Власти Республики Алтай не исключили «возможности инициировать общественную дискуссию» относительно захоронения легендарной мумии принцессы Кадын. Об этом сообщают информагентства со ссылкой на врио главы региона Александра Бердникова.
В этом заявлении все прекрасно. Прежде всего формулировка: вообще-то по столь важному для местного сообщества вопросу общественная дискуссия идет давно. Но за разрешение на нее, само собой, отдельное спасибо. Замечательно и время, когда власти сподобились на эти слова. Многолетний, с 2005 года, руководитель региона хочет усидеть на своем стуле, но в этот раз губернатору приходится участвовать в выборах (а единственная попытка стать главой региона через выборы в 2002 году принесла ему лишь 10%); естественно, Бердников ищет поддержки и у коренных народов и их организаций. А они уже много лет требуют предать принцессу Укока ее земле. Сейчас — с особой силой. На Алтае в этом году произошло два мощных природных катаклизма — наводнение и разрушительный град. И местное население полагает, что это месть принцессы.
Наверное, главе исполнительной власти региона следует ликвидировать последствия ЧП земными методами. И оставить трансцендентальную тематику — не по его епархии. Бердников, как мне кажется, в его должности просто давно уже должен был издать распоряжение о возвращении принцессы Укока домой. И проследить за неукоснительным его исполнением.
И вот почему.
Мы очень много знаем о причинно-следственных связях. Во всяком российском городе в полиции должен где-то валяться «Список умышленных убийств, приостановленных в производстве». В Красноярске он, например, тоже есть. Велся этот том с 1951 года. До второй половины 80-х годов в Зеленой Роще (это микрорайон Красноярска, примыкающий к Красноярскому алюминиевому заводу) значится по одному-два нераскрытому убийству. В год. В 1989-м — 9, в 92-м — 15, в 93-м — 25. Рощинские мужики решили извести себя под корень. Производство вещей в Красноярске почти прекратилось, началось перепроизводство смерти. К обеду улицы и дворы заваливали лапником и гвоздиками, по которым брели похоронные процессии. Смерть сгущалась по сырым углам в подъездах, на лестничных клетках, висела дымкой в метре от земли, стала доступной каждому, трогай, ощути, как вещь; было тесно. С 92-го по 96-й во всегда быстро росшем Красноярске убыло 54 тысячи душ.
Массовым смертям — по совершенно случайному совпадению, не имеющему никакого отношения к логике и законам физического мира, познанных нами, — предшествовало вскрытие кургана на алтайском плоскогорье Укок. В рубленой погребальной камере, в мерзлоте лежали шесть остовов оседланных коней со странной сбруей и типичная сибирская колода из лиственницы, заколоченная бронзовыми гвоздями. В ней, растопив лед, нашли мумию бритоголовой молодой высокой женщины в блузке из индийского шелка, шерстяной юбке, тонких войлочных чулках, в парике и высоченном головном уборе, украшенном фигурками птиц, обернутыми в золотую фольгу.
Она будто спала на правом боку, подогнув ноги. Под головой подушка, укрыта меховым покрывалом.
Мумию быстро увезли с родины в новосибирский Академгородок. Мужи из десятков научных институтов пялились на тело, щупали, вымачивали его в ленинских ваннах. У нее, как потом выяснили, были удалены внутренности, мозг и мышцы. А кожу ее покрывали затейливые татуировки. Их смысл, как мне кажется, не могут разгадать до сих пор, как и многое другое — те же знаки на конской сбруе. Не могут понять, кто эта леди. Каков был ее статус тысячи лет назад, когда она жила, и каков ее статус в Сибири и России сейчас.
С этого времени в Сибири и принялись фаршировать людей свинцом, распылять взрывчаткой на молекулы.
У братоубийства, конечно, совсем другие причины. Деньги, политика, амбиции, месть. В Москве началась скоротечная гражданская война осени 1993 года, а в Красноярске затянулась на семь лет другая — денежная, алюминиевая. Но итог один — сотни расстрелянных молодых мужиков, молодых и старых женщин, детей.
