КолонкаПолитика

ХХ век продолжается

Этот материал вышел в номере № 53 от 19 мая 2014
Читать
ХХ век продолжается
Фото: «Новая газета»
Премьер-министр Венгрии Виктор Орбан на днях заявил, что Будапешт будет защищать права этнических венгров за рубежом и считает, что крупные венгерские общины, компактно проживающие в соседних странах, имеют право на национальную автономию. Сходство риторики с заявлениями Путина о защите русскоязычного населения Украины налицо. Но первопроходцем здесь является именно Орбан

Премьер-министр Венгрии Виктор Орбан на днях заявил, что Будапешт будет защищать права этнических венгров за рубежом и считает, что крупные венгерские общины, компактно проживающие в соседних странах (например, в украинском Закарпатье), имеют право на национальную автономию. Сходство риторики Орбана с заявлениями Владимира Путина о защите русскоязычного населения Украины налицо. Но первопроходцем здесь является именно Орбан: он поднимал тему «соотечественников за рубежом» еще за пару лет до того, как она стала важной составляющей идеологии и пропаганды Кремля.

При Орбане венгерский парламент изменил закон о гражданстве, предоставив зарубежным венграм право стать гражданами их исторической родины. Это был грамотный политический ход, принесший правящей в Венгрии партии «Фидес», лидером которой является Виктор Орбан, десятки тысяч дополнительных голосов: более 90% «новых» венгров голосовали на последних парламентских выборах за «Фидес». Кроме того, ей отдали голоса и те избиратели в самой Венгрии, которым поддержка соплеменников в соседних странах — за пределами Венгрии живет более 2 миллионов мадьяр — представляется делом благородным и правильным, попыткой хотя бы отчасти устранить несправедливость, причиненную Венгрии Трианонским миром 1920 года. (Тогда страна, потерпевшая поражение в Первой мировой войне, потеряла две трети территории, вне новых границ оказались свыше 30% этнических венгров.)

Как и российская, венгерская риторика «защиты соотечественников» имеет две стороны: внутри- и внешнеполитическую. Первая способствует сплочению нации, росту рейтинга ее лидера. Вторая, похоже, отражает нечто весьма важное: мифы «исконности земель», «крови и почвы» и прочие представления, сыгравшие столь заметную, и чаще всего трагическую, роль в истории Европы ХХ века, — живы и умирать не собираются. Неудивительно, что Владимир Путин находит общий язык с той частью европейских политиков, которая делает ставку именно на остроту национальных чувств. К ним принадлежат и Виктор Орбан, и его более радикальные партнеры-конкуренты из ультраправой партии «Йоббик» («Движение за лучшую Венгрию»), и лидер французского «Национального фронта» Марин Ле Пен, и представители националистических и консервативных сил из Италии, Австрии, Великобритании…

Конечно, братание с европейскими ультраправыми смотрится довольно пикантно на фоне постоянных обвинений в «фашизме», выдвигаемых Москвой в адрес нынешних властей в Киеве. Здесь, очевидно, идеология становится служанкой политической прагматики: для Кремля важнее, чем верность «антифашистскому» пуризму, создание в Европе подобия единого фронта против европейской интеграции и либерального мейнстрима. Этот союз выглядит сугубо тактическим, как любая коалиция, основанная на принципе «против кого дружить будем»: почти никто из новых друзей Кремля не является противником парламентской демократии и не симпатизирует российской политической модели. Так, Найджел Фарадж, лидер британской популистской партии UKIP (она может сенсационно победить в Соединенном Королевстве на выборах в Европарламент), отдав в недавнем интервью должное способностям Путина как политического манипулятора, отметил: «Я не доверяю ему и не хотел бы жить в его стране».

Тем не менее и сама популярность национал-популистских сил в Европе, и их попытки наладить сотрудничество с Москвой говорят о том, что Европа вступила в фазу нового националистического подъема. В прошлом веке таких волн было несколько, они предшествовали обеим мировым войнам, а затем сопровождали распад коммунистического блока и СССР.

Однако нынешний европейский национал-консерватизм не имеет столь разрушительного потенциала, как та идеология, которую под видом «консерватизма» сейчас пропагандирует Кремль. Виктор Орбан может говорить о правах венгров, живущих за рубежом, но он и не помышляет, скажем, об аннексии Закарпатья. Итальянская Лига Севера приветствует крымский референдум лишь потому, что сама добивается аналогичного волеизъявления в северных регионах Италии — но не считает образцом для подражания ни присутствие «зеленых человечков», ни примененные в Крыму специфические методы организации голосования. Лидер голландской Партии свободы Герт Вилдерс выступает против массированной финансовой помощи ЕС Украине не потому, что ему нравятся действия России, а потому, что он считает такую помощь разбазариванием средств европейских налогоплательщиков. Иными словами, даже в условиях подъема национал-консервативных настроений Европа по-прежнему намерена играть по правилам демократии и правового порядка.

В этом смысле Европа по-настоящему консервативна — в отличие от липового «консерватизма» России, выступающей нынче в роли геополитического революционера. Возможно, что помимо прагматических соображений именно консерватизмом обусловлено нежелание Брюсселя, Берлина, Парижа идти на жесткую конфронтацию с Москвой из-за украинского кризиса. Предложить Киеву немедленную военную помощь, начать переговоры о вступлении Украины в НАТО — значит принять правила игры Кремля, который, расшатывая слабую Украину, пытается увести Европу во времена тотальной перекройки границ.

В политическом смысле европейский ХХ век продолжается. Однако у прошлого столетия была не только апокалиптическая первая половина, но и благополучная, созидательная вторая. Ближайшие годы, а может, уже и месяцы покажут, какой из этих исторических ориентиров ближе Европе, а какой — России.

shareprint
Добавьте в Конструктор подписки, приготовленные Редакцией, или свои любимые источники: сайты, телеграм- и youtube-каналы. Залогиньтесь, чтобы не терять свои подписки на разных устройствах
arrow