Надежду Толоконникову освободили по амнистии, и в 18.30 местного времени 23 декабря она покинула территорию туберкулезной больницы № 1 ГУФСИН в Красноярске. У ворот ее встретили муж Петр Верзилов и около 40 журналистов. Поприветствовав собравшихся победным жестом, участница Pussy Riot сказала, что уезжать из России не собирается, амнистия ее «не впечатлила»: «жалкая показная акция», «очередная показуха перед Олимпиадой». В отношении себя она назвала ее «жалкой подачкой, довольно смешной» (напомню: срок Толоконниковой и Марии Алехиной истек бы в марте). Вместе с тем она пожелала скорого освобождения другим политзэкам, в частности, всем «узникам Болотной»: «Они должны быть свободны. Они достойны этого». Но и о тех людях, о которых не говорят, Толоконникова призвала помнить.

Толоконникова заявила, что будет заниматься конкретной правозащитной деятельностью: «В первую очередь буду защищать интересы тех людей, которые оказались в заключении, с кем мне пришлось провести срок в колониях». Она не считает время в тюрьме и зоне потерянным: «Я узнала государство изнутри. Я не мажу всех сотрудников ФСИН одной краской. Они могут честно нести свою службу». В частности, Толоконникова заметила, что в Красноярске «уголовно-исполнительная система отличается», и ей хотелось бы использовать опыт сибиряков в других регионах. Над смещением со своего поста начальника УФСИН Мордовии генерала Симченкова ей хотелось бы поработать отдельно: она полагает, что с ним в мордовских колониях «людей будут убивать как морально, так и физически».

«Все только начинается, — с оптимизмом заметила Надежда. — Наконец-то у меня появилась возможность для действий. Хотя они и никогда окончательно не прекращались — грань между свободой и несвободой очень узкая, особенно в России, тоталитарном государстве. Не скажу, что испытываю что-то невероятное, у меня совершенно обычное, рабочее настроение. Освобождение — это груз ответственности, который ложится на меня, в том числе перед людьми, которые остались за забором в Красноярске, в Мордовии, которые ждут поддержки и обязаны получить ее. Теперь я связана с уголовно-исполнительной системой кровными узами, узами братства, и я от нее не отстану, как бы она того ни хотела, буду с ней навсегда и постараюсь сделать ее человечней».

Об обстоятельствах освобождения Толоконниковой говорить как-то неловко. О том, что родственники и репортеры мерзли в ее ожидании у шлюзов туберкулезной больницы трое суток (температура опускалась до минус 23). О том, что никто из ФСИН не вышел и не сказал четко, когда зэчку отпустят. О том, что вывели ее уже полседьмого вечера, когда рабочий день в стране закончен. Да много еще о каких пакостях, что по традиции сопровождают радостное — казалось бы, таковым оно должно быть для всех, — событие.

Неловко об этом — ведь что это по сравнению с тюремными испытаниями? При чем здесь родственники и журналисты? Подумаешь, не замерзли же и дождались, в конце концов. Но в подобных мелочах и проявляется нутро системы. Дело не в сравнениях. Называя девушек из Pussy Riot политзаключенными, все же вряд ли кто всерьез возьмется сравнивать эпизоды их судеб со страданиями мучеников в СССР. Проявляя уважение к памяти до смерти запытанных, забитых, заморенных голодом, равнять эпохи и их героев просто невозможно. На фоне предшествующих времен политический режим ныне, бесспорно, вегетарианский.

Речь, однако, не о следствиях, каковыми были людские страдания во все времена, а о причинах, о побудительных мотивах, которые заставляют одних людей издеваться над другими — в тех формах и рамках, которые позволительны в ту или иную эпоху.

Для тюремной системы как было в порядке вещей опускать людей до плинтуса и еще ниже, так и остается. Хоть где-то хоть когда-то в новейшие времена хоть кого-то из тех заключенных, за судьбой которого следили все, выпустили по-человечески, не издеваясь над ним и теми, кто его встречает? Почему даже хорошее дело не могут у нас провести без этих спецопераций, суть которых в унижении человеческого достоинства? Если Толоконникову продержали до окончания рабочего дня, то Алехину выпустили до его начала, при этом отконвоировав зачем-то на вокзал, а не передав адвокату. А какими тайнами сопровождалось этапирование Надежды на родину, в Красноярский край?

А как выпускали на волю год назад Валентина Данилова? Сначала помощник судьи сообщила, что заседание суда по УДО откладывается, и, дезинформировав прессу, это заседание провели без нее, в пустом зале. Потом в пресс-службе ГУФСИН отказывались говорить, когда освободят Данилова: дескать, много таких (хотя такой Данилов у них был один). До этого пресс-служба ГУФСИН вовсе игнорировала письменные запросы, касавшиеся Данилова. В итоге, зная, что пресса соберется к 10 часам утра, Данилова разбудили в 6 и попросили на выход. Довезли под покровом ночи до промзоны алюминиевого завода, показали — через дорогу такси, ступай.

«Я осталась такой же, как прежде», — заявила Надя околевшим на морозе журналистам. Вот и система — хоть такой же и не осталась, но пытается подражать славным традициям недавних времен. Как уживаться дальше?