«Воины света, воины добра…» — телефон в очередной раз откликается на входящий вызов культовой для сегодняшней Украины песней «Ляписа Трубецкого».

— Алло! Девушка, занесите меня в черный список, у нас война, понимаете, война, ребята умирают, а вы мне со своим спа-салоном звоните!

Татьяна Тюшева продолжает ругаться, хотя уже положила трубку. Последние несколько месяцев у нее вообще нет свободного времени. Таня — волонтер в Одесской раде громадской безпеки (то есть в Центре общественной безопасности).

— Я поняла, что моя жизнь изменилась, когда избили студентов на Майдане в Киеве. Потом начался наш, одесский Евромайдан, я принесла покушать ребятам, да так с ними и осталась. Потом началась АТО, привезли первых раненых, мы принесли в военный госпиталь вкусных домашних пирогов, а нас оттуда послали. Ничего из того, что собрали волонтеры, раненым нельзя было есть. Но теперь мы точно знаем, кому и что нужно.

Таня и другие женщины-волонтеры формируют коробки военным в зону АТО. Нужно абсолютно все. Сигареты, консервы, крупы, туалетные принадлежности, нижнее белье, чай, кофе, печенье и женские прокладки, максимально влагоустойчивые (в зоне АТО они используются как стельки).

Жуковского, 36

Одесский Евромайдан после победы революции в Киеве разделился на три группы. Первая — это «Правый сектор Одессы» с уникальной местной спецификой: по субботам у некоторых его лидеров неприемный день — шабат. Вторая группа — члены партии «УДАР», которые сосредоточились на политической карьере. К ним же можно отнести и таких людей, как Алексей Гончаренко, который возглавил в городе порошенковскую «Солидарность». А третья группа — Рада громадской безпеки — выросла из штаба Евромайдана на Жуковского, 36. Его активисты стали волонтерами и, наверное, главными общественными «люстраторами».

Их будни похожи на жизнь муравейника — целостный организм, работающий без сбоев и противоречий. «Рыба моя, ты почему этого еще не сделала?» — звонит кому-то пролетающий мимо Юрий Козарис. Он всегда серьезный, у него все по спискам и подотчетно. Поездка в АТО, груз собран, Юра определяет, кто с кем едет, берет у всех телефоны, запрещает меняться местами, переписывает номера всех машин. Перед выездом одну из них благословляет батюшка, это автомобиль «Армии Хелп» Дмитрия Рудого, который ненавидит любую рекламу и всегда молча делает свое дело. Помогла ли молитва или еще что, но никто не пострадал, когда именно машина Рудого была обстреляна на обратном пути на одном из блокпостов недалеко от Мариуполя.

Штаб на Жуковского, 36, расположен в дворе-колодце. Там живут обычные люди. Кот одной из местных старушек почти не ночует дома, потому что его приютили волонтеры и назвали Ярошем. Когда кто-то из мужчин предложил его кастрировать в наказание за кошачьи грешки, женщины в штабе встали на дыбы: «Думать надо было, когда давали коту имя!» В итоге Ярошу нашли невесту.

Каждый вечер с шести до девяти волонтеры дежурят у магазинов, собирают добровольную помощь воинам АТО. С двумя женщинами стоим у входа в гипермаркет спального района, раздаем листочки с перечнем того, что нужно бойцам украинской армии. Люди реагируют по-разному, некоторые ругаются, злословят, но многие покупают — по списку и на свое усмотрение.

— Я сама из Крыма, — рассказывает Марина Кухарска, которую я сопровождаю на дежурстве у магазина. — Была замужем за украинским военным. У него в социальных сетях была фотка «патриотическая», на фоне украинского флага. Потом мы развелись, я уехала в Одессу, Крым отошел России, и мой офицер теперь такой же «патриотичный» на фоне российского флага. В Одессе у меня был друг, с которым мы лет пятнадцать назад вместе учились. Он пошел добровольцем в батальон «Шахтерск». Воевал, а когда подошла ротация, позвонил родителям и сказал: ждите меня, через час уже отпускают домой. Положил трубку — и тут минометный обстрел. Он погиб. Меня эта ситуация сломала. Я пришла в раду, с тех пор помогаю раненым в госпитале, дежурю на магазинах.

В девять часов вечера приезжает большая машина — люди из магазинов всего несут очень много. Дети приносят еще и рисунки.

— Посмотри: рисунки все нарисованы яркими красками, — говорит мне Наталья Стахова. — Нарисована радуга, значит, дети верят в своих героев! Все эти рисунки вместе с гуманитарной помощью отправятся в зону АТО.

Наталья в прошлом учитель, сегодня — менеджер среднего звена. «Я когда разошлась с мужем 15 лет назад, всем говорила, что я, как Украина, достигла независимости, а что делать с ней, не знаю, — продолжает Наталья. — И это была правда. А теперь мы действительно такие — гордые и независимые».

