В Большом зале консерватории собрался аншлаг: слушали его «Крохотки» в музыкальном сопровождении «Прелюдий» Дмитрия Шостаковича.
Десятого декабря, накануне 95-летия со дня рождения Александра Солженицына, в консерватории читали его «Крохотки» — долго не печатавшиеся, ходившие в самиздате. Они — о единстве человеческого мира и мира природы. «Мы на Венеру скоро полетим. Мы теперь, если все дружно возьмемся, — за двадцать минут целый мир перепашем», — но никогда не составим в колбе идеальное творение природы — маленького цыпленка. А бегущие к горящему бревнышку, что раньше было их домом, муравьи — символ стремления к родине. Сорняк, растущий против всякого ухода в насмешку, — это тоже, как в мире людском».
Рождались эти небольшие зарисовки в 50-е, одновременно с музыкальными композициями Шостаковича, но независимо друг от друга. Когда Александр Исаевич покинул Россию — «Крохотки» не писались, просто не получались. Поэтому, наверное, они все же о России, об ощущении ее.
…На сцене — Государственный академический камерный оркестр. Александр Филиппенко встает левее, читает с листов. Много уже было концертов, десятки раз актер выступал перед публикой… Но на этих страницах — пометки Наталии Дмитриевны Солженицыной. Она просила: меньше графики, играйте акварельно. «Крохоткам» в Большом зале консерватории может быть неуютно — слишком много пространства, разлетаются эхом, ударяются о высокий потолок. И гладь озера Сегден, и сладкий дух отцветающих яблонь — дикая русская природа «Крохоток» словно врывется в этот торжественный зал. Перед оркестром садится Алексей Уткин и заводит на гобое тонкую мелодию «Прелюдий» Дмитрия Шостаковича. Оркестр подхватывает. И здесь надо прикрыть глаза, тогда действительно вся натура средней России разливается акварелью.
Такой крупной площадки боялись: в небольших залах видны глаза зрителя. В уральских городках, в Рязани залы замирали после окончания, боялись аплодировать. Наталия Дмитриевна опасалась: в Москве другая публика, торопливая, не терпящая пауз. Зал действительно не стал ждать — немного замявшись после последней крохотки, взрывается аплодисментами. Александр Филиппенко поднимает над головой портрет Солженицына.
