Грозный — мой город. Едва приземлившись, отправляюсь с замиранием сердца открывать его заново, гуляю по проспектам имени Владимира Путина и Ахмат-Хаджи Кадырова. Отделанные дорогой плиткой тротуары, широченные дороги, асфальтированные так здорово, что не найти изъяна, по ним мчатся иномарки и «Лады Приоры». Светящиеся фонтаны, по последнем писку архитектуры отделанные высотные здания — жилые и офисные, пятизвездочная гостиница «Грозный-Сити», необыкновенной красоты мечеть имени Кадырова — самая большая в нашей стране. Но почти нет людей.
Говорят, в пятницу во время молитвы здесь, что называется, яблоку негде упасть. Но сейчас совершенно никого нет. Вот еще одно недавно построенное здание в центре Грозного — Исламский университет имени Кунта-Хаджи. Вот, наконец, удача — молодой человек сидит на скамейке перед входом в университет, читает. Увидев меня, почтительно встает.
— Вы здесь учитесь?
— Да.
— Откуда вы?
— Из Самашек.
— Спасибо, что вы так почтительно встали и так искренне улыбаетесь.
— Этому учит ислам.
Я тоже улыбнулся и пошел дальше. Парень сказал, что ему 19 лет. Столько лет прошло с тех пор, когда во время первой чеченской кампании в Самашках погибли десятки мирных жителей, а многие остались калеками. Девочка Мадина Байсаева, судьбой которой занималась вся «Новая газета», тогда осталась без глаза, спасая бабушку. Значит, сейчас ей уже под тридцать. Именно с Самашек пошло это страшное слово «зачистка» и укоренилось другое — «федералы». Не россияне, а именно «федералы».
Ассоциации и воспоминания сопровождают меня всю прогулку по Грозному. Кажется, мы старше на две чеченские войны. Не умнее, а старше…
…Вот православная церковь имени Михаила Архангела. Ее охраняет милиционер, командированный на полгода в Чечню из Саратова. В церкви — ни души. Вот во дворе разбросаны детские игрушки, прыгает на свободе кролик. Значит, здесь живут люди. И опять меня настигают воспоминания.
19 лет назад был похищен настоятель этой церкви отец Анатолий, а вместе с ним — приехавший из Москвы из Даниловского монастыря отец Сергий. Их держали в плену вместе с солдатами и офицерами и тогдашним муфтием Чечни, которого боевики заставляли носить на себе православных священников. Отца Анатолия убили, а отца Сергия удалось освободить летом 1996 года, как и муфтия Чечни. В их спасении большую роль сыграл Сергей Степашин, который вел себя в Чечне бесстрашно.
В 96-м году я пытался узнать о судьбе Абдулы Мусаева. Он пас овец недалеко от Ханкалы. В один день он исчез, так же как и еще три местных жителя. Это была зона ответственности 56-й воздушно-десантной бригады. Вместе с подполковником Константином Голубовским (членом нашей комиссии, занимавшейся освобождением из плена и поиском пропавших без вести) мы приехали к военным. Поговорили с сотрудниками ФСБ, которые ничего нам так и не сообщили. Но встретили там солдатика, который — я это почувствовал — что-то знает, но боится сказать. Убедили, что выдавать его не станем. И он рассказал, как четырех человек поместили в яму, которую его поставили охранять. Потом, когда разобрались, троих отпустили, а Абдула Мусаев умер — у него была астма, и он не выдержал побоев. Солдатик показал, где закопали тело. Я навсегда запомнил слова брата Абдулы, что человек должен умирать дома, в окружении родственников на белых простынях. И тогда я решил, что когда-нибудь потом, когда Грозный снова отстроят, я приеду, буду ходить по улицам и снимать шляпу перед каждым прохожим. Потому что мы много нехорошего сделали этим людям. И вот я приехал, а оказалось, что снимать свою кепку не перед кем…
2 июня на суде в Урус-Мартане я должен был давать свидетельские показания со стороны защиты подсудимого правозащитника Руслана Кутаева. Он под следствием и судом находится с 20 февраля. Причиной послужил его острый язык — на конференции 18 февраля, посвященной 70-летию депортации чеченского народа, Руслан сказал, что сегодня если власть прикажет, то чеченцы кресты наденут и в церковь пойдут. Я знаю Руслана 20 лет и верю, что он это мог сказать. В его стиле…
А ведь по сути Руслан всего лишь перефразировал известное высказывание чеченского святого Кунта-Хаджи Кишиева, сподвижника имама Шамиля. Но в отличие от Шамиля, шейх Кунта-Хаджи был пацифистом и вместо газавата (священной войны) проповедовал идею духовной независимости:
«Дальнейшая война неугодна Богу. И если скажут, чтобы вы шли в церковь, идите, ибо это только строение. Если заставят носить кресты, носите их, так как это только железки, а вы в душе и сердце своем мусульмане. Лишь если будут трогать ваших женщин, заставят забыть ваш язык, культуру и обычаи, подымайтесь и бейтесь до смерти последнего оставшегося!»
Но видимо, сильно не понравилось высказывание Руслана руководству Чечни. И когда Руслана вызвали «на ковер», он не явился. Потом был задержан, избит и обвинен в хранении наркотиков.
…У здания городского суда Урус-Мартана я наконец нашел то, чего мне не хватало днем ранее в центре Грозного. Человеческого общения, человеческого тепла, искренности, памяти. Я видел знакомые лица и был счастлив, что они хоть и постарели, но живы.
На суде я сказал, что знаю Руслана 20 лет. Что он никогда не пил и не курил и что вряд ли решил начать употреблять наркотики к своим шестидесяти годам. Это даже не смешно. Я уверен, что признательные показания он дал, потому что был в такой ситуации, когда каждый из присутствующих не выдержал бы и оговорил себя. Каждый! Руслан звонил мне 20 февраля в 12 часов дня и сказал, что в очередной раз попал в конфликтную ситуацию с властями. В 13.15 я положил на его телефон, с которого он мне звонил, 500 рублей, а через 45 минут его задержали и увезли кадыровцы. Это правда, что Кутаев не первый раз оказывается в конфликтной ситуации. Я думаю, что основная причина преследований Руслана, конечно же, не наркотики, а его длинный язык (тут все, даже судья, засмеялись, а Руслан кивнул, подтверждая мои слова). Я думаю, что Магомеду Даудову не понравилось то, что сказал ему Руслан, который никогда не лез за острым словом в карман. Даже теперь, когда в Чечне предпочитают молчать.
Я рассказал, как освобождал заложников по информации, которую мне передал Руслан Кутаев. Это было в 1997 году, и это были одни из первых моих освобожденных заложников. Потом их было очень много, но первые всегда остаются в памяти.
Я сказал, что в наше время почти нет надежды на справедливый суд, но все равно мы должны делать ради своих друзей все, что можем. Человек же должен за кого-то отвечать: за детей, за жену, за родителей, за друзей. Руслан — мне как брат. Я знаю его, как себя. Нужно, можно и должно побороться, когда знаешь человека и уверен в его невиновности. Я готов, если не прав, сесть с ним в его клетку и пойти по этапу. Вот что я сказал на суде по делу моего друга Руслана Кутаева.
Вячеслав ИЗМАЙЛОВ,
военный обозреватель «Новой»,
с 1996 года был прикомандирован к Комиссии при президенте России по военнопленным, интернированным и пропавшим без вести
