Новая книга Алексея Иванова «Горнозаводская цивилизация» (М.: АСТ, 2014, «Редакция Елены Шубиной») — об Урале. Об уральском типе российского человека, о культе труда и диком фарте, о староверских корнях, о жестком державном убеждении «человек для завода», едином для горных генералов и крепостных рудокопов. Книга — о «железных караванах» и золотых лихорадках, о соли и платине, о Строгановых и Демидовых. И о промыслах — каслинском литье, мурзинских самоцветах, златоустовском булате с золотой гравюрой, о малахите и яшме Екатеринбургской гранильной фабрики, о «заводах-дворцах» 1800-х, чугунных ядрах и танках.

Но прежде всего — это книга о прирастании страны делом.

Героев тут — что в эрмитажной Галерее 1812 года. Дьяк Семен Ремезов, составитель карт Азиатской России и строитель Тобольского кремля; Василий Татищев и Виллим де Геннин, заложившие основы горной державы (пока в столице шли дворцовые перевороты и плясала бироновщина); промышленник Турчанинов, первым понявший красоту малахита (до него камень бросали в печь и выплавляли медь); рудознатцы и горщики (в их числе — Сергей Южаков, всю жизнь искавший в копях 37 аметистов для лучшего в мире ожерелья), заводчики-созидатели и наследники-расточители, уральские мастера — совершенно особый социокультурный (а по Иванову, и вовсе религиозный) тип русского человека.

И уральские инженеры: Лев Брусницын — изобретатель золотопромывального ковша, которым работали и в Трансваале, и на Клондайке. Тишайший генерал Николай Славянов, изобретатель электросварки, — без коей не было бы ни мостов Транссиба, ни шаттлов, ни айфонов. Петр Соболевский, в 1816 году получивший на заводе в Пожве первый свет газовых ламп (проект освещения Санкт-Петербурга газом он подал еще в 1811 году). Илья Чайковский — не токмо отец Петра Ильича, но и создатель целой пароходной верфи на Каме 1840-х…

Перечисляю бегло: заводов, открытий, судеб в книге много.

…Национальная идея не стряпается по разнарядке — а зреет в мозгах совсем не казенных. Любая страна загибается, распадается без яркого образа самой себя. Автор «Горнозаводской цивилизации» — не конструктор, а горщик: он нашел все это в копях истории. Иванов пишет о «горной державе», как Диккенс о британском Рождестве: стараясь зачаровать блеском, не столько излагая прошлое, сколько форматируя новые мозги, показывая будущему — как это надо понимать, как видеть и действовать, в какие модели отливать кипящее время.

Следующая книга Алексея ИВАНОВА — об Урале 1990-х и нулевых. Она выйдет весной.

Писатель рассказал «Новой газете» о той и о другой. И об их единой внутренней логике.

— Как связаны «Горнозаводская цивилизация» и книга «Хребет России»?

— Если говорить по темам Урала, то «Хребет России» можно уподобить, скажем, истории Скандинавии, а «Горнозаводская цивилизация» тогда будет подобна истории походов викингов. Многие места, персоны и события — одни те же, но книги не тождественны. «Горнозаводская цивилизация» описывает феномен уральской промышленности как особый социум, квазигосударство.

Считается, что нынешнее общество потребления равно постиндустриальному обществу. Его-то мы вроде и строим. А я предлагаю взглянуть на индустриальное общество созидания — предтечу и альтер-эго нынешнего формата. Так сказать, модерн версус постмодерн, причем модерн — в отечественном изводе. Уральская «горнозаводская держава» XVIII и XIX веков самой судьбой сформирована как эталонный индустриальный социум. В припадках гламура и хипстерства мы отбрасываем индустриальную идентичность, лишаем ее социальной и культурной легитимности и в итоге получаем дикий, ржавый и вороватый постиндустриализм образца «Кин-дза-дзы», а вовсе не глянцево-хайтековские утопии вроде Элизиума или звездолета «Аксиома» из мультика «ВАЛЛ-И».

