Школа, как и армия, — очень часто территория насилия. Территория таких страстей и таких зашкаливающих эмоций, таких жизненных драм, что иной раз вся последующая жизнь кажется после школы санаторием. Дети, мечтающие поджечь школу или взорвать ее, есть чуть не в каждом втором доме — другое дело, что большинство умеет не заигрываться в свои мечты. Мне самой в школе было очень тяжко, и честно скажу: не раз мечтала не только школу, не только город, но и весь мир разнести вдребезги и пополам, и чтоб клочки по закоулочкам.

Правда, всякий раз делалось кого-нибудь жалко.

Мы живем в неблагополучном и агрессивном обществе. Мы недружелюбны по отношению друг к другу, а наша бытовая культура безрадостна. Наша любовь к детям — требовательная и жесткая любовь Пигмалиона, который без устали ковыряет будущую Галатею резцами и долотом, не давая передохнуть: разленится, обнаглеет, на шею сядет. Крик, замечания и наказания — главное оружие воспитателя. Отношения с другими детьми — тоже игры на выживание: карате и дзюдо, «постоять за себя», «отстаивать свои интересы» — это да. Сотрудничать, налаживать отношения, мириться — это нет.

Дети в таком суровом климате растут не очень счастливые и не очень здоровые. В новосибирском НИИ физиологии Сибирского отделения РАМН недавно выяснили, обследовав учеников десяти школ города, что уровень психопатологии среди российских школьников в полтора-два раза выше, чем у обследованных по той же методике сверстников из Великобритании, Бельгии и Японии (15% против 7—9%) — и при этом практически никто из них не получает никакой помощи. Детские психические и психологические проблемы не распознаются и не выявляются. А даже если выявляются — они остаются проблемами родителей, причем родители их или отрицают, или решают ремнем и криком. Никакой реальной системы помощи детям с проблемами поведения в школах нет, как и системы помощи учителям.

Что делать с детской агрессией, в школах обычно не знают. Что делать с травлей — тоже. Могут предложить родителям забрать их неадекватное дитя из школы и отвести к врачу. Один врач назначит ноотропы для «дозревания мозга», другой забомбит нейролептиками. А что каждому из этих тридцати детей, которые сидят в каждом классе, делать со своей обидой, со своей яростью, со своим гневом и ненавистью — никто не знает. Учитель не знает, врач не знает, школьный психолог тоже обычно не знает, даже если его еще не уволили, и он провел тестирование, и выявил высокий уровень агрессии.

Агрессия — это не болезнь. Это реакция на внутреннее неблагополучие. У одних она обращена на себя, и вот вам высоченный уровень подростковых суицидов, и подростковое пьянство, и наркомания — и дети, выходящие в окна: кто по одной, кто по другой причине. У других — вовне, и вот вам подростковые драки, экстремистские группировки, коллективные избиения на видеороликах в соцсетях, троллинг и моббинг…

Подростковый возраст сам по себе дисгармоничен и безобразен. Совершенно непонятно, что делать с этими одноклассниками, которые тебя не принимают, с взрослыми, которые не слушают, а только требуют прибранной комнаты и хороших оценок. С миром, который против тебя, с собственными эмоциями, со своей сексуальностью. Со своей инакостью. И мир отвратителен, и ты отвратителен, что-то надо с этим делать, что-то надо устранить, уничтожить, разрушить. И остается только догадываться, что именно будет выбрано в качестве мишени.

При этом на подростков давят. Давит школа, давит семья, давит окружение: надо учиться, надо готовиться к экзаменам, надо быть успешным. А ругаться нельзя, хлопать дверью нельзя, злиться нельзя. Плюс повседневное унижение и постоянные отрицательные оценки. Пружина скручивается, скручивается, скручивается. Когда и как распрямится, что при этом разнесет — поди догадайся. Кого-то удержит любовь или жалость к маме или хоть к коту, а кого-то нет.

Родители загнаны, замотаны работой. Подросток приходит домой с очередных подготовительных курсов в одиннадцать вечера, делает «домашку» и валится спать, родители приходят и валятся на диван — а поговорить?

Школьные массовые убийства — проблема в мире не новая и хорошо исследованная. Психологический профиль типичного убийцы описан: замкнутый, неуравновешенный, умный подросток, у которого не складываются отношения с ровесниками, много играющий в компьютерные игры с насилием, много времени проводящий в интернете и влюбленный в оружие. Одни — драчуны и хулиганы, конфликтующие с учителями и другими детьми. Другие — тихони, ботаники, чудики, жертвы школьной травли. У многих — домашние проблемы, от прямого насилия до тихой родительской тирании. Известно, что такие дети не очень умеют сострадать другим, не умеют ставить себя на место другого человека. Обычно они не в состоянии справиться со своим гневом. А потом срабатывает какой-то случайный повод — и взрыв.

Даже если кто-то в школе разглядит такого подростка и поймет, что тут назревает беда — пойти с ней все равно некуда.

А оружие у папы в шкафу есть.