СюжетыОбщество

Вся надежда — на авоську

Чувашский город Канаш когда-то дал крышу, заработок и ощущение нужности десяткам слепых людей. То время прошло. Единственное, о чем они просят теперь, — позволить им работать и хоть как-то жить дальше

Этот материал вышел в номере № 76 от 14 июля 2014
Читать
Вся надежда — на авоську
Фото: «Новая газета»
Чувашский город Канаш когда-то дал крышу, заработок и ощущение нужности десяткам слепых людей. То время прошло. Единственное, о чем они просят теперь, — позволить им работать и хоть как-то жить дальше.


Нина Петрова

Канашская улица Свободы, где они живут, упирается в тупик. Три пятиэтажки рядышком, за ними город кончается — начинаются огороды, засаженные вишнями и картошкой, линия ЛЭП — а дальше раскинулись поля. По дороге между домами шагают два старичка. Идут медленно, держась друг за друга, — грунтовка в колдобинах, а оба старика слепые.

В Канаш в советские времена отправляли незрячих со всей Чувашии. Здесь было предприятие Всероссийского общества слепых: делали коробки для тортов и пробки для лимонада, стегали одеяла и собирали реле.

— Я мечтал артистом стать. Даже выдержал экзамены в музучилище, но меня по зрению не взяли, — говорит Феликс Андреевич, старожил улицы. Актером он все-таки побыл — в Канаше играл в драмкружке, даже на конкурсы самодеятельности ездил. На жизнь не обижен, как и его соседи.

— Как было весело! — повторяют жители улицы Свободы, вспоминая о старых временах. — Бывало, после работы до полуночи под гармошку танцевали. Танцевали, дружили, женились, рожали детей.

— На зрячих женились или на слепых? — уточняю я. Мой вопрос не понимают.

— Да не различали, кто зрячий, кто нет. Все одинаковые, — пожимает плечами Феликс Андреевич. Его жена внимательно разглядывает меня и улыбается смущенно, как засватанная невеста перед женихом. «Половинка моя, — ласково называет ее муж. — Половинка моя до аптеки дойти не может — ноги уже не ходят. Один слепой, другой хромой, так и живем».

Он смеется.

Зрение у Феликса Андреевича резко упало после того, как в 17 лет он попал под машину. «Я на одном месте не усижу!» — говорит 67-летний человек, который уже лет десять не видит ничего, кроме яркого света. В город он выходит со зрячим другом, а с женой возится в огороде. Огороды слепым выделили в овраге, туда еще нужно пробраться. Но копаться в саду пенсионеры любят — овощи на столе свои, а главное, без работы скучно.

Теперь предприятие ВОС (Всероссийского общества слепых) превратилось в частную мебельную фабрику. Помещение бывшего клуба, где работники прежде играли в музыкальном ансамбле и справляли Новый год, теперь заставлено диванами на продажу. Поручни, ведущие от предприятия к домам, заржавели и покосились. В домах выросло поколение детей, которым сказки на ночь читали в полной темноте — для чтения по Брайлю свет не нужен. По двору носятся здоровые, зрячие внуки, потомки и коренные жители этого островка равенства из трех домов.

На улицу Свободы все пришли по-разному. Супруги Ивановы учились в одном классе интерната для незрячих в Чебоксарах, после школы их всем классом отправили работать в Канаш. Их соседка, 64-летняя Ямиле Угарина, узнала о том, что слепым есть где работать и жить, уже будучи взрослой, — врачи отправили в ВОС. «А то — работы нет, учебы нет. Всю жизнь брат и сноха не будут содержать. Одна дорога — петля да дерево повыше», — даже сегодня она, мать семейства, говорит это с каким-то юношеским отчаянием.

А Нина Петрова вообще долгие годы как-то уживалась с миром зрячих: на слух, не зная нот, освоила случайно попавшую в дом гармонь, играла на деревенских свадьбах. В артели работников-инвалидов познакомилась с будущим мужем, но тот не прожил долго, троих детей поднимать пришлось одной. В Канаш она попала только в 47 лет. Она и здесь живет так, как привыкла там, в «зрячем» мире. «Я и пироги пеку, и салаты стригу», — принимая меня, Нина Ивановна накрывает стол, а потом вручает шерстяные носки. Она вяжет их, когда нет работы, а потом всем дарит.

Небольшие заказы, пригодные для слепых, на предприятие все еще приходят. Например, заказ на половые щетки. Шесть человек ловко, на ощупь, затягивают леской щетину в деревянную основу. К счастью, они не видят, как облупилась краска на стенах цеха.

Доделывает седьмую щетку Гульнара. Она здесь считается из молодых: приехала в Канаш позже всех, в 1993 году. «В деревне я и не знала, что есть такие же люди, как я, что для них бывает работа… Когда я приехала и мне показали цеха, тут я поняла, что оказалась среди своих». К «своим» Гульнара успела прибиться в последний момент — 1993-й был последним годом, когда работала старая система, и предприятие брало слепых на работу. Теперь у Гульнары десятилетняя дочка, а в одном цехе с ней щетки вяжет муж.

