По общественному телевидению Германии показали фильм Poklosie. Скромным тиражом фильм вышел и на наши экраны под названием «Колоски», хотя в переводе с польского Poklosie еще и «Последствия». В основе польского социального хоррора реальные события, о которых вспоминать так не хотелось… и не только в Польше.
Франтишек Калина (Иренеуш Чоп) возвращается в родное село из Америки, где давно живет с семьей. В первых же эпизодах фильма рассказывает младшему брату о заокеанских жидах, монополизировавших строительный бизнес. А младший брат (Мачей Штур) с каким-то остервенением собирает по всей округе надгробья с еврейских могил. Этими камнями и дорога отлично выложена, и площадка вокруг церкви, а он вытаскивает, ворует у соседей камни с вязью из чужих букв, и постепенно его пшеничное поле превращается в кладбище.
С самого начала обоим братьям угрожает опасность, в окна дома летят камни, и косые взгляды соседей добра не сулят. Но даже в страшном сне Франтишеку не могло представиться, что вязкая темная тайна, сплотившая жителей села, превратит сладкий дым отечества в крематорскую горечь. Одна из ярких сцен фильма — пожар на пшеничном поле младшего Калины. Горят подожженные соседями тяжелые колосья, огонь охватывает надгробные камни. И кажется, что мученики вновь горят заживо.
В основе фильма Владислава Пасиковского — ставшая известной относительно недавно история местечка Едвабне. В начале нынешнего века историк Ян Томаш Гросс в монографии «Соседи» рассказал, что погромы и массовые убийства евреев в Едвабне и Радзилове осуществлялись не нацистами, а местными жителями. «Без немецкой помощи» соседям рубили головы, оскверняли трупы, выживших взрослых и детей загоняли в овин и сжигали живьем. В маленьких деревнях, как свидетельствуют современные историки, — существовало общественное согласие на доносительство и убийство евреев. Книга Гросса, созданная на основе документов и свидетельств очевидцев, произвела в Польше эффект разорвавшейся бомбы. Автора называли лжецом, пока правительственная комиссия не признала, что во время Второй мировой войны поляки совершили военные преступления против своих соседей-евреев как минимум в 24 районах страны.
Фильм Владислава Пасиковского был принят в Польше болезненно, хотя его посмотрело рекордное число поляков, и сейчас он отправляется в мировое турне. Дело не только в трудности изживания старых травм, ранящих национальное самолюбие. Режиссер-профи в решении столь трагической темы идет не в ожидаемом направлении авторского высказывания, адресуясь к кругу посвященных в историю: в том числе и в тему европейского геноцида евреев. Опираясь на киноклассику (вроде картин «Плохой день в Блэк Роке» или «Ровно в полдень»), он выбирает самый массовый жанр — триллер. И раскаляет вопрос: «Куда же делись евреи?», на который братья Калина мучительно ищут ответ, — саспенсом и почти плакатной, вне полутонов доходчивостью. Он бьет наотмашь. Потому что «местечки», подобные Едвабне, были и есть по всему миру. Потому что звериное в человеке спит до поры до времени… и при стечении обстоятельств просыпается, чтобы мир оцепенел от темной жути. Обличать других легче, чем обнаружить бесчестье собственных родителей, нести груз вины поколения, которого уже практически нет, осознать ответственность за кошмарные страницы прошлого.
«Но к чему ворошить прошлое, это не улучшит сегодняшний мир», — твердят отрицатели Холокоста. Охранный инстинкт подмены правды мифотворчеством становится тлеющим фитилем, который «при стечении обстоятельств» поджигается неуправляемым огнем. И тогда «добрые соседи» вооружаются мясницкими ножами, ксёнзы отказываются остановить взбесившуюся толпу, а и из горящего овина несется крик, «который слышен за два километра». Ксенофобия и сегодня вновь напитывается силой «благоприятных обстоятельств», постепенно отвоевывая пространство, предлагая легкие рецепты для решения внутренних и внешних проблем.
Между прочим, Пасиковский — один из авторов «Катыни» Вайды. Вместе с одним из известнейших в Польше продюсеров — Дариушем Яблонски они развивают традиции знаменитой польской школы, кино моральной тревоги. Когда режиссеры в своих вроде бы частных «историях греха» поднимались до высот общечеловеческих, философских проблем. И ведь это трудное польское кино когда-то так любили в нашей стране…
прямая речь
Продюсер Дариуш ЯБЛОНСКИ: «Когда держишь в руках такой текст, руки начинают гореть»
— Известно, что, несмотря на зрительский успех, картину приняли неоднозначно в вашей стране. Каково сегодня отношение к Холокосту в Польше?
