Говорят, мы мелко пашем,
Оступаясь и скользя.
На природной почве нашей
Глубже и пахать нельзя.
Мы ведь пашем на погосте.
Разрыхляем верхний слой.
Мы задеть боимся кости,
Чуть прикрытые землей.
Это, по-моему, гениальное стихотворение. Но дело даже не в его гениальности. Здесь — всего в восьми строчках! — так много сказано про Россию, двадцатый век и наше трепетно-ханжеское отношение к ней и к нему, что… А что делать-то? Что делать с этой жизнью на костях, «чуть прикрытых землей»?
А еще со всех сторон настойчиво убеждают как бы неглупые люди, что «глубже и пахать нельзя», вон единый и неделимый учебник истории пишут…
Шаламов пахал глубже. До природы и сути человека, легко преодолевая тезис Адорно, что после Освенцима писать невозможно. Так, как писал Шаламов, — можно и даже необходимо. Для выживания человечества, например. Если, конечно, оно, на шаламовский пристально-зэковский взгляд, того достойно.
Особенно пронзителен этот взгляд с самой высокой шаламовской (и далеко не только шаламовской, кто там рядом?) вершины — которая его «Колымские рассказы». Это вообще одно из самых пронзительных произведений русской, да и мировой литературы…
Однако в этом никакой газетной новости нет.
Новость в том, что 30 октября, в День памяти жертв политических репрессий, в центре Москвы, у самой аж резиденции патриарха, в Чистом (где же еще?) переулке, собралась нешуточная толпа. Но такую новость озвучило бы даже нынешнее НТВ. Беда для НТВ и т.д. в том, что толпа эта — около патриарха — собралась совсем даже не в поддержку репрессий против несчастных «Пусей» или в ознаменование выброшенной морем в Сочи, в преддверии Олимпиады, Иверской Богоматери, а всего лишь по поводу Шаламова. Правда, великого писателя, но телевизионщикам читать некогда, они реальность создают…
Подозрительность ситуации почувствовал откормленный гусь из ФСО (как же у нас церковь-то от государства отделена, ой матушки-светы!), но его успокоили представители московской мэрии, мол, все по закону. И в дальнейшем все проходило без эксцессов. Но нельзя сказать, что спокойно: страсти были и в речах выступавших, и в реакции слушавших. Но — не доходившие до шаламовских страстей.
А выступали и открыли мемориальную доску: вице-мэр Москвы Леонид Печатников, глава общества «Мемориал» Арсений Рогинский и секретарь Союза писателей Москвы, прозаик (известный еще по «Метрополю») Евгений Попов.
Когда покрывало было сорвано, на нас очень внимательно из своего угла-книжки посмотрел Варлам Шаламов. Собравшиеся смогли выдержать этот взгляд. Хотя и холодок пробрал — выдающийся скульптор Георгий Франгулян все для этого сделал и честно рассказал, как именно. А еще выступили: Алексей Симонов, представлявший одного из инициаторов доски Шаламова в Москве — Русский ПЕН-центр, автор телесериала о Шаламове «Завещание Ленина», а также, например, потрясающего «Штрафбата», кинорежиссер Николай Досталь, совсем молодой директор Государственного музея истории ГУЛАГа Роман Романов и автор первой российской монографии о Шаламове Валерий Есипов.
Еще одного инициатора мемориальной доски писателю-мученику — «Новую газету» — удостоился чести представлять я — в качестве ведущего церемонии.
И знаете, что, наверно, самое замечательное: хотя и день был такой тяжелый — памяти жертв политических репрессий, — получился праздник! Когда тому, кто давно заслуживает, удается воздать ну хоть чуть-чуть по заслугам, это уже праздник.
Не напрасно после окончания церемонии открытия доски-памятника люди еще долго не хотели расходиться. Та самая знаменитая роскошь человеческого общения — она же предполагает именно общение с себе подобными. Не с человекообразными же!
И еще — наверно, потому об этом говорю, что патриархия по соседству, — даже атеизм не отменяет веру. Например, в таких святых, как Шаламов.
P.S. Хочется сказать искреннее спасибо правительству Москвы и его департаменту культуры за эту доску-памятник Шаламову. И, конечно, спасибо таланту Франгуляна. Но тут уж, наверно, Господу надо говорить спасибо… А вот благодарить чиновников у нас так редко получается. Надо-то всегда только по делу — как вот сейчас…