Еще раз: это не больше чем совпадение. Но и не меньше.
Просто мы все и буквально всё вокруг существует в ограниченном пространстве уже очень много лет. И если кто-то не ощущает тончайших связей между всеми и каждым событием на шарике — это исключительно его беда и проблема.
И никто же не возьмется всерьез полагать, что у него в будущем все будет замечательно, если он вдруг не только вообразит, что ухватил бога за бороду, но и попытается предпринять реальные к тому действия?
Спустя несколько лет я приеду на Укок и замру-задохнусь от обрушившихся объемов воздуха, радиоактивного небесного света, каких-то переливающихся свечений из глубины текущих белых вод. Я следовал примерно тем же маршрутом, каким пойдет из Сибири в Китай газовая труба «Алтай» (на петербургской встрече с руководителями мировых информагентств 24 мая Владимир Путин говорил о «новом качестве отношений» между КНР и РФ, подчеркнув, что следующий шаг — это возможность строительства газопровода по западному маршруту, из ресурсной базы Западной Сибири).
Через Укок по трубе со свистом будут пролетать переработанные болотами косточки мамонтов и каторжан. Нет ничего лучше западно-сибирских топей, самых больших в мире, самых агрессивных, для превращения бессмысленного живого в прибыльное мертвое.
Здесь, на Укоке, надо бы ходить в бахилах, потому что ступаешь по очень особенной земле. Тюркская и монгольская этимология слова «укок» указывает на сакральный характер того, что за ним кроется. Среди интерпретаций и «закрытый сундук», и «схрон», и «слово неба» (или «слушай небеса»), и «конец и начало всего».
Здесь противопоказано жить — нет даже деревьев, даже карликовых, огонь не развести. Это плато нужно для чего-то другого, не для жизни. Это вроде алтаря, открытого всему миру. Коренные люди и не живут на алтаре, здесь лишь две погранзаставы. Да, собственно, и туристом приходить бы сюда не следовало, говорю же — не для жизни это. Впрочем, и не для смерти — в нашем ее понимании. Если уж многие из нас почему-то решили, что рождены для того, чтобы рано вставать и трудиться в поте лица своего, и плоды трудов этих, вполне наглядные, нисколько не убеждают в ошибочности такого представления, то хотя бы здесь следовало отсутствовать. Уж во всяком случае не делать ничего из того, что мы так хорошо умеем.
Буровая техника геологических партий, геодезисты, размечающие маршрут трубо-провода, пришли на Укок за археологами.
Попытки алтайцев вернуть принцессу домой были тщетны. Через десять лет после разграбления кургана на очередную просьбу был дан самый твердый отказ, и азиатская Россия заполыхала как никогда; воздух, приникший к планете, пропитался дымом таежных пожаров, давил, став зримым и весомым. А осенью на Сибирское плато наехал полуостров Индостан. 27 и 28 сентября 2003 года Южная и Центральная Сибирь ощутила такое колебание тверди, какого не знала за всю историю наблюдений. Эпицентр землетрясения находился там, на Алтае, совсем рядом с тем разрытым курганом.
Южная Сибирь так и не успокоилась, ее потряхивает регулярно. И без того нередкие на Алтае самоубийства участились. Вереницей уходят старики и мальчики. Язычники. Оставшиеся без своего оберега.
Как дешифровать скифское послание нам в татуировках принцессы, да, собственно, и что нам в них? Экспрессивные тату изображают динамичную жизнь ее родовых тотемов — противоборство ирбисов, охраняющих дорогу в Шамбалу, и архаров. На левом плече парит скифский ушастый грифон — олень с клювом грифа и козерожьими рогами, которые увенчиваются головами грифов, еще одна такая голова вырастает на спине зверя.
