Пока я тут сижу под елками, в самом углу Майдана, и пишу этот текст, рядом со мной двое мужчин средних лет и вполне благополучной наружности заряжают охотничьи винтовки. Эти двое совсем не похожи на обычных бойцов Майдана — те в касках и защите, небритые и грязные. На этих — непромокаемый камуфляж, хорошие туристические ботинки. Они не прячут лиц.
— Это у вас боевые ружья?
— Да фотографические. Пойдем тоже поснимаем кого-нибудь.
Они оставляют пачку от патронов Нubertus («идеально для фазана и зайца») и уходят — сказали, что на баррикаду на Институтской.
А за баррикадой на Институтской как раз сидит снайпер «Беркута», и он уже поснимал десять бойцов Майдана, имевших неосторожность выйти за баррикаду на вновь отбитой улице. Их тела лежат около отеля «Казацкий», где разместился медпункт. Лица прикрыты куртками, по асфальту растекается кровь. Священник читает над каждым молитву.
Еще пятеро убитых — в консерватории, и трое — в КМДА. Большинство людей погибли из-за огнестрельного ранения в шею.
Еще минувшей ночью, когда пресс-служба Януковича объявила о временном перемирии, достигнутом в переговорах с оппозиционной «тройкой», Майдан спокойно и устало стоял в своих сохранившихся пределах. От консерватории и до угла Дома профсоюзов полыхала дуга из автомобильных покрышек, время от времени в сторону «Беркута» летели фейерверки.
Ночью предводитель «Правого сектора» Дмитрий Ярош объявил о том, что его перемирие не устраивает, — однако и это мало что поменяло. Ночь прошла спокойно.
Но с рассветом настроения на площади сильно поменялись. У сцены выстроилась шеренга экипированных бойцов в несколько сотен, ведущий с микрофоном координировал действия обороны на основной баррикаде.
— В центр, к памятнику заступникам Отечества срочно требуются шины! Шины в центр! Бутылки, подносим бутылки! Двадцать, а лучше тридцать бойцов к консерватории!
И вот в девять утра в густом дыму, стоящем над баррикадой, майдановцы ринулись на штурм. Их действия не могли быть видны и понятны всей цепочке обороны, и поэтому в спину им понеслись камни и «коктейли Молотова».
— Не бьем по своим!!! — надрывалась сцена. — Ничего не кидаем в дым!!! Там наши!
Когда дым рассеялся, стало видно, что майдановцы заняли всю площадку за баррикадой, ведут активное наступление на Институтской. «Беркут» отступал практически без сопротивления, вероятно, по инерции соблюдая вчерашнее перемирие.
Но перемирие на Майдане никому уже не нужно.
В первые же минуты наступления взяли в плен одного беркутовца, отбившегося от основной стаи.
— Не трогать полонянника, — кричат со сцены. — Коридор для полонянника! Полонянник неприкосновенен!
«Беркута» в плотном кольце боевиков Майдана протаскивают сквозь живой коридор и прячут за сценой. «Мразь, — кричат ему в след. — Убийца своего народа!»
Вскоре становится известно еще об одном пленном. Со сцены несется:
— Други!.. Хотя какие вы к черту други? Менты! Сдавайтесь! Сдавшимся гарантируем безопасность и правосудие! Среди вас есть много срочников — отпустите их. Они вам не братья!
Кто-то стянул с беркутовца каску и насадил ее на столбик ограждения. Всякий проходящий мимо бьет по ней дубинкой или куском арматуры. Многослойный крепкий пластик с кевларовой прослойкой внутри весь разлетелся на осколки и обнажил белоснежный, чистый, рассыпающийся на мелкие шарики пенопласт.
Наверху, там, где начинается Институтская, уже полыхает милицейский автобус.
