СюжетыКультура

«Дайте же мне тело!»

«Жизнь Адель» все-таки выходит на российские экраны небольшим тиражом. Придется поговорить о сексе в кинематографе

Этот материал вышел в номере № 123 от 1 ноября 2013
Читать
Пятый фильм Абделя Кешиша — безоговорочный победитель Каннского кинофестиваля. Шокирующее повествование о любви двух девушек, несомненно, вызовет возмущение и кривотолки. Чем не повод поговорить о сексе и постельных сценах как импульсе развития киноязыка?

Синий — самый теплый цвет

Изображение

Так назывался популярнейший во Франции комикс Жюли Маро, по которому Кешиш и снял свою необычную картину. В ней воздух современной, помешанной на свободе Франции. Социальная и политическая жизнь, школа и арт-салоны, семья, обеды, вечеринки, свидания… Кешиш не уводит действие на привычную колею «отстаивания прав» нетрадиционных связей, противостояния консервативному миру. Хотя на втором плане все это есть. Но на авансцене чувственного калейдоскопа — подлинная любовь с трагическим финалом.

Ромео и Джульетта принадлежат разным социальным слоям, в одном доме за обе щеки уплетают спагетти-болонезе, в другом наслаждаются устрицами с шампанским. В отношениях продвинутой художницы и неуверенной в себе учительницы младших классов есть привкус мезальянса. Можно ли с помощью сокрушительной страсти построить мост между разорванными социальными территориями, или пропасть неодолима, а воздушные мосты отношений неустойчивы? Это для Кешиша значимо, а то, что Ромео и Джульетта — девушки, — второстепенно. Историю «нетрадиционной связи» он рассказывает как историю любви, в которой есть робкое начало, развитие, кульминация, боль умирания.

И язык тела для режиссера столь же важен, сколь язык глаз и слов. Столь же первостепенен, как доверие и предательство, манипуляция и безоглядная жертвенность. Самая откровенная и продолжительная для арт-кино постельная сцена, граничащая с софт-порно, изумляет не бесстыдностью, но ранящей нежностью. Секс — важная составляющая художественной системы фильма, лишенного привкуса порнографии, душка порочности, свойственного фильмам Катрин Брейя или позднего Тинто Брасса.

«Жизнь Адель» — тонкий сплав импрессионизма с фотографической достоверностью. Критики называют подобный стиль реабилитацией физической действительности. Когда не обнаружишь шва между игрой, условностью и реальностью. Восхитительна переливчатая подробность актерской игры Леа Сейду — загадочной художницы с синими волосами. Но главное открытие фильма — Адель Экзаркопулос в главной роли. Камера не в силах от нее оторваться. Кешиш с помощью мастерской режиссуры и влюбленной в героиню камеры создает изображение повышенной чувствительности, и между экраном и зрителем возникает особая эмоциональная связь. И кажется, что рискованный эксперимент Кешиша направлен не столько на формотворчество, сколько на возможность погружения во вселенную человеческой драмы.

Империя чувств

Многие эстетические новации в искусстве второй половины ХХ века, спровоцированные революцией, в том числе и сексуальной, 1968 года, были связаны с раскрепощением тела. Речь идет не о порно, а о работах таких мастеров, как Осима, Бертолуччи, Линч, Зайдль, Кроненберг, Цай Минлян, Шеро, Триер. Для них язык тела — один из способов прорваться в опасную бездну чувственного, потаенного. В этом пограничье дозволенного и табуированного и наметилась связь новой откровенности с инновацией, развитием киноязыка.

Борис Гройс в «Феноменологии медиальной откровенности» писал о феномене проникновения художников сквозь слой привычных знаков в сферу интимного, сегодня ведущие кинокритики мира пишут о новой честности изображения. Она будоражит, шокирует, травмирует нашу эмоциональную сферу. «Империя чувств», «Ночной портье», «Последнее танго в Париже», «Пианистка», «Собачья жара», «Интим», «Капризное облако», «Любовник», «Мечтатели», «Остров», «Стыд» — девиз «Дайте же мне тело!», как и обещал Жиль Делез, совершил переворот в искусстве: «Позы тела, его повадки становятся категориями, посредством которых происходит работа мысли».

