Я редко бываю в книжных магазинах последнее время, это правда. Книги попадают домой разными путями, в основном покупает жена или дарят… Но когда прихожу, каждый раз благословляю перестройку, когда началась состязательность. Конкуренция вывела на вершину потрясающие издательства, которые, соревнуясь друг с другом, завоевывают мое внимание обложками — такими замечательными с эстетической точки зрения… Впечатление начинается с обложки, когда она привлекает вкусом, а не аляповатостью базарной.
Вот у меня в руках «Буря» — роскошное юбилейное издание к 450-летию Шекспира. Обложка придумана замечательно, остроумно, открывается, как створки двери. Тут стоит отдельно назвать художника, смотрим по выходным данным: дизайн и иллюстрации — М.Н. Федоров. Сделано с такой любовью! Я поэтому не понимаю людей, которые на всяких айпэдах читают книжки. Они лишены радости взять в руки и открыть ТАКОЕ издание. Кроме того, я благодарен этому издательству — они заметили и напечатали мою книгу «И вот наступило потом».
Надежды нет! — вот в этом и надежда! Ведь безнадежность и дает тебе Такую величайшую надежду, Что даже честолюбие робеет И на нее взирает боязливо.
Татьяна Толстая относится к совершенно особенной категории писателей, на которых не распространяется гендерный принцип. Она не писательница, она писатель. Про ее книги трудно сказать, что это «женская проза». У нее острый, парадоксальный ум, она умеет придавать своим мыслям безупречно отточенную форму. Ее интересно читать всегда! Она непредсказуема и оригинальна — и в выборе тем, и в их воплощении. Я знаю кое-какие эссе из новой книги, тем не менее думаю, что, собранные вместе, они создадут новое, свежее, неожиданное впечатление. Жду от нее следующей большой работы — масштабного романа, в котором было бы осмысление нашего сегодняшнего времени. Мне очень важен и интересен именно ее взгляд и ее отношение.
Любишь, любишь человека, а потом смотришь — и не любишь его, а если чего и жаль, то не его, а своих чувств — вот так выпустишь их погулять, а они вернутся к тебе ползком, с выбитыми зубами и кровоподтеками.
Марианна Гончарова живет в Украине, она из Винницы. Она — не писатель большого города, но в ней нет никакой провинциальности. Более того, она пишет очень живо, сочно. Первую ее книгу мне подсунула жена. Заинтересовался. И прочитал еще несколько. Особенно порадовало очень колоритное, ни на кого не похожее чувство юмора. Нашел ее в фейсбуке, сказал хорошие слова: что прочитал, получил огромное удовольствие и желаю ей дальнейших успехов. Есть ли успехи, узнаю, прочитав эту новую книжку.
Оказывается, иногда для того, чтобы у человека все сложилось хорошо, надо просто крепко дать ему по шее. Наши все ликовали — Зигмунд поступил. Поступил. В Щуку поступил! Надо же!
Альфред Кох очень рекомендовал прочитать. Мог бы и подарить, но его «вывели за штат», он сейчас в Австрии, к сожалению, вернуться уже не сможет… Хотя кто знает, может, что-то переменится в его судьбе. Мне интересно еще и потому, что с героем я был знаком. Когда Егор Гайдар представлял свою книгу, мы разговорились. И он спросил, есть ли у меня претензии к нему как к политическому деятелю. Это было лет 10 назад. Привык, что ему постоянно предъявляют претензии, и от меня ждал. У меня была одна. Я говорю: «Вы — книжные революционеры. У вас хватило мужества пойти на решительный шаг, благодаря чему спасли нашу страну от голода. Но не решились выходить каждую неделю в определенное время к зрителям и на чистом глазу рассказывать: что их ожидает, что сделано, что будет сделано, в чем им нужно поверить вам. Вы недооценили свой народ в том, что не стали вести прямой откровенный разговор. Вот это вы должны были сделать как политик». Он тогда сказал: «Да, но мы думали, что победителей не судят». Я ответил: «Это не у нас в России. В России любить умеют только мертвых». К сожалению, Егора Гайдара и мертвого поминают недобрым словом, а это личность была очень яркая. И, на мой взгляд, очень порядочный человек.