— Безусловно, в Польше не отрицают Холокоста. Просто в советские времена в школе нам всегда говорили о поляках и русских как жертвах войны. И мы были убеждены, что 6 миллионов поляков были убиты. И только после 1989 года, когда рухнула коммунистическая система, узнали, что из этих 6 миллионов — 3 миллиона были польские евреи. Так что в социалистической Польше не говорили о Холокосте, и тогда у нас существовал латентный антисемитизм. Знаю многих людей еврейского происхождения, которые лишь после того, как система изменилась, начали открыто интересоваться своими предками и их судьбой. Тогда нам казалось, что мы наконец узнали правду о Холокосте. Но правда во всей своей неприглядности обнаружилась в 2001-м после публикации книги профессора Гросса «Соседи». Был скандал и шок. Начался трудный процесс узнавания черных страниц истории. После этого издано уже несколько книг, польские историки документами и фактами доказали, что подобных деревень было несколько. Теперь это часть трагического опыта нашего народа.
А тема еврейства, взаимоотношений народов в Европе вновь становится особенно актуальной. Мы начинаем понимать, что да, была человеконенавистническая гитлеровская доктрина, но была и накопленная у обывателя неприязнь к евреям, в конце концов вылившаяся в настоящий геноцид и кровавые погромы.
— Вы успешный продюсер, работающий для широкой аудитории, делавший такие картины, как «Клубничное вино», «Ворота Европы», «Бенек», «Солидарность, солидарность». Как возникло желание поставить эту непростую картину?
— Я прочел этот сценарий в 2005-м, в трагический день смерти Иоанна Павла II. Этот сценарий был из лучших, мною встреченных почти за четверть века моего продюсерства. Во-первых, история невероятная. Во-вторых, сама тема не отпускает, болит. Я принял этот сценарий как некоторого рода вызов. Пока у тебя нет такого материала, можно говорить, что это важная тема, которой можно посвятить жизнь. Но когда держишь в руках такой текст, руки начинают гореть. Понимаешь, что это уже больше, чем кино, своего рода предназначение. С самого начала знаешь, что будет тяжело. И режиссер это знал. И мы сказали себе: если кто и сможет сделать это кино, то это мы.
Кстати, и о возникновении сценария стоит сказать. У его автора — режиссера Владислава Пасиковского не было с этой темой ничего общего, пока он не прочел книгу Гросса. Будучи зрелым 45-летним человеком, он искренне верил в благородство соотечественников во время войны. Они отвергали коллаборационизм и боролись с оккупантами, у них была своя подпольная армия. И вдруг он узнает, что часть соотечественников были убийцами и преступниками. Первая реакция — внутренний протест: такого не могло быть! Эти смешанные чувства — сильная сторона сценария. Владислав — успешный автор и режиссер, делал качественные триллеры. Но этот сценарий, написанный за две недели на одном дыхании, мы не меняли ни на йоту, пытаясь сохранить его спонтанность.
— На какую аудиторию рассчитана картина?
— Поскольку внутреннее напряжение фильма заставляет зрителя втиснуться в кресло, обладает силой чувственного воздействия, то в Польше у него была широкая аудитория — 160 копий, 100 тысяч DVD. 9 декабря — показ по общественному телевидению. Таким образом, картину посмотрит примерно 10 миллионов поляков. Надеюсь, она произведет некоторые изменения в сознании. Ведь книгу прочтут максимум 5—10 тысяч человек. А эта история, мне кажется, должна быть запечатлена в национальном сознании.
Интересно, что сейчас фильм прокатывается в США, удостаиваясь прекрасных рецензий. Думаю, что в России подобный фильм не вызовет большого резонанса. «Колоски» — один из немногих польских фильмов, получивших прокат в России. Но, к сожалению, мы отвыкли смотреть фильмы друг друга. И это плохо. Лучше понимаешь людей, которых хорошо знаешь. Экран позволяет приблизиться к стране, к человеку и его переживаниям максимально близко.
— Насколько сегодня в Польше актуальна проблема антисемитизма и ксенофобии и каковы способы ее решения?
— Думаю, прежде всего нельзя соглашаться, даже молчаливо, с мракобесием. Подобные проблемы существуют в любой стране. Если это не антисемитизм, то ненависть к чужаку, к меньшинству, к каждому, кто живет иначе. Судя по всему, и в России сейчас существует неприязнь, ненависть к кавказцам, выходцам из Средней Азии. С ксенофобией можно встретиться и во Франции, и в США.
