Остановиться, чтобы полюбоваться вечерним проспектом, — значит, налететь на такого же, загипнотизированного айфоном. Но стоит отойти на пару сотен метров от шумных центральных улиц — и можно увидеть совсем другую Москву. Она никуда не бежит впопыхах, не торопится и не ждет частых гостей. Старые московские переулки и дворы и есть та «нутряная Москва», в которой любопытный глаз всегда за что-то зацепится.

Хохловка

Если выйти из метро «Китай-город» и спуститься вниз по Солянке, а потом немного поплутать по местности, Хохловский переулок, уютный и особенно живописно наполненный светом в закатный час, встретит прохожего почти полной тишиной. Благодаря многовековым постройкам он напоминает небольшую деревушку XVI века, и только вывески танцклубов и школы йоги возвращают прохожего в наши дни. Свое название переулок оправдывает — во времена Петра Первого в границах Хохловки располагался двор гетмана Мазепы, а позади гетманского двора жили хохлы. Вдобавок неподалеку расположились палаты думного дьяка Украинцева (которые стоят там и поныне) — и название «Хохловский» прочно прикрепилось к небольшому переулку.

Хохловским дворам есть чем похвастаться. Например, дому №7. Какой-то неведомый острый ум метко дал ему прозвище — «Оригинал». Именно такая вывеска над калиткой встречает каждого посетителя двора. На стенах гаражей раскинулись граффити — да не очередные «Аня+Вова», не матерщина, а художественно исполненные иллюстрации. Наивно-смешные вроде плачущей синеглазой девушки и комически сурового рабочего на крыше, хватающего руками облака; остроумные — испуганные глаза, выглядывающие из стилизованного под тюремную решетку окна; политические — изображающие «оранжевую революцию» на Украине… Несмотря на почтенный возраст (как минимум 8 лет), картины выглядят так, будто их создали совсем недавно.

В седьмом доме, в самом углу, устроился книжный клуб «Гиперион». У входа висит кирпич — конечно, не с целью упасть вам на голову, это… предсказатель погоды, маленький Гидрометцентр клуба. «Кирпич отбрасывает тень — ясно, кирпич качается — ветрено, кирпича нет — данные обновляются», — серьезно сообщает доска. Сам «Гиперион» — это и книжный магазин, и библиотека, и кафе, и место для отдыха. Можно полистать коллекционные издания, сидя за столом, покрытым скатертью в виде географической карты, выпить чаю, встретиться с любимыми авторами, послушать лекцию и просто вдохнуть экзотичной атмосферы. Никто из продавцов не скажет слова против, если вы пришли с улицы и захотели согреться или успокоить усталые ноги, сидя на разноцветных пухлых подушках, разбросанных по полу.

Неподалеку от «Гипериона», в небольшом подвальчике, магазин «Qwertea». В комнатке размером со спичечный коробок можно найти практически все, в чем нуждается заядлый чаелюбитель, — от элитных и вполне доступных по цене сортов напитка (банки можно и нужно открывать!) до щеточки для стряхивания пыли с чаинок. Рядом с магазином — одноименная чайная, тоже в погребке, крохотная и наполненная паром, через запотевшие стекла видны люди, склонившиеся над чайными подносами с пиалами в руках. Странно видеть этот островок восточной культуры в старом московском дворе, среди пыльных гаражей. Еще чуднее жизненное руководство, вывешенное на красном полотнище в проеме стены под мусорной урной, — по содержанию сильно напоминает «Окна РОСТА»: «Брак в работе — позор»; «Там, где появился рабочий, нет места хулиганству, пьянице, тунеядцу»; «Сам умеешь — научи другого».

