«Географ глобус пропил» — чистый образец мейнстрима, сплав советского кинематографа с кино нулевых. Критики будут спорить о картине Александра Велединского (интервью с ним — см. «Новую газету», № 118), а зритель — сожалеть, что подобных фильмов у нас практически не снимается. Не так-то это просто — снять внятное, честное и вселяющее надежду кино про нашего современника, про окисленные временем вопросы.
Картину поддержал автор повести Алексей Иванов за то, что в основе работы не идеология героя и его принципы, а острое ощущение неправильности жизни. И еще. Желание быть счастливым вопреки всем обстоятельствам. В отличие от миллионов соплеменников неправильный, нищий, пьющий учитель Служкин не раздирает нарывы обид, не рвет на себе рубаху страстей и жалоб. Его внутренняя свобода — в огромном даре сочувствия. В умении понять неверную жену, предательство друга, глумление великовозрастных учеников. В способности не наставлять, но вместе с учениками разгадывать зыбкую логику путаного современного бытия. На вопрос любимой ученицы о страхе смерти Служкин отвечает без пафоса: «Жить привык», и в этом буквально вторит чеховской Маше: «Надо жить»… На «Кинотавре» фильм получил сразу две главные награды: Гран-при жюри и приз продюсеров.
Жаль, в фестивальном регламенте нет поощрений за «Лучший дуэт»: он, безусловно, был бы у Константина Хабенского, сыгравшего географа Служкина, и Елены Лядовой в роли «законной половины» неформатного учителя. И если Хабенского знают и стар и млад, то имя Елены Лядовой широкоформатной аудитории практически неизвестно. Хотя она — одна из самых востребованных актрис современного кино. Снимается у Досталя, Звягинцева, Учителя, Прошкина, Велединского, Мизгирева… На канале «Россия» идет многосерийная драма «Пепел» Вадима Перельмана («Дом из песка и туманов»), рядом с Лядовой именитые: Машков, Миронов, Гармаш, Хаматова, Мамонов, Смоляков, Розанова, Гостюхин, Чонишвили. В ее копилке «Орлы» и «Ники». Но почивать на лаврах некогда: сейчас она снимается у Андрея Звягинцева в драме «Левиафан».
— Признавайтесь, как вам удается попадать к лучшим режиссерам?
— (Смеется.) Нас связывает хороший вкус: я им нравлюсь, они мне тоже.
— Но кому-то вы отказываете?
— Важен не только профессиональный, но и человеческий фактор. Не умею работать в обстановке недоверия. Съемочная площадка и сцена — живой энергетический обмен. Хочется, чтобы тебя ждали и любили. При взаимном чувстве все складывается. Хотя нередко приглашают «выручить проект»: мол, материал слабый, надо бы его усилить.
— Разве «публичная жизнь» — не часть профессии? Кажется, вы осознанно себя засекретили. Эта закрытость — установка или реакция на журналистскую бесцеремонность?
— Честно сказать, сама еще не разобралась. Наверное, не нараспашку мне комфортнее… У меня открытая для чужих глаз профессия. Сердце отворено: заходи, кто хочешь! Сохраняя себя, мне надо беречь личное пространство. Я же не эксгибиционист. Хочу иметь самоценную, отделенную от экрана жизнь. Я не ежик с иголками, но в квартиру ко мне просто так не позвонишь. А позвонишь — не открою дверь, если заранее меня не предупредите. Мой дом — это мой дом.
— Следствием этой закрытости стали расхожие клише, гуляющие в СМИ: девочка из Моршанска «с детства мечтала стать актрисой»…
— Ну да, родилась в Моршанске. Там до сих пор живут мои бабушки. Там могилы, наш дом. А выросла я в семье офицера в Одинцове, который сейчас стал почти Москвой. Нормальный ребенок из советской семьи — занималась во всевозможных кружках в Доме пионеров: нигде надолго не задерживалась. Больше всего хотелось прогноз погоды вести — плавно руками водить по картам и континентам.
— В Моршанске находится известная табачная фабрика. Как и в Севилье — родине Кармен… между прочим, ваша роль. Не предлагали?
— Ага, Кармен из города Моршанска… Хотя было такое предложение. Пробовалась в картину Александра Хвана «Кармен». Но мелковата тогда я была.
— Дочь военного, наверное, приучили к дисциплине, порядку. Или в знак протеста у вас кругом тарарам?
— Люблю, когда жизнь хотя бы отчасти регулируется. Но голова начинает раскалываться, если законов-упреждений через край. Нет, дисциплинированной себя не назову. Вряд ли приеду на свидание за полчаса. Тяну до последнего… Из-за этого на первом курсе в «Щепке» жутко страдала. Пока доберусь из Одинцова на электричке, непременно опоздаю. Первые пару месяцев мой учитель по мастерству Римма Гавриловна Солнцева меня не впускала. Так и изучала «мастерство» из-за двери, через щель.
— Тем не менее вам удалось попасть в один из лучших театров страны — ТЮЗ.
— Да, худрук Генриетта Яновская сказала: «Ты мне нравишься, но у меня нет для тебя материала».