Но когда для отчуждения, неприязни и ненависти создается «комфортная среда», они оборачиваются массовыми убийствами. В нашем фильме речь идет о конкретном месте. Это была часть Польши, Подляское (или Белостокское) воеводство, в 1939-м оккупированное Советским Союзом, а через 2 года началась война с Германией. Фашистские войска уже вошли, но, прежде чем они создали свою администрацию на полосе ничейной земли, дело дошло до этих погромов. Всего 2 месяца — время, за которое мирные селения превратились в настоящий ад. Ненависть, накапливавшаяся в подкожной основе, вырывалась наружу. Сосед приходит убить соседа и его детей. В Едвабне были истреблены около 650 человек. Позволительно ли от этой чудовищной правды отворачивать лица?
Великий польский поэт Збигнев Херберт, родившийся во Львове, сказал, что народ, теряющий память, теряет совесть. Не существует народов, которые не совершали бы ошибок. У каждого в истории есть свои моменты мрака, черные полосы. Да что там народы, то же самое мы можем сказать и о нашей собственной жизни. У Юнга есть теория об архетипе тени, представляющей собой подавленную темную, животную сторону личности. Если собственными усилиями не освещать эту тень, не признаваться хотя бы себе самому в совершенном, в проступках — тень будет за нами идти, постепенно влияя на нашу судьбу. Вот почему главное — не потерять память, чтобы национальная совесть — залог самосохранения народа — оставалась живой, чтобы всегда находились люди, восстающие против звериной логики толпы.
Комментарий
Евгений БУНИМОВИЧ: «Холокост — это когда некуда бежать»
— В школьные годы, отдыхая в Литве, я встретил удивительную женщину, еще молодую, но с абсолютно седыми волосами. Поседела она, когда ребенком бежала из каунасского гетто. Она шла через город и больше всего боялась, что ее выдадут. «Фашисты?» — переспрашивал я. Нет, боялась она своих соседей. Для меня эта встреча стала внутренним переворотом. Она рассказывала, что первые годы вокруг каунасского гетто вообще не было стены. Большинство местного населения было настроено крайне враждебно по отношению к евреям, согнанным в гетто. Бежать было некуда. Вот что было самым страшным.
Потом уже много раз я натыкался на подобные эпизоды, не укладывающиеся в официальную историю войны. Известен факт массового побега из концлагеря на территории Польши. Так вот, организатор и инициатор этого побега работал после войны сапожником в Харькове — ни для кого он не был героем. Тема концлагерей вообще была не слишком востребована. Не хотелось признавать, что охранниками и надзирателями в этих лагерях зачастую были «свои»: поляки, украинцы и другие. Поэтому ни Польша, ни СССР не были заинтересованы в огласке подобных событий. До сих пор мы с трудом получаем правду даже о Катыни, о которой сказано уже многое.
Поразительно, что Вторая мировая война никак не может стать историей. В первые послевоенные годы и даже десятилетия люди вообще о войне старались не говорить, не вспоминать: раны и утраты были столь свежи, о них пытались забыть. То, что назвали потом «окопной правдой», — появилось лишь через поколение. Но это была прежде всего правда деталей.
Сейчас, как мне кажется, искусство пытается наконец приблизиться, затронуть, осознать больные, постыдные, тяжелые, но в то же время героические и великие — самые противоречивые моменты истории Второй мировой.
И Холокост, о котором столько всего написано и сказано, — не только про то, как нацисты убивали евреев… Холокост — это еще и когда некуда бежать, потому что в уничтожении целого народа участвовали не только немецкие оккупанты.
Неосмысленные тяжелые эпизоды истории, нежелание принять правду во всей ее сложности и неоднозначности — проблема не только Польши, но и стран Балтии, Франции, Украины, Белоруссии и, конечно же, России. Вот отчего сегодня у нас в стране и власть, и оппозиция в унисон во всех бедах обвиняют мигрантов. А в оппозиционном движении в одном строю с людьми демократических воззрений оказываются крайние националисты. И на нынешнем украинском Майдане, который вроде бы направлен на евроинтеграцию, среди лидеров мы видим экстремистов националистического толка, не скрывающих своих ксенофобских, антисемитских убеждений. Пора понять, что никакими идеологически выверенными «едиными учебниками истории» не скрыть тяжелую правду подлинной истории.