В основном Каннском конкурсе рядом с шокирующей «Аделью» демонстрировались новый опус Франсуа Озона «Молода и прекрасна» (история о самоидентификации юной девы через сексуальный опыт) и заявленный «прощальным» фильм Стивена Содерберга «За канделябрами» (о запретных отношениях экстравагантной шоу-звезды Либераче и его помощника).

Можно сколь угодно говорить о том, что политика в очередной раз вторглась в пределы кинематографа (во время Каннского фестиваля президент Франции подписал закон об однополых браках), но ясно, что сфера чувственного, потаенного становится «спасительным небом» и полем битвы для многих радикальных художников. Одним из способов вернуть искусству остроту непримиримой схватки Эроса с Танатосом.

Нынешние промоутеры «кинооткровений» следуют не за альковным кино, не за «уродами»-порнографами, которых живописал Балабанов, не за «Человеком подглядывающим» шаловливого порнократа позднего Тинто Брасса. Скорее, их вдохновляют произведения «высокой эротики», история всепожирающей страсти Осимы, сплав смерти-насилия-любви у Цай Минляна. Режиссеры, не боящиеся заглядывать в омуты подтекста, силятся возбудить в зрителе сильную эмоцию, нащупать связь между откровенностью, эстетической новацией и внутренней свободой. В категории, которую древнегреческие философы связывали не столько с политическим деспотизмом, речь шла прежде всего о свободе в судьбе. И тут самое время вернуться в родные пенаты.

Облико морале

Все знают, что в СССР не было секса. Члены новой общности рождались от плодотворного союза Маркса-Энгельса-Ленина с рулевой партией. Энергия бдительной идеологии полностью вычистила с советской жилплощади сексуальность. В позднюю пору эпохи невинности секвестрировали безобидные сцены с эротическим подтекстом в знаменитых хитах «Неуловимые мстители», «Экипаж», «Бриллиантовая рука». Не только секс, но намек на эротику был под запретом.

Да и воспитанные в духе советской морали и целомудрия актеры отказывались сниматься в «порочных» сценах. Анна Каренина Татьяны Самойловой не могла обнаженной лечь в постель к Вронскому, пришлось актрису подменять дублершей. Много часов режиссер Натансон убеждал Александра Лазарева раздеться для откровенной сцены с «лучшей девушкой Советского Союза» — стюардессой Наташей (Татьяна Доронина) в «Еще раз про любовь».

Сегодня, обычно отстающее от мировых арт-тенденций наше кино оказалось в тренде экранной секс-революции. На «Кинотавре», а потом и в прокате вызвали интерес обаятельные «Интимные места» Наташи Меркуловой и Алексея Чупова — честный разговор по душам «про это», и «Небесные жены луговых мари» Алексея Федорченко — декамероновская фантазия на тему марийских языческих обрядов и традиций. Режиссеры признаются, что сделали фильм на тему, которой «как бы нет». А Юлия Ауг, блестяще сыгравшая в обоих фильмах, говорит, что люди нуждаются в откровенном разговоре о том, что волнует их лично.

Безусловно, у откровенного кино должен быть гриф +18. По поводу Кешиша еще до премьеры появились письма возмущенных: «Выход фильма в прокат создаст у молодежи впечатления, что подобные блудодейства санкционированы нашими властями». Повезет, если у «наших властей» до «Адели» руки не дойдут (ведь «Клип» так и не вышел на российские экраны, прокатчики отказались покупать «Откровение» с Жюльет Бинош, японские мультфильмы Хентай признали порнографией).

Мы продолжаем быть обществом, культивирующим табу и упреждающим запреты. Не лишним напомнить, что Поппер и Бергсон доказывали, что открытым может быть только демократическое общество, где граждане критически настроены по отношению к табу и принимают решения, опираясь на собственный интеллект, а также исходя из договоренностей, достигнутых в процессе обсуждения. Для нынешней России это — чистая утопия и «беспредел».

shareprint
Добавьте в Конструктор подписки, приготовленные Редакцией, или свои любимые источники: сайты, телеграм- и youtube-каналы. Залогиньтесь, чтобы не терять свои подписки на разных устройствах
arrow