— И начала Лена играть в детских спектаклях…
— Для ТЮЗа это в порядке вещей. У нас в театре, как в армии, есть «курс молодого бойца». Сыграла роль Курица-Мышка-Березка — считай, стала артисткой. Меня ввели в «Два клена» в 1200-й спектакль, тот самый, в котором играли и Чурикова, и Ахеджакова.
— Но были и взрослые роли в фантазии о Шагале «Сны изгнания», в «Трамвае «Желание». Был успех, и все же вы из театра ушли… Мастера на вас не обиделись?
— Думаю, что расстроила режиссеров. Несмотря на то что роли в ТЮЗе были небольшие — я многое приобрела в работе с Камой Мироновичем Гинкасом… И все же с моей психофизикой почти невыносимо «производить» годами одни и те же роли. Впрочем, мы не прощались. Надеюсь, у нас еще возникнет вспышка взаимной заинтересованности.
— Кажется, Алексей Учитель позвал вас в кино?
— Он из режиссеров, которые не доверяют кастинг помощникам, «чужим глазам», — присматривает актеров сам. Ходил на наши дипломные спектакли. Пробовал меня и на «Прогулку», но утвердил Иру Пегову. Меня оставил для «Космос как предчувствие…»
— Для роли провинциалки Риммы вы поправились на 13 кг. Практически, как Рене Зеллвегер для «Дневника Бриджит Джонс».
— Это была личная просьба Алексея Ефимовича. Мы с Ирой Пеговой играли сестер. Ире дали задание похудеть, мне — поправиться. В общем, я с трудом, но справилась, а Ира — двоечница. Так что приходилось объедаться, чтобы ее догнать.
— Вы и в сериальных стогах пытаетесь отыскать свои единичные роли. Грушенька в «Братьях Карамазовых», жена Шаламова в «Завещании Ленина», ершистая зэчка «Любка», мучающаяся невозможностью выбора Рита в «Пепле». Это не детали конвейера, а штучные работы. Но чаще всего вас зовут в ретрокино: ХIX век, сталинская эпоха, война, конец 50-х..
— Режиссерам кажется, что у меня советское лицо, — вот и зовут.
— Говорите, советское? А знаете, что вас сравнивают с молодой Орнеллой Мути?
— С детства про это слышу. Недавно Мути приезжала в Питер, ее сразу и огорошили: «В России есть актриса, очень на вас похожая».
— Я заметила, что чаще всего в сериалах вам предлагают играть «женщин с трудной судьбой»…
— Практически всегда! И в аварию попала, и муж помер, и сама больна, и все ее бросили, и денег нет… Такие навороты в так называемой телевизионной драматургии. Отчего? Кто-то хочет по-быстрому продать сценарий; другой — наспех снять; кому-то надо детей в школу отдать; кому-то за ипотеку расплатиться. Причины вроде разные, результат плачевен. Но знаете, я нашла оправдание для слабого материала — я работаю для женщин… как вы говорите, с нелегкой судьбой. Чтобы они видели: «Не все безнадежно. Самую скверную ситуацию можно исправить». Недавно на пробах девочка-ассистентка подбежала ко мне с диском, просила подписать: «Мы с мамой вдвоем живем и часто пересматриваем вашу «Любку».
— В «Географе…» вы сыграли жену нескладного учителя Служкина. Велединский рассказывал мне, что на эту роль искал актрису, которая не выглядела бы хабалкой в роли уставшей женщины. Искал личность. Рассказывал, как вы спорили до хрипоты. А с кем бы вам еще мечталось поработать?
— С Дэвидом Линчем! (Смеется.) Жаль, стареет мэтр, могу не успеть у него сняться… Хотя волей случая даже с ним знакома. Жили в одном отеле в Париже. Как-то на парапете стояли, курили. С затылка его узнала. «Здравствуйте, — говорю, — вас как зовут?» — «Дэвид». — «Я так и знала, что вы Дэвид». Познакомились. На следующий день встречаемся в холле. Он: «Лена, хотите, я для вас сделаю экскурсию по отелю». Все закоулки исторического здания показал. Потом продемонстрировал зал с суперакустикой: «Здесь должны петь великие оперные певцы. Давай покричим!» Поорали: «А-А-А! У-У-У!» Моя мама неподалеку сидела. Испугалась. «Не обращай, — говорю, — внимания на этого странного дяденьку. Он режиссер. Хороший.
— Помимо лучших режиссеров у вас завидные партнеры: Миронов, Цыганов, Смирнов, Негода, Галкин, Машков, Колтаков, Горобченко, Яценко.
— Я стараюсь выяснить заранее: кто партнеры. Сразу понятно, какого уровня, масштаба будет кино.
— Слушайте, а в Голливуд, где уже пытаются пробиться в звезды наши соотечественницы Ольга Куриленко, Светлана Ходченкова, Юлия Снегирь, — не стремитесь?
— Чтобы куда-то двигаться, этим всерьез следует заниматься. Учить язык, находить менеджеров. Надо очень этого хотеть, чтобы не затеряться среди роты никому не нужных актеров. Можно же и немецкий выучить, и никогда в «Фаусте» не сняться.
