«Мистер Тернер», кадр из фильма
Следом за сверкающей бриллиантами Грейс Келли в «Принцессе Монако» на экран вышел сам «Мистер Тернер» — художник, предвосхитивший импрессионизм. Ив-Сен Лоран «кисти» Бертрана Бонелло и ирландский активист Джеймс Грэлтон в исполнении Кена Лоуча приготовились к выходу.
Карфаген должен быть построен
Байопик о Тернере Майку Ли пригрезился давно. Но даже обладателю «Золотой пальмовой ветви» и «Венецианского льва» нелегко было найти в бюджете 10 миллионов фунтов. Однако мечты сбываются.
С первого кадра (отдаленно напомнившего «Мельницу на большом канале в Саутхолл») преследует неотвязное ощущение — медленного погружения в картины неустрашимого изыскателя природы, прародителя импрессионизма. Вместе со своим любимым оператором Диком Поупом режиссер растворяет бывшие и вымышленные события биографии, жизнь Георгианской эпохи в палитре тернеровских работ. Даже цветовая гамма ограничена диапазоном его любимых красок. Кажется, что и оператор в свои светофильтры подмешивает хром, кобальт, афганский ультрамарин.
Встречи с семьей, с членами Королевской академии, с коллекционерами, путешествия с блокнотом (Тернер обладал феноменальной памятью, на пленэре делал лишь эскизы, а потом в мастерской воссоздавал богатство натуры со всей игрой света), отношения с отцом, на закате жизни превратившегося в подмастерье именитого сына, многолетнее увлечение хозяйкой семейного пансиона, расположенного в живописной бухте. Вроде бы разрозненные сцены кажутся эскизами, которые при монтаже сложились в сложный, изменчивый портрет большого художника.
Тернера сыграл Тимоти Сполл, буквально превратившийся в мизантропа, инфантильное и грозное чудовище, фанатично преданное лишь творчеству (два года актер брал уроки живописи у известного британского художника).
Обрюзгший чудак с вечно недовольным выражением лица, готовый расплакаться от бетховенских или перселловских секвенций. Способный увидеть в лице пожилой дамы профиль Афродиты. Привязать себя в шторм к мачте во время бури — а потом «телесность» снежных хлопьев, перемешанных с соленой водой, воплотить в морском шедевре. Нечленораздельно бурчащий от недовольства и удовлетворенно хрюкающий инфантил. Убедительный и ироничный спорщик. Эти резкие, почти театральные краски густыми мазками накрывают одна другую, разбухая в конфликт внешнего и внутреннего. Точно так же из хлама будничных впечатлений художника прорастает его живопись, возводится «Карфаген» (знаменитая картина «Дидона, основательница Карфагена»). Поэтому так лоснится красным лицо мясника, нагретым золотом размазываются по блеклому небу облака (привет «Восходу солнца в тумане»), свет вертикально падает из черноты («Тень и тьма — потоп»). А первый встреченный монстр-паровоз серой пуховой периной застилает зеленую равнину («Дождь, пар и скорость»).
Отвергая стерильность лоренов и пуссенов, колдуя вместе с химиками над цветовыми эффектами, он мучительно пытается приручить стихию, пропитать живопись прозрачным воздухом, паром над водой, мокрым снегом, согреть солнечным лучом. Эта мука в усилиях постичь недостижимое, проникнуть в щель между самой жизнью и ее воплощением — и составляет существо картины Майка Ли. В одной из сильнейших сцен совсем больной Тернер выползает из дома, пытаясь дрожащей рукой сделать набросок юной утопленницы. Силясь из мертвой природы сотворить живое. Не успеет… Через год после его смерти у прерафаэлита Милле мы увидим эту «недописанную» картину. И на лице «Офелии» не будет паники или отчаяния, а Милле удастся запечатлеть то самое вожделенное для Тернера мгновение между смертью и жизнью.
Анжелика — маркиза Гоу-Гоу
Создатель Дориана Грея отлично понимал силу портретного искусства: «Всякий портрет, написанный с любовью, — в сущности, портрет самого художника, а не того, кто ему позировал». Стоит добавить: именно портрет лучше иных жанров запечатлевает время «как бледный призрак лучших лет».
Party Girl — фильм открытия программы «Особый взгляд» — тоже можно назвать образчиком портретного кинематографа. Но совершенно противоположной «выделки». Если у Майка Ли каждый кадр, звук, реплика, жест отточены до виртуозности с викторианской дотошностью — здесь все на живую нитку.
Party Girl, дебютная работа Мари Амашукели, Клер Бюрже и Самюэля Тейсома по их собственному сценарию, — серьезный претендент на «Золотую камеру» за лучший дебют.
Анжелика — одна из «клубных девушек» Гоу-Гоу — танцовщиц, развлекающих завсегдатаев баров. Этой «маркизе ангелов» за 60, а она, неугомонная, продолжает работать танцовщицей в ночном клубе. Тут-то ей и встретится Мишель, бывший шахтер, и предложит выйти за него замуж. Юные подруги-коллеги готовы завидовать «любительнице абсента» с орлиным профилем и индейской раскраской вместо макияжа. Да и взрослые дети (все от разных отцов) страшно рады за непутёвую. И вроде бы все хорошо. И пастор. И кольца. И свадьба с трогательными спичами «брачующихся». И благостная старость в окружении близких уже маячит на пороге уютного гнездышка. И только одно мешает этой жовиальной бабенке-Яге. Не может Анжелика жить с человеком, если не уверена в своих чувствах к нему…
Будь эта незамысловатая история снята традиционными средствами, ей был бы обеспечен путь на телеканал для домохозяек. Но в фильме трех отвязных молодых французов Анжелику играет… настоящая Анжелика. И во многом эта история — ее личная история. Документальное здесь насмерть пристрочено к игровому. Отличить актеров от «натурщиков» (прежде всего натурщиц, работниц бара) практически невозможно. Да и не хочется. Картина отличается таким драйвом, зашкаливающей эмоцией, искренностью, импровизационностью, будто камеры и огромной съемочной группы не существовало вовсе. Просто нам подарили возможность познакомиться с непостижимо свободной, нелепой недотепой, не боящейся старости и смерти. И посочувствовать ей. И, возможно, позавидовать.
Канны
