Если спросить обывателя, сильны или слабы демократические страны, он ответит: «Странный вопрос, конечно, демократы слабаки!» Вот и выборы в Европарламент это нам показывают. Все СМИ наперебой трубят, что там «победили правые». Правда, получили они при своей «победе» всего около 5% мест, и депутатская группа евроскептиков и правых почему-то называется «Европа за свободу и демократию». Ну да что там, мелочи это все. Главное — нет у демократов ни в Европе, ни в Америке своих сильных лидеров, решения принимаются долго и непонятно, через бесконечные дебаты и сделки, все пекутся о правах меньшинств, воли никакой. И еще демократы хотят жить сытно и благополучно, а воевать и гибнуть— не хотят. Какая ж это сила?
Во-первых, про лидеров. Да, конечно, в системах, устроенных по принципу «одна нация, одна страна, один вождь», фигура лидера значит если не все, то почти все. Однако современная демократия, или республиканское устройство, как его называл Иммануил Кант, основано на совершенно иных принципах: все свободны в личном плане, но при этом зависят от единого для всех законодательства и равны между собой как граждане. Политический лидер в такой системе не поставлен над обществом, он такой же гражданин, как и все остальные. Следовательно, он должен обладать качествами гражданина в большей степени, чем лидера, а замашки вождя ему и вовсе противопоказаны.
Отсутствие «отца нации» в демократических системах компенсируется достаточной степенью зрелости самой нации. Тут лидером выступает не пастух стада или «великий кормчий», лидером становится нация в целом. Не случайно именно демократические страны сегодня, безусловно, находятся в числе мировых лидеров.
Во-вторых, по поводу воли и принятия решений. Да, казалось бы, что проще и лучше: вождь, суверен, сам принимает решения, сам их исполняет, а народ внемлет его действиям и горячо поддерживает всем своим подавляющим большинством. Вот только Кант называет деспотизмом даже такую ситуацию, когда один вынужден подчиняться всем остальным. Современная демократия стремится максимально избежать деспотизма и волюнтаризма, будь то воля одного или большинства, а главное — связанных с ними ошибок и потерь. Задача труднодостижимая. Однако принцип, по которому закон и процедура поставлены над волей людей, практика выработки и принятия решений требует максимального согласования, агрегации всех мнений, с обязательным учетом мнения несогласных, — позволяет принимать не просто сбалансированный политический курс, но и добиваться его эффективной реализации. Современные демократии — вот, кто действительно долго запрягает, но едет не просто быстро, а туда, куда нужно.
В-третьих, о желании воевать и необходимой для этого силе. Да, республиканский строй мало способствует воинственности. Кант: если для решения вопроса, быть войне или нет, требуется согласие граждан, «вполне естественно, что они хорошенько подумают, прежде чем начать столь скверную игру». Ведь взрослые граждане обычно довольно быстро понимают, что платить за войну, погибать на ней, как и восстанавливать разрушенное хозяйство, нести бремя долгов, — все это придется делать им самим. Прежде чем начать войну, демократическое государство будет вести долгие внутренние дебаты, взвешивать собственные силы и возможные потери, и — скорее найдет способ избежать войны, нежели ее начать. Это не значит, конечно, что демократии не воюют вовсе. Однако демократии почти никогда не воюют между собой. Демократиям свойственно с недоверием относиться к авторитарным режимам, в том числе как к угрозе собственному существованию, но и в этом случае они предпочтут откладывать военные действия как самую крайнюю меру.
Означает ли это, что демократии, избегающие войн, недостаточно сильны? Нужно признать, что, будучи ориентированными на процветание за счет свободной торговли и предпринимательства, республики часто оказывались не готовы к молниеносной реакции на внешнюю агрессию, особенно в те времена, когда демократический мир только начинал складываться. К тому же демократические страны обычно невелики по размерам — это тоже создает ощущение их недостаточной силы. Однако, во-первых, среди демократий есть довольно сильные страны, способные не только защитить себя самих, но и несущие миссию защиты других, менее сильных демократических государств. Во-вторых, демократиям значительно легче договариваться друг с другом, образуя сообщество, построенное на принципе, который Кант назвал федерализмом свободных государств.
Государствам, основанным на стремлении людей к свободе, безопасности и процветанию, в большей степени, чем кому-либо в мировой истории, удалось совместить собственный суверенитет и национальные интересы с добровольной наднациональной кооперацией в экономической, политической и военной областях. В результате евроатлантическое сообщество демократий представляет сегодня неоспоримо наиболее мощную силу в современном мире.
Демократия, таким образом, хотя и выглядящая странновато в глазах авторитарного государства, вовсе не есть нечто противоположное силе. Более того, будучи наиболее процветающими странами мира и образуя достаточной прочный союз свободных наций, — демократии сегодня и есть главная сила в международной политике.