Со всеми я общаюсь на русском, многие из волонтеров не говорят на украинском. «Не говорим, но активно учим, — объясняет мне Юля Ефименко, риелтор. — Я сама раньше ходила и клеила на дома наклейки «Я говорю на русском языке». Сейчас все изменилось. Украина двадцать лет была в своих границах, и всех все устраивало, а сейчас сепаратисты в Россию захотели. Ну, так поезд каждый день ходит, а я хочу жить в Украине — и буду тут жить!»

У всех этих девушек есть начальник, он непререкаемый авторитет. Николая Буковского называют в раде командиром ББ (то есть «бабского батальона»). В «прошлой жизни» Николай Буковский — успешный бизнесмен. Власти менялись, а у него был процветающий бизнес, но после киевского Майдана Коля оказался в штабе на Жуковского, 36.

Теперь он занимается подбором подшлемников, касок, бронежилетов, формированием аптечек бойцам и гуманитарными поездками в зону АТО. Николай и другие мужчины отвозили в Амвросиевский котел 28-й бригаде продукты, медикаменты и прочее, но потом выяснилось, что начальство много чего попрятало там, в котле, от бойцов. Теперь гуманитарку формируют на каждого бойца в отдельности, по коробкам.

«Такое возможно в бригадах регулярной армии, — говорит мне председатель Рады громадской безпеки Марк Гордиенко, — но в добровольческих батальонах такого воровства у бойцов нет». Марк — лидер, но он один из многих в этом муравейнике дел и мыслей. Марку за сорок, он сам выстраивает свою судьбу и не стесняется ни одного кусочка прожитой жизни, в прошлом — бизнесмен. Сегодня среди сепаратистов, поддерживающих ЛНР и ДНР, Марка называют фашистом и тихо ненавидят, как и всю его команду. Эти чувства взаимны.

Марк выглядит брутально, даже угрожающе, но при общении с ним понимаешь, почему за ним идут люди. Он верующий — в Бога, в победу, в будущее страны, в людей. Это ему и его другу Руслану Форостяку пришло в голову в то время, как в Крыму появились «вежливые люди», создать блокпосты вокруг Одессы.

«Мы пришли тогда к губернатору Одесской области Немировскому и поняли: у человека полностью отсутствует понимание, что нужно делать в текущий момент, — вспоминает Гордиенко. — Он все бормотал о коррупции, с которой надо бороться, а надо было мобилизовывать народ, поднимать гражданскую активность, сплачивать полубоевые подразделения. Мы объявили, что создаем штаб обороны Одесской области на Жуковского, 36. Рада громадской безпеки — это просто общественная организация, которая была зарегистрирована у меня лет пять назад. Штаб занимался несколько месяцев блокпостами, потом блокпосты стали не нужны, когда снялось напряжение здесь, в Одессе, после 2 мая (столкновение сторонников Евромайдана и Антимайдана, закончившееся пожаром в Доме профсоюзов и многочисленными жертвами. — Ю. П.), а мы переключились на волонтерское движение.

— Я на Майдане не был ни одного дня. Я сам офицер ВВ МВД Украины, и поэтому мои товарищи стояли с другой стороны баррикад. А я был добровольным переговорщиком. Я был в Крыму, когда было нашествие «вежливых людей», вдруг в интернете узнал, что Рада громадской безпеки создает блокпосты, и приехал, — рассказывает Александр Крачок. — Блокпосты не были по факту военными объектами, любой из них можно было разбить в три минуты. Но зато мы подняли шум. Там собирались и бомжи, и миллионеры, и студенты, и рабочие. Потом один блокпост подорвали гранатой, а потом случилось 2 мая.

Александр — веселый, общительный, искренний классический одессит. В штабе он заместитель руководителя по взаимодействию с силовыми структурами.

Второе мая большинство из людей штаба считают актом гражданского противостояния, в котором они одержали победу. Война людей. Теперь они волонтеры, тыловые воины, их называют теми самыми «воинами света». Кого-то из них интересует судьба людей на Донбассе, у некоторых там родственники, но есть и те, кому все равно, гибнет там или нет мирное население, для них это враг, предатель, сепаратист.

Для волонтеров антитеррористическая операция — война уже давно. Война с Россией, которая отчетливо вторглась в их жизнь. При этом нет ненависти к россиянам. Сергей Алексеенко, которого в народе называют Поручиком за его армейское прошлое, и сегодня каждый день воюет — за жизнь бойцов.

— Вам что, не жалко своих солдат? — спрашивает он меня. — Сначала их запускают в Украину, потом от них отказываются, «они заблудились». Смешно. Если они вернутся, никого жалеть не будем.

Красно-черный флаг на машине Сергея — это не символика «Правого сектора», а знак войны: «Я воюю, и пока война не закончится, флаг будет на этой машине».

