11 декабря 2013 года исполнится 95 лет со дня рождения человека, начавшего своими книгами демонтаж коммунизма в России. Юбилейная выставка «Александр Солженицын: Из-под глыб» (рукописи, документы, фотографии) открылась 10 декабря в главном здании музея. Архив Солженицына (малая часть огромного собрания рукописей, материалов, писем) впервые выставлен в России (в 2011-м подобная выставка шла в Женеве в течение полугода).

…Зал — как и судьба Александра Исаевича — отцентрован по двум вещам. Друг на друга глядят замурзанная лагерная телогрейка, в которой писатель в 1953 году уезжал из Экибастуза, и «нобелевский» фрак 1974 года.

Тут же портреты Александра Исаевича кисти Анатолия Зверева и Резо Габриадзе. Полотно друга Солженицына по марфинской шарашке Сергея Ивашева-Мусатова: Парсифаль, окруженный терниями, после долгого пути смотрит с края горной пропасти на сияющий замок Грааля. Пушкинский музей окружил солженицынскую экспозицию 24 подлинниками офортов Рембрандта из своего собрания. Эта черно-белая цепь евангельских сюжетов — от «Бегства в Египет» до «Снятия с креста» — самый благородный и лаконичный, бессловесно-емкий фон этой выставки, какой можно было найти.

Но главное — рукописи. Мелкий почерк, измученная бумага советских тетрадок: выписки из словаря Даля, которые заключенный Солженицын вел в лагерях с 1947 года. Экземпляр рукописи «Архипелага ГУЛАГ», хранившийся двадцать лет в тайнике в Эстонии и возвращенный автору в 1990-х, — и образец многочисленных фотокопий «ГУЛАГа» в самиздате: страницы лагерного эпоса размером с ладонь упрятаны в конспиративную кондитерскую коробку «Вафельный торт с начинкой».

Самое, быть может, интересное — стенд «Красного колеса». Подготовительные материалы к десятитомнику, к скрупулезной истории болезни русской революции. Архив докомпьютерной эры: образцы крошечных тетрадок, в которых Солженицын делал выписки по темам эпопеи: «Кадеты», «Ревдемы», «Птицы», «Юные девушки и дамы». На листе черновой рукописи с пометой «Воротынцев в Москве» разложены фото 1910-х: каждая из сотен собранных фотографий даст эпосу полстроки.

Солженицын ушел пять лет назад — и в сознании современников еще стоит на грани жизни и вечности.

Наталия Дмитриевна Солженицына, хранитель архива писателя и главный составитель этой экспозиции, была лаконична на вернисаже. Но в зале, у стендов, рассказывала и объясняла часами. Отвечала на все вопросы — с терпением и ясностью мысли учителя истории Отечества.

Наталия СОЛЖЕНИЦЫНА: «Он считал — мы пошли петлистым путем»

…Лет в десять он впервые прочитал «Войну и мир». Что он тогда понял, что не понял, сейчас трудно сказать. Но огромный охват исторический его потряс и тогда. Он понял, что Толстой — демиург. Что он создал свой мир, и этот мир останется надолго. Что можно сохранить время, поставив исторический монумент. И вот это ощущение, что можно эпоху ухватить за хвост и, как за Жар-птицей, за ней пролететь… Но это вначале ему казалось — как за Жар-птицей. В конце жизни он говорил: это тяжело груженный обоз истории… я чувствовал себя впряженным в этот обоз, который надо перетащить через десятилетия беспамятства.

…И до выхода «школьного» издания «Архипелага ГУЛАГ» были учителя, которые его преподавали. Сейчас их, конечно, стало гораздо больше. У нас, слава Богу, есть закрепленное разрешение преподавать эту часть русской истории. В программах закреплено: «Репрессии — четыре часа в 11-м классе». Хочешь — читай с учениками Шаламова, хочешь — «Дети Арбата», хочешь — Разгона, а хочешь — Солженицына. И это очень хорошо, потому что учитель должен преподавать то, что ему нравится. Если его заставить преподавать «Архипелаг…», а он не любит Солженицына, — ничего хорошего не будет. Главное: за темой закреплены четыре часа…

…Как бы реагировал Александр Исаевич на новые попытки восстановить памятник Дзержинскому? Это очевидно: он четко говорил об этом в последние годы. И считал, что это было бы преступлением против души народа, против морального состояния народа — если кто-то разрешит такое. Что касается роста православных настроений, — Солженицын всегда считал, что вера очень важна для человека.

Но так же точно он всегда считал, что вера — очень, очень интимное состояние души. Что насаждения веры парадно, официозно быть не должно: приведет только к обратному результату.

…Он вообще считал, что при освобождении от коммунизма мы пошли самым петлистым, самым извилистым путем, самым сложным, самым неправильным. Считал, что мы тащим за собой на плечах кровавый мешок, и кровь так и капает на дорогу. Потому что никто не раскаялся, никто не сказал громко и публично: то, что делалось, было преступлением против собственного народа. До сих пор, кстати, в стране идет неприличный арифметический подсчет: вот в «Архипелаге ГУЛАГ» названо число жертв, а их было меньше! Меньше миллионов! Хотя «Архипелаг…» был написан в годы, когда не только архивы были закрыты, но автора просто не пускали в Историческую библиотеку. У Солженицына, кстати, приведено общее число жертв: погибшие в годы Гражданской войны, от голода…

И пока никто вслух не сказал, что все это было преступлением, — мы будем жить именно так, как сейчас живем. И брести дальше по своему петлистому пути.