Активисты «Архнадзора» только 15 мая заметили исчезновение деревянного главного дома усадьбы штабс-капитана Демидова (1817 год) на Большой Ордынке, 46.
Но, судя по рассказам обитателей соседних домов, уничтожен он был еще в начале месяца.
— Памятник снесен до состояния пустыря. Наружную лепнину просто сбивали при демонтаже дома. Так она там и валяется до сих пор… — рассказал «Новой» координатор «Архнадзора» Константин Михайлов. — Если бы это была реставрация с переборкой сруба — такое тоже бывает, — то эта лепнина должна была быть по всем правилам снята, помечена, где висела, а затем возвращена на место.
Ранее департамент культурного наследия Москвы (Мосгорнаследие) разрешил зарегистрированной по этому адресу фирме «Золотая Орда» только ремонтно-реставрационные работы. На деле произошел «полный демонтаж деревянного сруба», как его зафиксировали вызванные градозащитниками представители Мосгорнаследия. Они же выдали предписание подрядчику «Золотой Орды» — крупной строительной компании «Китос» — о приостановке всех работ. Правда, работать там уже не с чем. В «Китосе» «Новой» сообщили, что только в понедельник смогут объяснить, как реставрация закончилась сносом.
— В принципе, это уголовное дело, — говорит Константин Михайлов. — Есть статья, которая трактует уничтожение охраняемых объектов как преступление.
Михайлов вспоминает и другие — к сожалению, частые — случаи отсутствия контроля. Например, «реставрация» городской усадьбы в Подсосенском переулке. Тогда департамент не принимал никаких мер, кроме копеечного штрафа арендатору в 30 тысяч рублей. И теперь дом 23, у которого половину бревен заменили бетонными блоками, выдается за образцовый пример реставрации по льготной программе «рубль за метр». То есть арендатор мало того что исказил половину памятника и не был наказан, так теперь еще и премирован льготной арендой на 49 лет.
— Повторяемость свидетельствует о бесконтрольности и безнаказанности. Если бы действительно возбуждались уголовные дела или налагались такие штрафы, что подобные операции были бы невыгодны, не было бы и этого случая, — считает Михайлов. — А ведь это был классический послепожарный особняк! Ценность таких домов, которыми достаточно быстро, в течение пяти-шести лет, был застроен сгоревший в 1812 году город, повышается с каждым годом, потому что их становится все меньше. Уцелевшие подлинные дома того времени — реликтовый вид. Владельцам, конечно, неохота возиться с хрупкими деревянными срубами. Отсюда — навязчивое желание заменить их новыми конструкциями. Что здесь, видимо, и произошло.