Я знаю: ландшафт может надиктовывать судьбу, философию, стиль и ту любовь и смерть, о которых ты даже подумать не мог. Знаю, как тебя зажигают рисунки трав и мхов, стрелки рек, очертания низких и стремительных облаков, обрывков тумана, как взывают и инструктируют о дальнейших действиях тусклые плоскости неба, снежных равнин, одинокое дерево на горном склоне. Если врубаешься, это — как приказ, ты уже не можешь быть другим. Ты уже не можешь не защищать эту землю. Тату алтайской леди адекватны и тем ритуальным каменным меткам, что нанесены на плато Укок, и ему самому, даже если б оно не было помечено и изрисовано.
Мумии скифской знати, святилища вписаны здесь в ландшафты и расположены в таком порядке, который еще предстоит постигать (возможно). Всё тут удивительно гармонично и близко друг другу: «партаки» скифов, курганы и менгиры разных эпох и само плоскогорье с торжественными и печальными небесами над ним, со свечениями гор и вод, с молочными бесчисленными реками и ручьями, с их паутинными пересечениями, извивами.
Всё это вместе — поразительная мандала, модель космоса; всё на месте и ничего лишнего. Понятно, что отлучение от Укока его мумий — это не то же самое, как если бы из мира убрали его срединную часть, нашу, земную, или верхнюю — небо с его молчащими богами и родными душами, или нижнюю с плывущими в прозрачной полутьме рыбами. Изъятие мумий не так заметно. Но белые воды бегут реками и ручьями, складываясь в рисунок, как синие линии тату. Птицы, обернутые в золотую фольгу, сидят на колпаке принцессы так же, как они рассаживаются на ближней горке и в этот момент. И ветер несется и гладит колышущуюся траву, и ложится она так по-женски неповторимо, мягко и эротично, как вряд ли когда сумела бы сама, не подглядев в детстве, тысячи лет назад.
А тени от крапленных солнцем и небесными водами камней и менгиров падают на спелую траву и, покрыв ее, убывают. И снова растут — так непреложно, как только это заведено у мужчин, у воинов. А потом образуется проход в быстро плывущих облаках, и траву с камнями заливает закатный солнечный свет, и яркое пятно толчками и неотвратимо разливается, расползается по всей земной плоти. У каждого вросшего в землю камня своя трава, они верны друг другу, и каждое утро и каждый вечер они стараются быть вместе.
Кто здесь учил и кто у кого научился: скифы у камней, льда, трав, рек или наоборот?
В тату на телах древних сибиряков запечатлены три мира, подземный, земной, небесный, они тянутся друг из друга, строго меж тем разделенные. Наяву здесь, на древних гигантских кладбищах Сибири, раскинувшихся на сотни верст, все так и устроено, и обретается.
Зачем-то леди Кадын мумифицировали и сохраняли тут, не давая далеко отлетать ее душе. Она не дополнительный элемент, не стабилизатор пространства, не что-то извне привнесенное, она — часть его.
Возможно, ее не возвращают на Укок, чтобы минимизировать риски для трубопровода. Именно на деньги «Газпрома» реконструировали музей в Горно-Алтайске (до 2012 года мумия хранилась в Новосибирске). И сконструировали саркофаг для княжны Кадын. Лишь бы она не вернулась на Укок. Лишь бы не пускать ее домой.
А для чего еще? Чего упираться-то? Научные исследования «пазырыкского артефакта» проведены, госпремии вручены. Что вам еще? Кому-то надо тайно — доступ к ней закрыт — любоваться на нее? Кому? И не стоит ли пренебречь интересами таких людей?
Алтайцы верят, что в татуировках их царевны скрыта некая важная информация. Откроется, когда придет срок.
Но нам, понятно, не терпится. И кто нам запретит читать остатки этого мира как текст. Пусть поверхностно, вульгарно. На теле принцессы — ирбисы, архары, грифоны. В начале 2009-го на склон Черной горы, совсем недалеко от раскопанного кургана принцессы, рухнула вертушка с кремлевскими и думскими вельможами и их шестерками из местных, прилетевшими пострелять тотемных архаров.