Книга «Хребет России» была 100-серийным эссе об Урале, а «Цивилизация» — историко-культурологический трактат об уральском промышленном социуме. Он состоит из 14 глав-концептов. Из этих концептов и сложена конструкция «горнозаводской цивилизации». Например, глава «Натуральные машины»: про индустриальное мировоззрение, для которого весь мир — гигантский божий механизм, подлежащий перенастройке на работу во благо государства. Глава «Геофайлы»: про то, что древние языческие идеологемы зафиксированы рудниками (у крестьян нечисть живет в лесах и реках; у рабочих — в рудниках). Глава про инженеров: про то, что на заводах инженеры выполняли роль священников, — объясняли систему мира, стали носителями ценностей и заменили теологию технологией. Глава «Горные заводы»: про градостроительный тип, фиксирующий принципы мироустройства, — например, принесение свободы в жертву работе. И так далее.

Проект «Горнозаводская цивилизация» поддержало министерство культуры Свердловской области. Больше года продолжались экспедиции по региону — их организовал продюсерский центр «Июль», который реализует все мои проекты. Фото к книге выполнены в основном Юлией Зайцевой и Вадимом Ивановым.

Главное, что выносишь из этих путешествий, — понимание, что все концепты живы. По-прежнему главные люди на Урале — инженеры. По-прежнему существует культ мастеров, отрицающих прогресс. По-прежнему все начинается с завода: не мелкие частные бизнесы сливаются в один большой, а от большого и казенного отлепляется много частных и мелких. Даже грехи старые: например, беды экологии — следствие понимания мира как механизма, а уничтожение культурного наследия — естественный порядок вещей для исторических заводов, когда на заводской площадке ради нового производства приходится сносить все старое.

— Очень по-разному выглядят объекты на фото. Одни «заводы-дворцы», плотины, храмы, горные конторы — в руинах. Другие — недавно отреставрированы. Чего на Урале больше?

— Руин, конечно, куда больше. Как правило, более или менее в порядке объекты, ставшие музеями (например, завод-музей в Нижнем Тагиле или копи Ильменского заповедника), или те, которые принадлежат благополучным предприятиям. Например, хотя бы внешне очень хорошо смотрится Ижевский завод-дворец с башней-колокольней. Прекрасна Северская домна — великолепный частный музей промышленника Дмитрия Пумпянского. Впечатляют исторические промышленные ансамбли Саткинского и Верхнетуринского заводов. А есть шедевры погибающие — Кушвинский завод, Баранчинский завод, Златоуст, Мотовилиха, Сысерть, завод Пороги. Есть и вообще заброшенные грандиозные комплексы — Старая Утка, Верхотор, Воскресенский завод. Где-то очень активно идет научная работа, например, на исследовании гигантского рудничного комплекса Каргалы. Где-то не иссякает поток любопытствующих, например на самоцветных копях Мурзинки. Какие-то объекты превращены в рекреации, например, лечебные соленые озера в старых карьерах Соль-Илецка. Надо сказать, что заповедники и заводы — это режимные территории, и какие там есть сокровища — публике зачастую почти неизвестно. Воодушевляет то, что успешные предприятия чаще всего не забывают о своем наследии. Оно интегрируется в современные ритуалы или в какие-то практики и выглядит эдаким генокодом успешного завода.

— А много их — успешных?

— Разрухи гораздо больше, но есть и ярчайшие примеры апгрейда, нового процветания. Самый впечатляющий образец — Первоуральский новотрубный завод. Его история начинается еще с первой половины XVIII века, с Демидовых, но сейчас это могучее и абсолютно современное предприятие. Туда приходишь — будто попадаешь в гигантский конструктор «Лего»: прекрасный индустриальный дизайн. И вообще художественное мышление. Я спрашиваю: «Почему у вас цех называется «Железный озон»? Это как понимать?» Мне отвечают: «А просто для красоты так назвали. Звучно же. Стильно!»

