В Замоскворецком суде будет оглашен приговор восьми подсудимым по «болотному делу». Все они обвиняются в участии в массовых беспорядках и применении насилия в отношении полицейских. Для каждого из них прокуратура требует реальных сроков лишения свободы в колонии общего режима: Денис Луцкевич — 5 лет и 6 месяцев Алексей Полихович — 5 лет и 6 месяцев Андрей Барабанов — 5 лет и 6 месяцев Степан Зимин — 5 лет и 6 месяцев Артем Савелов — 5 лет и 6 месяцев Александра Духанина (Наумова) — 6 лет Сергей Кривов – 6 лет Ярослав Белоусов — 5 лет
Ни один из них не признал себя виновным, все требуют оправдательного приговора. Независимо от решения, которое озвучит судья Никишина, каждый из них уже отбыл часть наказания. Сначала в СИЗО (Духанина — под домашним арестом), а потом — в процессе. Впрочем, участие в таком процессе само по себе наказание, длившееся почти девять месяцев. Для четырех подсудимых по делу из двенадцати оно завершилось немного раньше — в связи с объявлением амнистии.
Вокруг «болотного процесса» сплотились правозащитники, активисты, обычные люди, общественные организации: «Росузник» и специально созданный «Комитет 6 мая». Все вместе они выполнили тяжелейшую задачу: координировать поддержку ребят, обеспечивать связь с ними, находить и при необходимости оплачивать адвокатов.
Вот что важно: с самого начала среди узников не было и намека на предательство. Следователи умудрились «отобрать» честных, умных, образованных, умеющих радоваться жизни, благородных людей для нахождения в одной клетке. Они стали живым доказательством того, что это был митинг не маргиналов, варваров и вандалов, а, наоборот, шествие мирных граждан, не готовых к отражению агрессивных действий полиции.
Их задержали, потом, предоставляя бесплатных адвокатов, уговаривали признать вину, оговорить тех, кого они даже не знали. Им угрожали тяжелыми условиями в тюрьмах, большими сроками, предопределенным исходом суда. «Комитет 6 мая» выпустил значки «Свободу узникам 6 мая», но постепенно и обоснованно надпись превратилась в «Свободу героям 6 мая».
Летом слушания шли в Мосгорсуде. Сначала зал был маленький и неудобный для ребят, которые еле помещались в стеклянный аквариум. Потом их перевели в роскошный зал с четырьмя стеклянными аквариумами, но они не были предусмотрены для общения подсудимых с защитниками. Очень странно было наблюдать за тем, как адвокаты выстраиваются в очередь к бойнице, расположенной на уровне бедра. Эти бойницы предназначены для того, чтобы снимать наручники с тех, кого поместили в аквариум, но по факту это еще и единственное устройство для коммуникации. Возможность консультироваться со своими адвокатами в любой момент слушаний по делу в условиях конфиденциальности, красиво описанная в законе, отсутствовала полностью.
Условия доставки ребят в суд стандартные, но назвать их человеческими нельзя. В автозак помещается примерно 12–13 человек, у которых с собой личные вещи. Из-за этого тесно. Камера в автозаке не проветривается. Расстояние между скамьями около 30 сантиметров, поэтому выйти или зайти можно только по другим арестантам. Стены, потолок, пол и частично скамьи в автозаке металлические, поэтому в жару перегреваются, а в холод переохлаждаются. Иногда арестантов помещают в тесные узкие металлические отсеки по одному человеку. При заезде в суд и выезде из суда автозак может простаивать с людьми от часа до трех часов. В это время вывод в туалет «не производится». В этих же автозаках курят, а все «узники Болотной» — некурящие.
В ходе досмотра в суде конвойные заставляли арестантов раздеваться догола и в таком виде приседать. В дни судебных заседаний ребята часто не успевали позавтракать, пообедать или поужинать. Иногда «пропускали» по нескольку приемов пищи в день. Что это за пища? В основном сухая лапша, разводимая кипятком, и галеты.
Весь процесс ребята жаловались на то, что их рано поднимают и поздно доставляют в СИЗО. Подъем с пяти до шести утра, а ночью в камерах они оказывались между половиной двенадцатого и часом ночи. Они не высыпались и не могли полноценно осуществлять свою защиту.
Часто конвойные угрожали подсудимым побоями, и это были не пустые угрозы. Дениса Луцкевича и Сергея Кривова один раз избили в конвойных помещениях Мосгорсуда, еще до начала большого процесса.
Потом всех перевели в Никулинский суд, стеклянные аквариумы сменились клетками, которые охраняла собака. В конвойном помещении Никулинского суда избили Сергея Кривова. Ему же потом отказали в медпомощи, не пустив сотрудников «скорой» ни в конвойное помещение, ни в зал суда. Конвойные в Никулинском суде откровенно издевались над ребятами, раздавали подзатыльники. Все делалось исподтишка.