Диме скоро тридцать. Он один из немногих, кто унаследовал заболевание глаз, — вторая группа инвалидности, толстые стекла очков, мобильник в кармане сообщает голосом: «У вас один неотвеченный вызов…» Дима выучился в интернате в Чебоксарах, но работу найти так и не смог. Говоря со мной, он садится на дальний краешек скамейки и отворачивается, стесняясь, кажется, своего близорукого взгляда. Старшее поколение благостно и смотрит на мир спокойно, а Дима, похоже, серьезно переживает из-за своей болезни. Из-за того, что не такой. Выручает увлечение техникой — он подрабатывает, чиня компьютеры, а с друзьями ездит в Москву работать на стройке. Молодежь Канаша обычно так и крутится, в городе работы мало, и Дима в своих толстенных очках крутится на общих основаниях.

Недавно на улицу Свободы поступил заказ на авоськи — из самой Москвы. «По сто рублей за сетку предложили — у нас будто крылья выросли, до того хочется работать!» — рассказывает Феликс Андреевич. Москвич Евгений Рапопорт попробовал воскресить советские авоськи — уже в новом качестве экологичного аксессуара, модной альтернативы пакетам. Свой проект он назвал «Авоська дарит надежду» — потому что он не про выгоду, его цель — создание рабочих мест. За авоськи ухватились и супруги Ивановы, и неугомонная Нина Петрова, и Ямиле Угарина. Нужнее всего подработка Зинаиде Денисовой — она, пенсионерка и инвалид, тянет четверых внуков. Ее квартира не такая опрятная, как у соседей, — на обоях видны следы фломастеров, а у двери куча детских ботинок разных размеров.

«Успейте до 31 мая!» — рисованными от руки плакатами обклеен маленький павильончик под Пушкинской площадью. Так чувашские авоськи продают в Москве, выручая по 300–400 рублей за каждую (100–150 рублей со штуки платят слепым, остальное — расходы на материал, транспортировку, хранение, ведение отчетности и прочее). Павильон доживает последние дни, но торговля идет бойко. Особенно часто останавливаются девушки. Рыжеволосая красотка задумчиво прикладывает авоську к шее, как шарф, и просит зеркало. «Нет у нас зеркала, это же не одежда», — удивляется продавец Роберт. «Ну и что? Все должно быть к лицу!» — парирует красавица и перекладывает свои вещи из пластикового пакета в оранжевую авоську.

«Авоськи сплетены незрячими людьми», — сообщает надпись на стене киоска.

— Вы лучше напишите «незрячими детьми», будет еще жальче, — бросает прохожий. Продавец Роберт злого комментария не слышит — он стоит спиной к витрине, помогая очередной девушке определиться с цветом. Чтобы слышать, Роберту необходимо видеть губы собеседника. Люди не замечают, но в ухе у него спрятан слуховой аппарат. Продавать авоськи нанимают глухих и слабослышащих людей, чтобы и им дать работу. Роберт выучился в вузе на сурдопедагога, но устроиться удается то гардеробщиком, то барменом. Из жизни он вынес правило: всегда быть с людьми только на равных и не унижаться до просьб. «А если спрашивают, что у меня в ухе, я говорю: блютуз».

Сейчас проект на грани исчезновения — из четырех точек продажи осталась всего одна. В каждом ларьке в подземном переходе удавалось продать по 50 авосек в день, это обеспечивало работой 11 инвалидов. Но тут город решил управлять подземными площадями напрямую, а не через посредника, который раньше заключал отдельные договоры с мелким бизнесом. Посредник предоставлял «авосечникам» огромную скидку, социальный проект не может потянуть московские цены на аренду. Рапопорт с этой скидкой собирался арендовать еще 60 павильонов: он смог бы трудоустроить около 700 инвалидов. А пришлось, наоборот, увольнять. На помощь государства надеяться нечего.

«Новая» написала запрос в департамент городского имущества. Там нам посоветовали обращаться в департамент соцзащиты — сослались на госпрограмму социальной поддержки: по ней город и взаимодействует с организациями, трудоустроившими инвалидов. Беда в том, что «авосечный» проект не подпадает под закрепленное в законе определение инвалидного предприятия. Вот и выходит, что слепые, плетущие авоськи, и глухие, их продающие, по букве закона в поддержке не нуждаются.

— Передайте там, в Москве, — пусть присылают заказ, я без работы сидеть не могу! — дает мне поручение бойкая Нина Петрова. Не льгот они хотят, не помощи и не чтоб увеличили пенсию — работы.

Передаю.

P.S. Ищите авосечные на московских праздниках и фестивалях, а также на сайте www.avoska.org

shareprint
Добавьте в Конструктор подписки, приготовленные Редакцией, или свои любимые источники: сайты, телеграм- и youtube-каналы. Залогиньтесь, чтобы не терять свои подписки на разных устройствах
arrow