Он делал не рыночные реформы, и не либеральные реформы, и не шоковую терапию. Первые несколько месяцев он делал то, что было однозначно необходимо без всяких вариантов, и свободы выбора для него было ровно ноль. Он делал ровно то, что делало бы любое ответственное правительство на его месте.
Маргарита Хемлин — с ней я, к счастью, знаком. Познакомились год назад во время поездки в Архангельск — это творческие встречи в библиотеках. И я оказался свидетелем потрясающего ее выступления. Она вышла к аудитории с чемоданчиком — ветхий такой, потертый, с металлическими уголками, открыла его, и… представились нашим глазам старые советские вещицы. Вещи ее детства, ее юности. И вот она стала рассказывать, доставая из этого чемодана какие-то бытовые мелочи — даже не помню уже, что конкретно, — которые относились к определенным людям. И это была не история вещей, а история людей. А истории людей переходили в ее рассказе в историю времени. Так как я по своему первому образованию актер, умилился тому, как это сыграно, как она заражала своим видением зал… Люди сидели завороженные — два часа мухой пролетели. До личного знакомства я прочитал «Дознавателя» — ее предыдущую книгу. Она удивила не только тем, как не по-женски скручен сюжет, но потрясающим владением языком (в отличие от многих-многих других). Ну хочется же видеть хорошее слово, чтобы глазам не было больно. А у Маргариты все органично.
Люди не имеют терпения жить. Особенно некоторые. Я всегда имела терпение и понимание.
У меня двое внуков: Кате только что исполнилось восемь лет, Яше семь. Он хочет знать, как все устроено, а ее внешняя сторона больше заботит, чем внутренняя, поэтому она рисует. И рисует неплохо. Выбрал ей книгу, с которой можно работать. Меня в детстве никто рисовать не учил — я срисовывал рабски. А потом, лет в одиннадцать, познакомился с пластилином. Приехал на каникулы в Киев к бабушке и увидел пластилин. Смял в комок так, чтобы он был одного цвета, хватило ума, — и вылепил бюст Гоголя, причем на раз. Именно тогда понял, что мир ощущаю кончиками пальцев. Взрослые как-то поахали и пошли дальше. Но со мной это осталось, и я, не учась нигде рисованию, потом резал по дереву, лепил. На студии своей, где у меня профессиональные художники, когда рисую — стесняюсь, потому что они вокруг, а леплю — не стесняюсь, потому что знаю, что делаю это хорошо. Когда сижу в метро и вижу какое-то лицо колоритное, я его не просто вижу, я готов его вылепить, потому что понимаю, за какие характерные черты можно ухватиться. Катя рисует забавно, есть свой взгляд. Не знаю, выразится ли это в профессию, но не важно. Есть тяготение — слава богу!
Дэвид Маколи. Как все устроено. Иллюстрированная энциклопедия устройств и механизмов / Пер. с англ. — М.: Манн, Иванов и Фербер
Это для внука — он скоро пойдет в 1-й класс. Мальчик вообще хочет дойти до сути и поражает меня, особенно когда начинает рассуждать об устройстве мироздания: где какая планета, какая у нее орбита, сколько на каждой градусов; мои мозги уже начинают скрипеть. Потом резко меняет тему и рассказывает про войну 1812 года, редут Раевского. Он так радуется новым знаниям и хочет ими поделиться. Совсем недавно я читал ему Виктора Драгунского на ночь. Теперь, когда его отдают нам на выходные и я спрашиваю: «Почитать тебе?» — Яша говорит: «Иди отдыхай, сам почитаю».
Клариса Пульсон