Микрофонов в Никулинском суде не было, и ребята не слышали того, что говорили свидетели.
Но и этого оказалось недостаточно. Процесс перевели в Замоскворецкий суд, где сегодня будет оглашен приговор. Зал маленький, народу много, все зрители на первом этаже смотрят на плазменный экран телевизора. Людей с первого этажа не пускают в туалет, так обеспечивается гласность в суде. Это просто школа подготовки снайперов: проверка на то, сколько времени ты можешь провести в одном положении без воды и туалета.
На последнем заседании закончилась стадия прений сторон — и сразу же перешли к последнему слову подсудимых. Без перерыва на обед, без возможности выйти из зала, все оказались заложниками последнего слова. Когда очередь дошла до Кривова, начался марафон на пять с половиной часов: подсудимый не умолкал, судья Никишина не объявляла перерыва. Судья ушла в совещательную комнату, а он все говорил…
В суде адвокаты наглядно показали, что не было массовых беспорядков, не виновны и подсудимые. Был разгон демонстрации. Кто отдал приказ разгонять мирных граждан, мы так и не знаем. Следствие этого не выяснило, а суду было не интересно.
Приговор будет оглашен сегодня, но «болотное дело» на этом не будет закрыто.
Юлия ПОЛУХИНА
Артем САВЕЛОВ: «Приговор будет жестоким»
— Вы невольно стали подсудимыми в политическом процессе. А были ли у вас раньше выраженные политические взгляды? Изменились ли они за время заключения под стражу?
— Каких-то особых политических взглядов у меня не было. Заколебал беспредел, вот на Болотную и вышел. Взгляды не изменились, все так же плохо отношусь к беспределу, только за последнее время от всего увиденного появились страх за близких и злость.
— Почему, на ваш взгляд, процесс в самой важной его части запрятали в Замоскворецкий суд из большого зала Мосгорсуда, а потом из большого зала Никулинского суда?
— Система живет по своим законам, правилам. Ей нет дела до пожеланий, интересов других. Думаю, перевели для удобства судьи, а также — чтобы усложнить жизнь тем, кто к нам приходит, чтобы было меньше контактов, лучше всего скрыть нас с глаз.
— Часть «болотников» амнистировали: когда их отпускали в зале суда, вы за них радовались как за родных. Сейчас прошло время. Что вы испытываете по отношению к амнистированным ребятам?
— Мы были вместе. Пока последний из нас не выйдет, наверняка мысли ребят будут возвращаться к нам и портить им жизнь. В этой ситуации я даже хотел бы, чтобы ребята оказались бездушными циниками, что ли, при выходе про все забыли и зажили своей жизнью, без оглядки. Зная ребят, думаю, у них так не получится.
— Вы думаете о том, каким может быть приговор, на что вы рассчитываете, верите ли, что он хотя бы частично зависит от работы адвокатов и вашей позиции?
— Защита делает большую работу. С каждым заседанием открывается все больше правды, нашей действительности. К сожалению, на срок это вряд ли повлияет.
Где мы живем?
Кто нас судит?
Приговор будет жестоким.
P.S.Не знаю даже, как вас всех благодарить за поддержку! Сказать спасибо — значит не сказать ничего. Я обязательно чего-нибудь придумаю! Мы слышим, как скандируют с улицы, — здорово! В то же время переживаем — как вы там? Мы знаем, что внизу тесно, приставы лютуют, на улице в январе колотун. При выезде автозака мы тоже слышим, как вы скандируете, и стучим в ответ. По Бутырке помаленьку расползаются слухи, что при выезде автозака с нами его чуть не переворачивают…
(Из письма Артема Савелова, отправленного через почту «Росузника»)
И тогда позвали пса
Может ли злая собака спасти авторитет правосудия
Конвойные собаки в зале суда на процессе по «болотному делу» появились не сразу. Зал заполнялся журналистами, зрителями, не всем хватало мест. Уже на первых заседаниях стало понятно: ничто не располагает подсудимых и публику проявлять должное уважение к суду. Даже торжественная обстановка Мосгорсуда, даже резное деревянное с высокой спинкой кресло судьи. Заседания сопровождались криками «Позор!» и призывами к свободе.
Тогда в зал позвали собаку. Чаще это была немецкая овчарка, иногда — ротвейлер… Обычно она по команде спокойно ложилась около клетки подсудимых, в жару — тяжело дышала. Как-то в октябре пес облаял адвоката Вадима Клювганта, его коллега Дмитрий Аграновский попросил вывести собаку из зала. Судья Наталья Никишина отказала на том странном основании, что собака «не является участником процесса». Что было, конечно же, неправдой.