Грифоны не только на левом плече скифской принцессы, они и в конской сбруе, некоторые видят их в геоглифах Укока. Где-то здесь закопано легендарное золото Скифии, подступы к которому грифоны стерегут. Согласно данным из древних источников, этот зверь с орлиным передом и львиным задом сильнее сотни орлов и больше восьми львов; он и страж полезных ископаемых, и воплощенное возмездие. И это уже по части «Газпрома». В новое время грифон — это внезапный, под большим давлением прорыв газа, вызывающий проседание земли, образующий кратеры и сопровождающийся пожарами. К голубому огню из преисподней скифы относились с почтительной опаской, с осторожностью. И никогда потустороннему огню, отбирающему, а не дающему, не поклонялись так, как красному. «Острокогтистых бойся грифов, Зевесовых собак безмолвных!» (Эсхил. Прометей прикованный. Перевод А. Пиотровского.)
А ирбис Монгол, укрощенный храбрым Путиным? О печальной судьбе его, Монгола, семьи мы написали совсем недавно. Часть барсов или мертва, или эмигрировала, ушла, возможно, в Монголию или Китай.
Дух этого сумеречного зверя чрезвычайно силен. И не имеет значения, верит ли кто в духов или нет. В подтверждение тому — могильные холмики в качестве финальных точек сибирских приключений кремлевских посланцев, губернаторов, мэров. Они были обеспечены всем, чем может защитить цивилизация от природы.
Впрочем, не интересно: всё — и то, что здесь было, и есть пока сейчас — это совсем не для того, чтобы ненавидеть и отдавать заслуженное. Это лишь неизбежное следствие. Принцесса и ее Укок — о другом. О чем? Знал бы… Но кто нам мешает пытаться читать то, что есть в этом мире и формулировать выводы? И пусть это будут даже попытки прочесть то, что пишут сейчас в небе ласточки. Не стоит клеймить эти попытки, ведь птичьи движения не обессмысливаются от того, что мы не понимаем, что они пишут. Может, так и задумано, и они вовсе и не нам это пишут, их читатель с другой стороны от них.
С кем из аборигенов ни разговаривал, причинно-следственная связь между раскопками на Укоке и последующими бедами для них очевидна. Они рассказывают — за достоверность их сведений не поручусь, но само их содержание показательно: в кургане при принцессе нашли все знаки, указывающие на ее «посвященность». В руках у нее была палочка из лиственницы — орудие «сотворения мира», которую по местным традициям вкладывали в руки божеств. А тот высокий сложно организованный и украшенный головной убор — знак магической силы. Часть алтайцев убеждена, что высшая жрица добровольно ушла из этого мира, чтобы защищать его, находясь в мире нижнем.
Можно, конечно, посмеяться, порассуждать о средневековье, которое есть в каждом веке, а у нас особенно, о мракобесии. Смейтесь. Рассуждайте. Расскажите, что произошедшее ныне с Чемальской ГЭС (а ранее с Саяно-Шушенской) случилось вовсе не по причине оскорбления духов воды. Заклеймите язычников. Разделять ведь их взгляды на мироустройство необязательно. Но зачем осквернять то, что им дорого?
Почему-то через Троице-Сергиеву лавру магистральные газопроводы не прокладывают. А не приведи господь, русские окажутся при китайцах таким же малым народом, как ныне при русских алтайцы? И ответят нам той же мерой? Формулы человеческих отношений работают столь же непреклонно, как математические.
И еще. Многие алтайцы верят, что спящая царевна Кадын — прародительница их народа. Однако повсюду им с чего-то твердят, что эта их вера — полная чушь. Очень умно. Кого им предлагают взамен? Бердникова считать прародителем? Путина?
Оставьте, наконец, Укок и его принцессу-защитницу в покое. Это единственное, что нужно им и алтайцам, да и многим людям по всему миру. Понятно, что этот покой не интересен людям, принимающим решения, — потому что он ничего не стоит, как и смертная тоска этих важных людей. И все же.
Фото Андрея Покидаева
P.S.Ну да, и Ленина тоже надо предать земле.