У власти нет такого проекта, у бизнеса, у богемы… Для наших социальных лидеров проект будущего — просто продолжение благополучия настоящего. А у промышленников такой проект есть. Это тоже следствие индустриального менталитета.

— Судя по «Горнозаводской цивилизации», Урал плотно уставлен памятниками заводчикам, инженерам, изобретателям, первым пароходам, газовым лампам… И есть новые объекты.

— Артефакты, собранные в книге, относятся к событиям и людям XVIII — XIX веков. А есть еще множество памятников людям советского периода — инженерам, директорам заводов. Потому что в ХХ веке все продолжалось, люди действовали в той же парадигме, но намного масштабнее и страшнее, чем в Российской империи.

Однако одной книгой всего не охватить, тут каждый сюжет стоит целого тома: Магнитка, Уралмаш и еще 40 ударных строек индустриализации, ГУЛАГ, эвакуация заводов на Урал в 1941-м, десяток закрытых атомных городов, приватизация 1990-х — можно перечислять до бесконечности…

— Все ваши темы. Напишете?

— Я закончил книгу о Екатеринбурге «лихих девяностых» и «нулевых». В каком-то смысле это идейное продолжение «Горнозаводской цивилизации»: тот же менталитет, но в эпоху перемен. Называется книга «Ёбург». Выйдет в марте 2014 года в АСТ, в «Редакции Елены Шубиной».

— Роман или документалка?!

— Документалка, нон-фикшн. Книга о том, как закрытый советский город Свердловск стал нынешним евроазиатским мегаполисом Екатеринбургом. «Культурных героев» множество. Губернатор Россель, первый в новой России (благодаря ему институт губернаторства вообще был введен у нас в стране). Мэр Чернецкий, наверное, самый успешный мэр России: понятно, как вытащить в ХХI век Москву, столица есть столица, а вот как вытянуть провинциальный промышленный город?.. Разумеется, свердловский рок. Уральская республика. Уральские франки. Гибель МЖК — идеального полиса советского мира. Драматург Николай Коляда и «Коляда-Театр». Поэт Борис Рыжий. Бард Александр Новиков. Бум «наивного» искусства и безумие перформансов. Полное оборзение на бесконечных выборах «эпохи перемен». Беспощадные промышленные войны с захватами заводов чуть ли не в прямом эфире. Кровавый рейдер Павел Федулёв.

А еще есть концерн «Калина», башня «Высоцкий»; мультфильмы — лауреаты Канн; Екатеринбург-Сити — уральский Манхэттен; Академический район — крупнейший градостроительный проект России… Огромное количество потрясающих историй.

Например, сообщество ветеранов-«афганцев». В начале 90-х они были самой организованной силой в городе. Их экономической базой стал рынок челноков, они вели войны с бандитскими группировками, в центре города они поставили памятник «Черный тюльпан», а самой удивительной их акцией стал захват двух жилых домов. Власть пообещала отдать эти новостройки ветеранам, но не отдала, и «афганцы» — 383 семьи, парни-солдаты, их молоденькие жены и детишки — захватили обещанные дома, обмотали колючей проволокой и посреди города 8 месяцев держали оборону с бутылками «молотовского коктейля». И все это без формального нарушения законов! Власть отдала эти дома «афганцам», но потом упекла за решетку их командира — и «афганцы» перекрывали Транссиб. Два их главных лидера были убиты киллерами. Такие сюжеты голову сносят!

^{Дома афганцев}

— Вы с той же интонацией описываете в «Горнозаводской цивилизации» оборону Искера в 1580-х: «Три года Ермак удерживал городок — то есть всю Сибирь под рукой Руси. Казаки… дичали, пухли от голода и жрали сапоги, но не сдавались, не сдавались, не сдавались».