Собака была очень важным участником процесса. Иногда казалось — значительнее судьи. Она внушала страх, могла повысить голос и всегда ждала приказа. (Это я о собаке.)
Никишина уточняла: собака здесь, чтобы всех нас «дисциплинировать». Сама судья с залом не справлялась. Авторитет правосудия неукоснительно, каждый день падал. А собака, между прочим, по закону о полиции — спецсредство. Как дубинка или наручники…
Более чем за полгода, что идет процесс, ни один из подсудимых не понял и не признал своей вины. Заседание за заседанием они это повторяют. Это слышится и в последнем слове каждого из восьми обвиняемых. «Фабула обвинений, которые нам всем вменяются, — это просто смешно, она абсурдна…»; «Уважаемое государственное обвинение требует 5-6 лет реального срока для невиновных молодых и перспективных ребят. Не знаю, чего здесь больше — жестокости или нелепости…»; «Все это дело — какая-то дикая ошибка и нелепость…»
В одно время с «болотным делом» я работала на другом процессе: судили человека, убившего свою жену и ее несовершеннолетнюю дочь. Рядом с клеткой крупного и сильного мужика дежурил лишь один пристав и щупленький дружинник с красной повязкой. Конвойной собаки здесь не было ни разу. На заседание по «болотному» собаку водили исправно.
Спрашиваю кинологов, по какому принципу решают, куда посылать их, куда нет. Говорят, что влияет много факторов: характеристика из СИЗО о склонности к побегу, тяжесть статьи, количество обвиняемых в процессе. И громкость дела. Когда дело публичное, вызывает ажиотаж прессы — собак приводят, чтобы обвиняемые не контактировали со зрителями. «Родственники лезут обниматься, когда ведем подсудимых. И собака — бросается… Как человек я могу это понять — матерей, братьев, сестер. Но закон есть закон, если разрешить, то за это накажут меня», — объясняет кинолог, проработавший в конвойном полку больше трех лет.
«Собака — это чисто психологический ход», — говорит мне кинолог в Московском областном суде. Все работники службы объясняют, что без приказа высшего офицера они не спустят собаку. Если собака все же укусит кого-то — неизбежна объяснительная, возможно занесение в личное дело, лишение премии, вплоть до увольнения. «Если заключенный пытается бежать, четко извещаешь: стой, пускаю собаку. Подозреваемый должен это услышать. Как «стой, стреляю», чтобы в объяснительной это упомянуть».
…На одном из заседаний, когда процесс уже перевели в Никулинский суд, обвиняемая Саша Наумова (Духанина) попросила погладить пса. На удивление, кинолог не отказал. Отчаянной Саше «злющий» Грей (имя изменено) начал облизывать руки. Он мог и не попасть в конвойную службу — первые хозяева отказались от него, когда тот был еще щенком. Но его выходили, выдрессировали кинологи. Обо всем этом добродушно рассказал хозяин Грея.
На следующем заседании Грей встретил Сашу, как старую подругу. И закинул лапы ей на плечи.
Екатерина ФОМИНА
Фантастическая пятница
Как провели бы сегодняшний день восемь человек, которым выносят приговор
Исправиться, по мнению прокуроров, обвиняемые по «болотному делу» могут лишь в изоляции от общества, поэтому гособвинение попросило отправить их на 5-6 лет в колонию общего режима. Однако все восемь фигурантов дела до ареста учились, работали, заводили семьи, растили детей… В день приговора мы расскажем, как сегодняшний день, 21 февраля, прошел бы для этих людей, будь они на свободе — в том самом обществе, от которого их хотят изолировать.
Денис Луцкевич приехал бы на работу как всегда вовремя, к 10 утра. Он работал помощником декана отделения культурологии Государственного академического университета гуманитарных наук, учился на заочном. В руке неизменная газета «Советский спорт» или журнал. Футбол занимал большое место в его жизни. Первая половина дня — рабочие хлопоты. Помочь оформить экзаменационные ведомости, прошить дипломы, сформировать учебные карточки студентов… Единственный мужчина в коллективе, бытовые дела тоже на нем — передвинуть стол, перенести личные дела студентов.
Потом пошел бы на учебу, у заочников она с часу дня. В перерывах заходил бы попить кофе.
Отучившись, он старался встретить с работы маму, вместе с ней отправился бы домой в Лобню. Ему было важно, чтобы мама всегда находилась в безопасности.
Об этом вспоминает Ольга, его коллега по университетской работе. Она первая узнала 9 июня, что дома у Дениса обыск. Теперь ходит в суд. «Его важно увидеть перед приговором», — говорит она.