А майдановцы тем временем возвращают себе весь Крещатик, вплоть до Грушевского. Два дня назад их отсюда выбил «Беркут» — теперь же люди разбирают старые баррикады, тащут их вперед, на новое место, с учетом отвоеваний. На месте прежней огненной дуги остаются высокие валы пепла и стальной лески от сгоревших шин.
Кажется, правоохранители не ожидали такого быстрого наступления — в плену оказалось несколько десятков мальчишек-срочников. Их вытаскивают с Грушевского и волокут по Крещатику в сторону сцены. Каждого защищают по несколько бойцов Майдана, и все равно очень много желающих учинить над срочниками самосуд.
— Они наших мочили и в асфальт втаптывали! Кончай его тут, чего таскать туда-сюда.
— Ну как тебе, против своего народа ходить? Теперь народ против тебя.
— Предлагали вам сдаваться — теперь хуже будет.
Очень пожилая женщина, неведомо как оказавшаяся здесь, в эпицентре сражения, не плачет — воет:
— Не убивайте их! Они чьи-то сыновья! Пощадите!
На улице Грушевского, не доходя до поворота на Музейный переулок, — новый форпост Майдана. Буквально в 30 метрах, ровно напротив, за стеной из бетонных блоков выстроился «Беркут». Этой бетонной стеной еще вчера отгородили весь правительственный квартал.
В сторону правоохранителей несутся проклятия и ругань, но больше пока ничего не несется — бутылки с зажигательной смесью складывают пока под новой баррикадой, которая вырастает на глазах.
Через нейтральную полосу к бетонной стене от майдановцев направляется на переговоры пожилой Анатолий. У него закопченное лицо, как и у многих людей с передовой.
— Пацаны, — спокойно обращается он к беркутовцам, — вы же видите, что ситуация не в вашу пользу. За вами только командиры. Против вас — целый народ. Сдавайтесь, мы не тронем.
— Отец, тебе сколько лет? Шестьдесят? Ну вот, а мне двадцать. Что я могу решать? — отвечает Анатолию розовощекий мальчик из первого ряда обороны правительственного квартала.
Из плотного строя «Беркута» на нейтральную полосу выходит крепкий боец, судя по уверенному поведению — один из командиров. Это очень храбрый шаг с его стороны, потому что на нейтральной полосе кроме Анатолия теперь находятся еще несколько бойцов, и их настроения отнюдь не мирные. Один даже кидается на командира с битой, но его быстро нейтрализуют свои же, майдановцы.
Командир вышел на переговоры. Дело в том, что в Украинском доме, который теперь оказался в тылу у майдановцев, оказались заблокированы несколько беркутовцев. Командир просит пропустить его туда, чтобы он мог забрать бойцов: «Мы вас не трогаем, мы мирно просим. Такой закон войны». Этот аргумент работает: командиру разрешили забрать своих из Украинского дома. Его и еще одного бойца майдановцы заключают в плотную капсулу из собственных тел, и они идут. Сначала через нейтральную полосу, потом через баррикаду. Вслед им несутся угрозы. А сзади едет «скорая» — вероятно, бойцы «Беркута» пострадали во время контрнаступления протестующих.
Стояние на баррикадах, впрочем, длится недолго: вскоре поступают сообщения, что снайперы бьют по людям, выходящим за баррикаду на Институтской. То же самое начинается и на Грушевского. Полоса между позициями сторон уже нисколько не нейтральная.
Со сцены предупреждают:
— Сотники, выводите людей из-за баррикад! Не допускайте перехода через баррикады! Многочисленные жертвы и пострадавшие!
По Крещатику одна за одной снуют «скорые» и обычные гражданские фургоны. Забирают раненых.
На моих глазах с баррикады вытаскивают очередного убитого. Все не то чтобы напуганы — а растеряны и удивлены. Людей уже несколько дней убивают, но вот чтобы так, прицельной пулей…
Лицо мертвого бойца прикрывают арафаткой. Из-под нее виден простой, крупный деревянный крест на веревке.
Киев