— Значит, еще раз повторю: ментальность жива. В «Ёбурге» много историй про «не сдавались». Как режиссеры Алексей Федорченко («Овсянки» — его фильм) и Дмитрий Воробьев отстаивали Свердловскую киностудию, 8 лет сражаясь с бандюками, с банками и с силовиками, вооруженные практически только системой Станиславского… Как «Сутяжник», общество юристов-волонтеров, безвозмездно защищает простых смертных по мелким делам: вот у бабушки банк закрыл карточку, а на ней еще 200 рэ лежали, и бабушке внукам позвонить не на что… А как в 90-е отбивался от рейдеров детский клуб «Каравелла» писателя Владислава Крапивина?! Сам Крапивин отдавал свои гонорары на ЖКХ и зарплату инструкторам, а Лариса Крапивина вела войны и собирала разгромленную базу. И вот недавно клуб отпраздновал 50-летие.

Написать такую книгу — дело дорогостоящее, и мой проект поддержали екатеринбургские бизнесмены Константин Погребинский и Игорь Завадовский. Сейчас они рулят крупнейшей на Урале девелоперской компанией, а начинали в 90-е как в учебнике по бизнесу: уехали в США и работали на заправке. Работали год. Вдвоем — посреди черного Бронкса. Их там считали агентами ФБР. Их предшественников зарезали. На них налетали то гангстеры, то наркоманы. Но они выдержали — и увезли домой на пузе 30 тыщ баксов. И не пробожили эти деньги, а создали правильный бизнес. Теперь они построили крупнейший в России торгово-развлекательный центр. Но дело даже не в том, что эти парни оказались стойкими и волевыми, а в том, что в «лихие девяностые» бизнес был поступком. Вот о поступках и хочется рассказывать. В Ёбурге таких историй много.

Сейчас про 90-е говорят, что это время разрухи и распада. Но это только одна сторона. Девяностые были временем мощнейшего созидательного начала. И сейчас становится понятно, что 90-е оказались временем титанов. Лидерами были люди огромного масштаба.

Стадия трансформации Свердловска в Екатеринбург и называется Ёбургом. И Ёбург тоже время титанов и каких-то немыслимых подвигов. Например, даже в самый угар 90-х в городе сдавали по 200—300 тысяч квадратов жилья в год, и квартиры получали учителя и врачи. Как это удавалось мэру Чернецкому? А вот так. Но именно потому, что удавалось, яростный, безбашенный и дикошарый Ёбург превратился в респектабельный и социализированный Екатеринбург.

Нынешний мэр Евгений Ройзман — тоже наследник 90-х, эпохи титанов. Он боролся с наркоторговлей, вообще был эдаким негласным шерифом города: кого несправедливость или отчаяние хватали за горло — те шли в фонд «Город без наркотиков» или к депутату Ройзману. На недавних выборах мэра многие улицы в городе были увешаны растяжками со слоганами вроде: «Мама, боюсь бандита!», но Ройзман выходит из 90-х не каким-то там «бандитским прошлым», а масштабом и способностью на поступок. В общем, все мы еще долго будем «родом из девяностых».

— И все-таки: после всех поездок и разговоров для «Горнозаводской цивилизации» и «Ёбурга»… После романа «Псоглавцы», где вы показали встречу двух Россий: столичной, прошедшей апгрейд, — и глубинной, нищей, распавшейся в истлевшие клочья староверского Керженца… Каков, по-вашему, вектор развития? Что преобладает — хотя бы на Урале, который вы так изъездили и продумали? Новый мир содрогается и создается? Или жизнь стягивается в точки процветающих городов и заводов, а между ними — пустыня и скелеты проигравших гонку?

— Скорее все-таки жизнь стягивается в точки роста. А между ними лежит пространство деградации. Потенциал точек роста не исчерпан, но их слишком мало: этими лампочками, пусть и яркими, не осветить всю нашу глухомань с бабками-ёжками.