровь прятала ее в подвале во времена Гамсахурдиа. Помнит, как «голодовали» (так здесь говорят) во времена Шеварднадзе, когда муж сидел без работы, а она кормила семью — работала парикмахером. Потом родился сын, и, «когда живот на восьмом месяце мешал подходить к клиентам», Фатима ушла из салона. Уже двенадцать лет она работает на дому, берет за стрижку 4 лари (80 рублей), зарабатывает в день до 50 лари. При Саакашвили муж стал работать, даже сделал карьеру. Они продали однушку на первом этаже, которую Фатима не любила с тех самых гамсахурдиевских времен, когда ей били окна. А потом квартиру пару раз обворовывали. Купили двухкомнатную в одном из спальных районов Тбилиси. Родили второго сына. В августе 2008 года Фатима была на четвертом месяце, ждали третьего ребенка. Девочку. Началась война, мужа призвали в ополчение и отправили в Гори. Свекровь опять готовилась к жизни в подвале, когда в Тбилиси придут русские. «Ничего, — успокаивала она Фатиму. — Мы уже пережили один ужас…» У Фатимы от нервов прервалась беременность — прекратилось серцебиение у плода. В тот момент, когда она лежала в больнице, мужу предъявили обвинения в связи с русскими. Ему из России, в самый разгар бомбежки Гори, позвонил родственник… Разобрались, сняли все обвинения, Фатима выписалась из больницы, жизнь вошла в привычное русло. Сейчас она опять нервничает, что новая власть уволит мужа. Но пришла голосовать за националов.
— Вы за Мишу? — спросила я. — Почему?
— Я живу на шестом этаже и постоянно вынуждена собирать со всего подъезда деньги на оплату лифта. Хотя он мне нужен так же, как и другим соседям. Но они мне говорят: «Это к тебе ходят клиенты, вот ты и плати». Я работаю как вол. Мой муж работает как вол. Что им мешает работать? А они хотели написать на меня донос, что я не плачу налоги. Мне не нравятся бездельники, которые завидуют тем, кто работает. Во времена Саакашвили это стало стыдно. Впервые в Грузии…
Меня не покидает уверенность, что, если бы не давление Запада — сначала на Саакашвили и его правительство перед прошлогодними парламентскими выборами, а потом — на Бидзину Иванишвили и коалицию «Грузинской мечты», не было бы сейчас у бывшей партии власти тех 20 процентов, которые у нее, безусловно, есть. Потому что в Грузии есть такие, как Фатима. И их объективно немало. Без действительно навязанного Западом принципа коабитации в Грузии сейчас бы вовсю торжествовал принцип победителя, который забирает все. И на своей шкуре его почувствовали бы не только политические соратники Миши, но и обычные люди, которые считают, что эпоха Саакашвили — не самая позорная страница в истории Грузии. Считают. Но лишний раз вслух об этом не говорят.
— Социальный статус людей, резко отрицательно настроенных против бывшей власти, — очень низкий. Это бедные, плохо образованные люди, — говорит мне Давид Бердзенишвили, депутат парламента, член республиканской партии, входящей в коалицию «Грузинская мечта».
Однако сам Давид, элитарный представитель думающей части грузинского общества, во многом сходится с «бедными и необразованными».
— Мы от Саакашвили получили очень плохое наследство. Это была фасадная страна, фасадная экономика, фасадная демократия. Да, в Грузии очень легко открыть фирму, но очень тяжело работать. В Грузии есть определенный прогресс с государственным сервисом. Нет коррупции на низовом и среднем уровне. Но эта коррупция оказалась элитарной, и в Грузии почти всеми крупными бизнес-структурами владели формально и неформально люди от власти.
— Владели? Уже не владеют?
— Ну Каха Бендукидзе как владел, так и владеет.
— А чем он владеет?
— Ну особо большого бизнеса у него в Грузии нет. Но за несколько лари он купил участки земли и там что-то строит и продает. Он является владельцем самого лучшего в Грузии университета (Свободный университет). Однако этот университет был лучшим грузинским частным университетом и до Бендукидзе. Он вложил туда деньги, и, я думаю, это единственная сфера, где он работает хорошо. Я не в восторге от его действий в экономике, ничего хорошего от политики Бендукидзе Грузия не получила. Я понимаю, что для российских граждан Бендукидзе интересная фигура, он бывший российский олигарх…
— Иванишвили тоже бывший российских олигарх, как и Патаркацишвили…
— Но в отличие от Бендукидзе Иванишвили всегда стоял особняком <от российской власти>. Это две разные весовые категории. Хотя Бендукидзе в прямом смысле весит гораздо больше, у него никогда не было такого политического веса, такой популярности, как у филантропа Иванишвили. Бендукидзе никогда не занимался благотворительностью. Никогда! — осуждающе говорит Давид.