Садовая-Черногрязская

В десяти минутах ходьбы от станции «Красные ворота» есть дом, через который наверняка ежедневно ходят вереницы народу. Три человека, увиденные мной, удивленно смотрели на мой фотоаппарат — дескать, фотографировать тут нечего…

Легкая на вид, как перышко, хотя и металлическая, худенькая девушка в коротком платьице, с мечтательно устремленными в небо глазами, сжимает зонт, стоя в центре фонтана, и осторожно вытягивает вперед ногу, словно боясь, не окажется ли вода холодной. Хотя ей нечего пугаться — фонтан сух, но невольно хочется протянуть руку и поддержать — не свалилась бы со своим зонтом с камней… Напротив на лавочке, скрестив ноги, сидит человек, очень серьезный, и тоже смотрит на девочку. Он стар, представителен и походит на аристократа. Чугунные глаза хоть и направлены пристально на барышню с зонтом, но при приближении тут же устремляются на вас. Рука, видимо, отлита из меди, чтобы быть более похожей по цвету на человеческую, и странным образом отделена от костюмного рукава — как будто человек хочет вылезти из стесняющей его одежды. Словно в шутку, перед самым входом, стоит фигура собаки, задравшей заднюю ногу, — животина явно собирается справить свои собачьи дела, ничуть не стесняясь утонченной публики.

Скульптуры стоят во дворе обычного бизнес-центра, архитектура которого ничуть не нарушает загадочности всей композиции. По фасаду здание обвивают изящные виноградные лозы, сбоку висят стилизованные под старину круглые часы, чуть поодаль — деревянная ажурная беседка. Вход во двор охраняют два лениво развалившихся гипсовых льва, совсем не страшных, а улыбающихся. Шума, который оглушает на Садовом кольце, здесь совсем не слышно — словно в этот маленький мирок грохочущей цивилизации хода нет.

«Сороконожка» на Беговой

Этим именем москвичи прозвали сооружение весьма нетрадиционной постройки в районе Ленинградского проспекта. Первое впечатление при взгляде на этот дом — сейчас он оторвется от земли и, неуклюже переваливаясь, побежит. От земли ему мешают оторваться только гигантские ноги, которыми он не может распорядиться, несмотря на их многочисленность. Ноги далеко не хрупкие, как куриные лапы у избушки сказочной колдуньи. Сорок мощных, сужающихся книзу треугольных железобетонных опор приподнимают и поддерживают здание примерно на два десятка метров над землей. Одну такую «ножку» можно легко обхватить руками.

Дом-сороконожка имеет внушительный возраст — через 4 года ему исполнится сорок лет. В конце семидесятых, перед летней Олимпиадой, его построили по проекту советского архитектора Андрея Меерсона в стиле брутализма. Смело, резко и мощно — характерные черты этого стиля, заимствованного Меерсоном у француза Ле Корбюзье. Дом на Беговой — воплощенный урбанист с особенной энергией. Его угрюмый и нелюдимый облик имеет в себе что-то мистическое. Чертова дюжина этажей, длина сооружения — 130 метров. Наружные лестничные шахты, выдвигаясь из стены дома тремя массивными столпами, прорезаны окошками-бойницами и напоминают средневековые башни. Этажи поставлены друг на друга так, что кажется, дом расширяется кверху. Эффект достигнут с помощью хитро уложенных внахлестку плит. Ноги-опоры упираются в перевернутую монолитную трапецию — дом будто водрузили на исполинский стол.

Он отгорожен от внешнего мира шумной магистралью — он живет своей жизнью. Внутренний двор — это обширный грот, в котором находятся подъезды. Они отделены от основного здания — белые круглые домики, на одном грозно написано черным маркером — «Отобрать и поделить». Вдоль стен — лавки с набросанным для тепла тряпьем и картонками. Почти безлюдно. Ощущение, что все прохожие, кроме жильцов, дом обходят стороной, чураясь его странности и медвежьей прочности. Соседний дом со щегольскими зелеными балконными решетками поразительно контрастирует с увальнем-сороконожкой, чьи лестничные клетки до сих пор хранят следы старой деревянной облицовки.

Дом авиаторов (первые жильцы дома на Беговой — заслуженные работники Московского машиностроительного завода «Знамя Труда») окружает кипучая городская активность — не только оживленный проспект, но и Центральный московский ипподром, старейший в России, и Третье транспортное кольцо, видимые с крыши. С вращающейся веб-камеры, установленной на доме, можно увидеть поток машин, несущихся по магистрали. Город живет в своем обычном бешеном ритме, но никакой шум не покачнет этого невозмутимого гиганта, вросшего бетонными лапами в землю.

Екатерина ЗАЙЦЕВА Фото Алексея КОМАРОВА