«Война — вроде лихорадки. Никто о ней не мечтает, но кто-то принес заразу. Мы не хотели войны, другие тоже — но вот уже весь свет пылает в горячке», — думает герой Ремарка, пригибаясь в окопе 1914 года. Эти слова — ключевые для спектакля театра Thalia (Гамбург). «Фронт» Люка Персеваля уже приглашен на Эдинбургский фестиваль и в Белград, на BITEF . Уже показан в Берлине по личному приглашению президента ФРГ Йоахима Гаука — в память жертв той войны. В день столетия начала Первой мировой «Фронт» сыграют в Сараеве.
На сцене почти темно. В глубине — исполинская серая стена «крепости Европа». Она кое-где побита снарядами. По ней все два часа будут идти, сменяясь, фото солдат 1914–1918 гг. — германских, британских, бельгийских, французских, чуть не всех армий, втянутых в бойню. А поверх лиц и касок, трехцветных султанов и железных крестов — рваные облака и злой дождь.
Сцена разделена линией коптилок до самой рампы. Это и есть линия фронта. Золотой полковой рожок свистит слева, из Франции. По обе стороны от коптилок строятся солдаты в одной униформе — белых смертных рубахах. И похожие женщины в бедных пальто военных лет.
Юный фламандский почтальон, лопушок в солдатском кепи, младший из четырех братьев (и все на фронте!), говорит матери: «Ты знаешь, я дома не мог зарезать свинью без стыда. Но немецкие офицеры — монстры, мама! Не люди! Я убил в атаке двоих — и представлен к кресту».
Из-за линии фронта ему отвечают по-немецки: «Лейтенант показал прием рукопашной: как повернуть штык в ране, чтоб врач не сумел ее зашить. Я не забуду его лица в этот миг…»
И мать фламандского почтальона, кряжистая крестьянка, — на подъеме патриотизма. Через деревню все время идут солдаты, всем что-то нужно, она завела мелочную лавку. И все время зовет дочь поднести бегом запас товара, ведь армия ждать не может: «Мари! Мари-и!»
Солдатские песни с двух сторон линии фронта перебивают друг друга. Гремят мятые железные листы, которыми обито подножие крепостной стены, создавая партитуру обстрела и набата. Все жестче цитаты из писем и документов. Все злей и обрывистей голоса. По обе стороны от передовой — солдаты, армии, народы кружат в нерассуждающей смертной хлыстовской пляске. Безумно усталый голос образованной англичанки в сестринском переднике перекрывает топот:
«Позавчера была атака. Вчера атака. И сегодня. Их везут к нам сотнями, кладут на белые крахмальные простыни: госпиталь знает, чего ждать. Через несколько часов они умирают, и мы сдираем простыни в грязи, крови, рвоте. Стелим крахмальные: в миле от нас идет бой».
В канун Второй мировой Европа была разделена, ощетинена штыками, готова к Апокалипсису. Но Первая мировая началась при относительном благоденствии и благодушии. При общей вере в прогресс и близкое европейское братство. При взлете всех патриотизмов, какие были в Европе.
И — с чего она началась? На чем сюжет повернулся безвозвратно? На маргинальном самоощущении Гаврилы Принципа? На отказе Сербии допустить юристов из Вены к расследованию убийства эрцгерцога? (Славный повод для гибели десяти миллионов человек, распада четырех империй и обвальной русской революции!) На том, как давил посол Франции Морис Палеолог на императора Николая, напоминая о долге союзника? (Посол с гордостью опишет эти июльские дни 1914-го в мемуарах — они изданы и у нас.) В какую минуту тронулась вниз лавина? Когда лихорадка войны, ее всенародный психоз, о котором говорит у Ремарка вчерашний школьник, становится общеевропейской пандемией — и косит народы, царства и царей?!
А если еще учитывать, что Первая мировая война — в своем роде пролог ко Второй мировой…
«Фронт» Персеваля задуман в 2013-м — при относительном благоденствии и благодушии мира. Как и все премьеры, серверы семейных фото 1914–1918-го, сборники документов, альбомы, симпозиумы, концертные программы «к столетию», выходящие в Европе летом 2014-го. Никто не знал, какой привкус приобретет юбилей, главный его вопрос: где была тогда точка невозврата?
Но чем это кончилось тогда — Персеваль и театр Thalia напоминают очень четко.
А полусумасшедшая мать солдата в грубом пальто бредет вдоль рампы, зовет испуганным голосом: «Мари! Мари-и!» То ли дочь, последнюю из детей, то ли Матерь Божью. На сцене полная тьма: мир подписан, погасли коптилки линии фронта. Крик «Мари!» — финал «Фронта».
…И мы не будем проводить аналогий всуе. А вернемся в гамбургский театр Thalia.
В ноябре 2013 года Thalia и Персеваль привозили в Москву, на фестиваль «Сезон Станиславского», поразительный спектакль «Там за дверью» — такой же яростно антивоенный, как «Фронт». У Персеваля эта тема вообще сквозная. Началась она, по рассказу режиссера, с детства. С воспоминаний матери, пережившей в пятилетнем возрасте бомбежку Роттердама люфтваффе.
В марте 2014 года спектакль Люка Персеваля «Там за дверью» получил премию «Золотая маска» в номинации «Лучший иностранный спектакль, показанный в России в 2013 году». На московской пресс-конференции Персеваля спросили: «Что вы чувствуете, принимая вот сейчас «Маску»?» Режиссер хмыкнул и сказал: «Мне и дома кое-кто говорил: как ты можешь? Когда они такие… такие… Я отвечал: русские дали мне свою национальную премию за спектакль о муках немецкого солдата в 1946 году! Так может, они все же не такие… такие… как нам тут кажется?»
И пока нормальные люди остаются нормальными людьми, способными судить разумно, есть надежда, что лихорадка войны не выйдет из лабораторий. Пусть там изучают штамм 1914 года.
Тут ведь России и Европе тоже есть, до сих пор есть что рассказать друг другу. После спектакля в Гамбурге я говорила с менеджерами театра Thalia по делу — о гастролях «Фронта» в Москве. Но естественно — и о спектакле, и об этой войне, о ее цене для нас, о безутешной солдатской балладе «Брала русская бригада галицийские поля», о том, что с военнопленными 1914–1918 гг. в России складывались вполне людские отношения, есть много свидетельств… Но больше всего — о том, как долго колебался Николай II в июле 1914 года перед объявлением мобилизации, как слал телеграммы Вильгельму II c предложением «передать вопрос Международному суду в Гааге».
…И милые немецкие театральные дамы 100 лет спустя с изумлением повторяли друг другу:
— Ты слышишь?! Русский царь тоже не хотел этой войны!