— Благотворительность и реформы — это действительно разные весовые категории. Понятно, что за первое люди всегда благодарны, за второе — никогда. Акцентируя этот аспект деятельности Иванишвили, не порождаете вы тем самым спрос в обществе на вечную благотворительность?
— Иванишвили не собирается, конечно, обустраивать всю Грузию по типу своей родной деревни, в которой он построил дороги, больницу, дома, оплачивает коммунальные счета своих односельчан. У нас есть экономическая программа, у нас социально ориентированный бюджет. Но никакого социалистического подхода в этом нет.
Не так давно другой депутат грузинского парламента «мишист» Зураб Джапаридзе обратился к Бидзине Иванишвили с открытым письмом. Он пишет об угрозах падающей экономики и о том, что взгляды, которые озвучивают представители исполнительной или законодательной власти, в лучшем случае иллюзорны, а часто вредны для экономики. И анализирует, что именно сделали правительство Иванишвили и парламент за этот год. Целый год, между прочим. Вполне достаточно, чтобы перестать критиковать «фасадные» реформы Саакашвили и начать отвечать за свои личные решения.
«Одна существенная <…> тенденция проявилась в работе нового парламента. Это склонность к созданию новой государственной бюрократии, — пишет Джапаридзе. — Например, создается отдельное агентство надзора за страховыми компаниями (раньше эта функция была у Национального банка), создается отдельная служба надзора за ценными бумагами (эта функция также должна быть отнята у Национального банка), создается специальный фонд государственного страхования, где должна аккумулироваться 1/3 собранного подоходного налога, что составляет примерно 600 миллионов лари…»
Дерматовенеролог Ираклий Дарцмелия, который перевез свою семью из Питера в Тбилиси после войны 2008 года, а после прошлогодних парламентских выборов вступил в «Единое национальное движение» и вместе с женой голосовал на этих выборах за Георгия Бакрадзе, объяснил мне, чем чреваты 600 миллионов лари на бесплатную медицинскую страховку.
«Я вернулся в Грузию не только из-за войны. Я вернулся, потому что в Грузии началось становление реальной системы частного страхования в медицине. Система функционировала так: пациент покупал страховку (стоила от 120 лари до 250 лари на семью), лечился, получал счет в больнице и шел в страховую компанию. Это были отношения, в которых государство не участвовало. Теперь создан государственный фонд. Теперь схема: пациент — государство — больница. С одной стороны, люди перестанут покупать страховку в частных компаниях. Даже те, кто может себе это позволить. Страховой бизнес становится невыгодным. С другой стороны, государство — это коррупция и откаты, что уже началось. И, как результат, некачественная бесплатная медицина, которая все равно не сможет покрыть потребности всего населения, и врачи, которые ничего не получают от государственной страховки. То есть конец реформы».
Российские журналисты особо отдают должное одной реформе правительства Саакашвили: грузинские полицейские больше не берут взяток. Это факт, и от него никуда не деться. Но лично мне всегда нравилась реформа Саакашвили, о которой почему-то наши деловые СМИ писали не столь активно. В 2004-м в Грузии произошло молниеносное сокращение государственной бюрократии. Именно эта реформа стала главной причиной того, что коррупция «на низовом и среднем уровне» в Грузии исчезла как явление. А по поводу элитарной коррупции… Пока (за прошедший год) ни одного реального обвинения во владении несметными богатствами ни Саакашвили, ни его окружению не предъявили.
Западный курс, за который так возненавидел Мишу Кремль, — вот это реальный пример того, что можно сделать с бюрократией на одной пятнадцатой постсоветского пространства. А курс российский — это когда налоговиков, прокуроров и судей превращают в государственных рэкетиров. Забавно, что Сааакашвили сумел соединить оба этих пути. Освободив своих сограждан от произвола гражданских бюрократов, Саакашвили одновременно направил своих силовиков доить бизнес от имени государства. На этом и прогорел. Но это уже другая тема…
