Конечно, атмосферу этого чемпионата мира делают люди. Я вот никогда не забуду мусульманку из аэропорта Куябы. В аэропорту устроили своеобразную фан-зону — небольшое помещение с большим экраном, низкой деревянной трибуной, зеленым ковром, имитирующим газон, и подушками на полу. Играли голландцы с австралийцами. Зал то наполнялся до отказа, то быстро пустел, когда приходило время вылетов. В какой-то момент возле меня села довольно пожилая, укутанная в платок женщина и принялась «топить» («страстно болеть», фанатский сленг.— Ред. ) за австралийцев. Причем «топить» так по-настоящему, по-футбольному. Она не кричала, не прыгала от радости и не рвала на себе волосы от горя — религия и возраст не позволяли. Зато она стонала, тихо, но пронзительно стонала каждый раз, когда австралийцы переходили чужую половину поля; ее губы беззвучно что-то шептали — наверное, молитву Аллаху за этих неверных, но таких мужественных и бьющихся до конца парней в желтых майках; она хрустела своими пальцами так, что, когда голландцы сравняли счет (2:2), я подумал, что она их сейчас себе вырвет. Австралийцы проиграли 2:3, она расцепила пальцы и со стоическим спокойствием, свойственным людям этой религии даже перед лицом глубочайшего горя, медленно встала, затянула платок и ушла. Воистину, нет Бога, кроме Футбола, и Джордж Бест — пророк Его…

Или вот местные жители… Пока я здесь сталкивался только с проявлениями настоящей заботы. Порой бестолковой, чаще всего бесполезной из-за языкового барьера (по-английски здесь говорит, дай бог, каждый десятый), но по-настоящему искренней. Стоит остановиться на перекрестке и развернуть карту, как тут же к тебе подбегут с желанием помочь. И происходит это все как-то по-одесски.

Еще в Сан-Паулу я пытался найти дорогу к центральному парку. Я остановился на перекрестке и внимательно изучал карту, когда увидел, как на красный свет светофора, через сумасшедший поток машин, с другой стороны дороги ко мне бежала девочка лет двенадцати. Добежав до меня и едва переводя дыхание, она спросила, чем мне помочь. Не успел я ответить, как через тот же поток машин, на тот же красный свет, ринулась ее мама. Пока мы втроем разбирались с моей картой, к нам подошел еще один местный житель. И они начали спорить. А дальше все происходило так, как если спросить в Одессе, стоя на Малой Арнаутской, как пройти на Дерибасовскую. Вам посоветуют срезать через кладбище (что мне, кстати, и посоветовали в Сан-Паулу); по дороге можно навестить могилу чей-то мамы, которая лежит недалеко от, допустим, некоего Берштейна; затем последует лекция о том, чем знаменит неизвестный мне Берштейн, и в конце приговор: «Но вообще это длинный путь, лучше по-другому». Примерно так же случилось и на перекрестке Сан-Паулу. Наконец, доспорив и договорившись о том, какой дорогой мне идти, все трое — мамаша, ее дочка и примкнувший к ним местный мужик — долго вели меня до нужной улицы, показали рукой направление и сказали никуда не сворачивать.

— А сколько не сворачивать? — на всякий случай уточнил я.

— Минут так 30—40, — ответили хором они.

— ???

— Да, лучше бы, конечно, на автобусе, — посоветовали они.

— А где остановка? — спросил я.

— Так там, где мы встретились, — и дальше, знаете, такой спокойный неморгающий взгляд шести глаз: мол, ты же не уточнял, что тебе надо быстрее.

И поразительно, как игры этого чемпионата мира пока соотносятся с характером этого народа — бесшабашного, танцующего, любвеобильного, улыбающегося. Вот такие же команды здесь пока и побеждают. Выходят вышколенные испанцы играть в свой филигранный пас, как маэстро в смокинге с иголочки играет на фортепиано. А тут выбегает рок-банда чилийцев с бешеными глазами и выносит все на своем пути (Испания — Чили: 0:2.— Ред. ). Выходят итальянцы со своим спокойным, как сэнсэй, Пирло. А на них, словно племя команчей, налетает Коста-Рика и крушит все вокруг (Италия — Коста-Рика: 0:1. — Ред. ). Или вот уругвайцы… Все ведь видели этого сумасшедшего парня Альваро Перейру, которому коленом дали в лоб так, что он потом по полю походкой пьяного прожженного боцмана ходил, да? И как он потом, не попадая ногой о землю, чуть не задушил собственного же врача, требовавшего его заменить.