В тот день Ольга сразу позвонила декану, Анатолию Терентьевичу Калинкину. Он знал, что Дениса избили 6 мая на площади, исполосовав дубинками спину. Хотя Луцкевич прятал синяки под одеждой, даже маме не рассказывал, чтобы не расстраивать. Каждый день после ареста Калинкин в деканате вспоминал о Денисе, звонил его маме поддержать.
Артем Савелов. Подъем в 7.00. Небольшая зарядка, Артем постоянно ее делает, душ — примерно 30 минут. В восемь завтрак, после — серьезная уборка в квартире. У Савеловых есть дачный дом, правда, шесть лет они не могут его достроить: сначала мама заболела, потом Артема забрали… Чтобы довести его «до кондиции», нужно месяца два. В девять часов вместе с отцом на машине — не встать бы в пробку — нужно ехать закупать недостающие материалы. После отвезти их на дачу, разложить на чердаке — и за работу. В обратный путь — так чтобы дома быть к шести вечера. На ужин первое готовит отец — щи или суп, Артем — вторые блюда, жарит картошку и мясо. После ужина — встретиться с друзьями или порыться в интернете. Через день Артем ходил в спортзал.
А еще надо собирать документы для Центра патологии речи и нейрореабилитации, Артем заикается: занятия проходят в рабочие дни в течение полутора месяцев. После окончания — поступить на постоянную работу, слесарем-сборщиком или электриком.
Сергей Кривов (сам описал, как бы он провел 21 февраля на свободе, передал письмо через адвоката):Я бы спросил Ваську, на чем мы пойдем кататься, поскольку зима. Пошли бы, наверное, на снегокате. Настю бы тоже пригласили, но она, думаю, не пошла бы. Она вышла из того возраста, чтобы с нами с трамплинов прыгать, другие интересы! Да и трусиха к тому же, адреналин не для нее.
Если бы встал пораньше, пока все спят, помыл бы окна. Это моя обязанность: люблю, когда чистые. Ножи бы наточил и занялся прочими подобными делами. Срочными, по хозяйству. Их наверняка много накопилось. С машиной дел уйма. К матери надо съездить. Там тоже «завал».
В общем, сплошная бытовуха.
А для души — выпить сто грамм и пойти в солнечный день, желательно теплый, побродить куда-нибудь на просторе (у моего дома таких мест несколько) по берегу реки или прудов и поговорить с любимыми людьми обо всем на свете. Просто пообщаться. Обычно меня никто не слушает, потому что «папа говорит глупости». Но в этот раз, надеюсь, послушали бы. Глупости — это же прекрасно!
Ярослав Белоусов. Ярослав с женой Тамарой усиленно готовились бы к госам. В понедельник уже экзамен, они учатся в одной группе и заканчивают философский факультет МГУ. На прошлой неделе сыну исполнилось три года. «Мы мечтали, что все это закончится раньше, на день рождения будет ему подарок. Но уже второй год празднуем без папы».
Алексей Полихович. В 9 утра Леша обычно бывал на работе, забирал документы и развозил клиентам «Страховой группы «Межрегионгарант». Начинал он курьером и довольно быстро был повышен в должности. Начальница Алексея Марина Николаевна говорит, что Лешу ценили как неагрессивного, бесконфликтного, разностороннего — «в общем, никаких минусов». Такую характеристику компания передала в суд. Возможно, за полтора с лишним года, вычеркнутых из гражданской жизни, сделал бы еще пару карьерных шагов.
А в марте — сессия. Леша учился заочно в социальном университете, РГСУ, на факультете социального управления по специальности конфликтология.
Саша Наумова (Духанина). Во время домашнего ареста Саша вышла замуж. Она мечтает о медовом месяце в Риме. А еще поступить и учиться на кинолога или врача-ветеринара. И заняться велоспортом. А с утра в пятницу, 21 февраля, она пошла бы на каток.
Андрей Барабанов. Говорит гражданская жена Андрея Екатерина: «Если бы Андрея не забрали, я бы уже закончила институт и на этой неделе, возможно, именно в эту пятницу, пошла бы получать диплом педагога по изобразительному искусству. Отметили бы. Но пришлось отложить защиту на следующий год — из-за судов.
Сейчас мы занимались бы аэрографией: салон открыть пока не успели бы, но уже были бы и сайт, и хорошее портфолио. По-любому, были бы вместе».
Степан Зимин. Днем Степан, наверное, делал бы задание по арабскому языку. Он учится на арабиста. А вечером — танцевальная тренировка с подругой Сашей, они танцевали рок-н-ролл. Побеждали в соревнованиях.
Екатерина ФОМИНА
