Макаревич выступил перед беженцами из Луганска и Донецка в украинском городе Святогорске. Зал стоял, кричал и плакал. Этот свежий факт закрепил то, что пора осознать как «феномен Макаревича». Ставшего из фронтмена «Машины времени» фронтменом общественного мнения тех граждан страны, которые настроены категорически против войны.

«Машинист Макар», в хорошие времена беспечно сочинявший свои песенки, писавший картины, объяснявший публике, как надо готовить, шутя и всерьез осваивавший креольское танго, в темные времена стал жестким и нелицеприятным комментатором жгучей российской реальности. И родина, напевавшая его хиты повсюду — от кремлевских кабинетов до лежбищ бомжей, — немедленно и «симметрично» ответила. В общем гуле вчерашних фанатов различимы отдельные вопли: отнять награды, не пускать туда и сюда, закатать в асфальт. Всенародная известность вошла в клинч со всенародным помешательством. В одночасье, за два-три месяца часть страны, которая вчера рукоплескала, превратила Макаревича в персону нон-грата.

А Макаревич поет. Платит свою цену за несогласие с большинством. И на этот маленький концерт решился, потому что главное в искусстве по-прежнему сострадание. Потому что кто-то должен продолжать на Руси скоморошью традицию площадной правды. Потому что дело музыканта — подниматься над границами и ложью злобы дня.

— Что было самым важным в Святогорске?

— Самым важным было то, что передо мной стояла задача и я ее выполнил. Могло не получиться, могло сорваться. Была масса обстоятельств, с которыми приходилось разбираться по дороге. Но, слава богу, все обошлось, и прошло именно так, как хотелось. И, по-моему, ребята, которым я пел, дети были счастливы, слава тебе, господи!

— Вы ведь ради счастья и поехали туда?

— Ну а зачем еще? Для пиара что ли?!

— Я только что читала заявление новых властей Крыма, что после этой поездки вас в Крым больше не позовут…

— Звали и зовут! Я пока сам не еду. Пока не почувствую, что там не встречу людей, которым мне будет стыдно смотреть в глаза, до тех пор не поеду.

— Вы отныне не совпадаете с чаяниями и убеждениями большинства. Как считаете, ваш зритель будет вас любить вопреки всему?

— Вы знаете, я не заметил, что у меня зрителя стало меньше. Я же продолжаю работать. Поэтому все эти вот статистические исследования — это очень лукавая штука. В день ко мне на улице подходят двадцать человек незнакомых, жмут руку и благодарят за что-то. Раньше такого не было. Значит, я не один такой идиот.

— И все же: что означает пойти против своей аудитории?

— А я не иду против своей аудитории! Я считаю: если у меня есть аудитория, то она должна мне доверять. А если не доверяет, то, наверное, это не совсем моя аудитория, пусть идет тогда слушать Стаса Михайлова!

— Первая фраза, которую вы мне сказали, когда я позвонила, была «я очень устал»… Отчего вы устали?

— Объясню. Я хочу заниматься своим делом. Я хочу писать музыку, выступать на сцене, рисовать картинки, я очень не люблю давать интервью и заниматься вот такой публично-общественной деятельностью. Это совершенно не мое! Когда поездка в Святогорск планировалась, я сделал все, чтобы журналисты об этом не знали. Но не все зависит от меня: с украинской стороны прорвалось, уж очень они там радовались.

— Маяковский когда-то написал: «…я хочу быть понят моей страной, а не буду понят — что ж, над родной страной пройду стороной, как проходит косой дождь…» Такой взгляд на вещи вам близок?

— Ой, я не настолько пафосно к себе отношусь, как, видимо, относился Владимир Владимирович. Честно говоря, я просто об этом не думаю.

— Вас любили и любят миллионы зрителей…

— Значит, я уже понят своей страной. Дела не так плохи.

— Понимаю, вы не робкого десятка, но что чувствует человек, который из кумира в считаные дни становится объектом травли?

— Во-первых, это не впервой, а во-вторых, меня никогда не интересовала возможность стать или быть кумиром. Для меня гораздо важнее, поступать так, как считаешь нужным, чтобы потом не было стыдно.

— Вы прежде не раз обращались к Путину с открытыми письмами. В надежде на что? Может, вам казалось: если ему нравятся песни «Машины времени», то он «самый человечный человек»?

— Мне ничего не казалось. Просто в какой-то момент я испытывал непреодолимое желание заявить о том, что я считаю неправильным. А к кому я должен обращаться в этой ситуации?

— Верили, что отреагирует?

— Дело в том, что мне важнее было обратиться, чем во что-то верить. Конечно, я не предполагал, что он тут же побежит исполнять мои заветы. Я даже не думаю, что он эти письма читал. Но, наверное, их читали другие люди и, возможно, почувствовали себя солидарными со мной. Ну нехорошо молчать, когда вокруг творятся неправедные вещи!

— …А Путин вас любил, привечал, руку вам жал…

— Совершенно он меня не любил, а руки он жмет ста человекам в день, независимо от любви: у него работа такая — руки жать.

— Среди коллег-музыкантов есть солидарность по поводу происходящего?

— У музыкантов, как и у художников, никогда не было и быть не может никакой солидарности!. Каждый художник — это маленький центр Вселенной, которая вокруг него крутится, во всяком случае, он так думает. И у каждого свои мнения и свои убеждения, какая к черту солидарность! Сколько художников — столько мнений…

— Как смотрите на завтрашний день?

— С печалью и тревогой. Ощущение не очень хорошее. Но надежда есть всегда.

— И все же сейчас творчеством можете заниматься, сочинять можете?

— Ну могу, конечно! Хотя настроение не лучшее. За последнее время написалась пара неплохих песен…