Все ведь видели Суареса, со слезами на глазах обнимавшего физиотерапевта своей команды и показывавшего на него пальцем: «Это только благодаря этому парню я здесь». Все ведь знают, что Суарес, участие которого в этом чемпионате было под большим вопросом, ездил восстанавливаться к этому пожилому дядьке домой, потому что сам дядька лечится от рака и не мог в то время отлучаться от дома? (Уругвай вырвал победу у Англии 2:1. Дубль в этом матче сделал именно Луис Суарес. — Ред .) Вот об этом и должен быть футбол.

Наш рейс из Куябы в Сан-Паулу задерживали. И я с группой наших болельщиков смотрел, как чилийцы выносили испанцев. На экране крупным планом показали лицо Алексиса Санчеса, этого коренастого крепыша с безумным взглядом гаучо времен войн за независимость. Один из наших болельщиков глянул на это лицо с тоской и сказал: «Вот только с такими глазами и выигрывают…»

Этот болельщик очень точно выразил то чувство, охватившее всех после игры нашей сборной с корейцами. Это не была злость, потому что еще ничего не было потеряно; это не был стыд, потому что последние полчаса команда играла так, как от нее ждали. Но это было недоумение. Именно недоумение. Если ты выходишь бояться не проиграть, то ты можешь не проиграть, но выиграть — никогда. Все надеялись, что к матчу с Бельгией все будет по-другому.

Самолет из Куябы взлетал под второй тайм чилийцев с испанцами, а садился в Сан-Паулу — под первый хорватов с камерунцами. Я еще никогда не смотрел футбол в прямом эфире на высоте 10 тысяч метров. Иногда я думаю, что через сотни лет необходимость смотреть чемпионат мира по футболу заставит человека протянуть кабель и к раскаленным чанам ада.

В Сан-Паулу меня ждал ночной автобус до Рио-де-Жанейро. Позвольте мне еще раз насладиться этой фразой: «Ночной автобус до Рио-де-Жанейро…»

Мы петляли по какому-то крутому серпантину; густые, темные и пугающие леса вокруг манили, как манит край пропасти; мы останавливались на каких-то затерянных, как мне было приятно думать, станциях; ночь обволакивала своей теплой пеленой; на небе висела ровно половина луны — правильный-правильный полукруг — прямо глубокая миска с фейжоадой. (Интересно, видел ли кто-нибудь когда-нибудь эту миску перевернутой, или она всегда должна стоять, а не висеть, чтобы не нарушать заведенный в мире порядок вещей?) Я курил на станции, смотрел на рассеченную пополам луну, и, казалось, что никогда никакой другой жизни не было и не будет, что вся она, эта жизнь, — дорога до города, в котором сбываются мечты.

Хотя как там, кажется, у Борхеса: «Слова «жить» и «видеть сон» — точные синонимы?» Так что спустя какое-то время я уже не был уверен в том, что эта дорога действительно существовала, или это всего лишь мое воображение нарисовало ее такой, какой я видел ее во снах своих прошлых жизней.

Мы подъезжали к городу Бога в «час, когда жгучую рану свою обнажает рассветДавайте вместе дождемся умника, который первым укажет, что в оригинале у Бодлера — закат, истекающий кровью». Над обнимающими город горами розовели полосы утреннего солнца. В облепивших эти горы фавелах зажигались огни. Мне показалось символичным, что миллионы нищих живут выше тех, кому по карману наслаждаться яркой и дорогой суетой Рио-де-Жанейро. Они — как постоянное напоминание: когда их…Я не знаю иного русского слова, точнее выражающего это чувство эта сытая жизнь внизу, они снесут этот город к чертовой матери!

На следующий день на Рио-де-Жанейро обрушился тропический ливень. Дождь не прекращался целый день. С Атлантики дул ураганный ветер, ломавший зонты и круживший в воздухе взвеси воды. Дождь, соленый на вкус, гнал с пляжей Копакабаны толпы болельщиков, пытавшихся найти спасение в окрестных барах. Они бежали под дождем с разными чувствами. Испанцы, растерянные и жалкие, кутались в полиэтиленовые плащи и суматошно старались пробиться в и без них заполненные бары. Колумбийцы и уругвайцы отмечали свои победы, скача босиком по лужам и распивая кашасу прямо под ливнем. Звуки их песен смешивались со звуками дождя, и эта симфония, созданная человеком и природой, как нельзя лучше походила на гимн мира — такого, каким его, наверное, и задумывал Творец.

Куяба — Рио-де-Жанейро __