Ранены и убиты

Женщины в штабе начинают перебирать списки раненых, убитых и пропавших без вести. Это самая тяжелая работа: отслеживать тех, кто в плену, кто уже освобожден, кто убит. «Смотри: Булавенко Виктор Александрович, младший сержант, убит, находится в морге Бердянска. А этого даже не могут достать, — Таня Тюшева отмечает в списке розовым маркером старшего лейтенанта Руденко Евгения Ивановича. — Тело находится в районе села Белоярка Донецкой области. Он в танке был, в реке утонул, так там и находится. Про него мы хоть знаем, а еще пять пропали без вести и неизвестно где».

На столе у Тани записи разговоров с ранеными солдатами. У присутствующих они вызывают боль и злость: «Нет соответствующего статуса в приказе, применяется рукоприкладство, несоблюдение условий контракта, нет записи в военном билете участника боевых действий зоны АТО…», «Неисправна боевая техника, нет средств защиты…», «Полковник Лещинский на построении личного состава в зоне АТО сказал, что мы мусор и дома никому не нужны, поэтому нас никто выводить не будет».

— Ребята — герои, но если следовать тому, что они рассказывают, то высшее руководство АТО показало себя как абсолютно недееспособное, — категорична Ольга Домбровская. — Комбаты почти везде потрясающие, но есть те, кто себя дискредитировал. С выплатами «боевых» тоже не все хорошо. Те, у кого не в порядке документы, их не получают. Опять это вопрос к командирам штаба АТО. Их надо пинать. Общественность надавила — есть результат, общественность проглотила — нет результата.

Волонтеры говорят, что не простят ни одного генерала, потонувшего в коррупции и подставившего солдат: закончится война — и каждый из них ответит за свои поступки.

Ольга Домбровская — белолицая брюнетка, могла бы играть украинских красавиц в фильмах по Гоголю. Она занимается ранеными в госпитале. «Я была на киевском Майдане в ноябре, потом стала приходить на наш, одесский, к памятнику Дюку. С Евромайдана пришла в штаб, а дальше… Дальше началась война, пришли первые раненые, и мы все поехали искать эти спицы для операции».

Первого раненого помнят все. «Мы привозили в военный госпиталь что-то типа аппарата Илизарова, — рассказывает Марк Гордиенко. — Спрашиваю у мальчика, что еще нужно. Все, говорит, хорошо. Выясняю, что у него девушка осталась в Николаеве, приехать не может, нет денег. Я перечислил ей 1200 гривен. Так солдатик мне потом звонил и говорил, что это очень много. Страну спасают люди, у которых зарплата две с половиной тысячи (примерно 7500 рублей. — Ю. П.)».

Военный госпиталь Одессы волонтеры хвалят, но из-за проблем с финансированием не хватает лекарств. «Есть дефицит узкоспециализированных препаратов. Например, оликлиномель, его вводят через капельницу тем, кто не может сам кушать, — рассказывает Ольга Домбровская. — В госпитале он был, но из расчета на 2—3 человека. Никто же не ожидал, что придет сразу сорок человек тяжелораненных. Ребята в США, через которых мы покупаем целокс (средство для быстрой остановки артериальных, венозных и других кровотечений.— Ю. П.), говорят, что Украина выгребла весь целокс в Штатах».

Похороны в Сушице

Из штаба уезжает волонтер Руслан Форостяк. Одесский батальон «Шторм» попал под минометный обстрел в Луганской области. Двое бойцов, Вадим Рудницкий и Степан Петровский, были убиты. Руслан Форостяк сам с Западной Украины, и на его долю выпало доставить тело Степана домой, в село Сушицы Львовской области. Форостяк отсутствовал пять дней, Марк и Коля созванивались с ним, но никому ничего говорили. А потом появился пост в социальных сетях Руслана: «Выпало на мою долю скорбное задание доставить тело погибшего бойца домой, смотреть в глаза его матери и отцу и пытаться что-то там объяснять… <…> Найти деревню Сушиця было непросто, ее нет на картах вообще, ни на бумажных, ни на гуглевских, спрашивал у людей, и настороженные лица сменялись удивленными, когда я обращался к ним на местном диалекте практически без акцента. <…> Вдалеке забил встревоженный церковный колокол, забил как на сполох, стали появляться люди, все окрестные села проснулись. И тут меня поразил невиданный доселе акт духа и единения, всю дорогу от хутора Сушиця до трассы выложили зажженными лампадками, этакую огненную дорогу на небеса длиной в семь километров. <…> Когда машина с телом проезжала мимо людей, все — случайные прохожие, зеваки, местные жители — опускались на колени и склоняли голову… Я плюхнулся на колени прямо в лужу, в которой стоял вслед за ними. <…> Когда хмурый дядя поманил меня пальцем: «Це ти Степана привіз? Скажи ім, у Києві генералам, якщо сюди привезуть іще десять трун, ми мовчки збираємось, та їдем на схід, зрозумів?*Это ты Степана привез? Скажи им, генералам в Киеве, что если сюда привезут еще десять трупов, мы молча собираемся и идем на восток (на Киев), понял?»» — мне осталось только нелепо кивнуть в ответ…»

Батальон «Шторм»

Два взвода батальона «Шторм» возвращаются в Одессу после боев под Луганском. Среди бойцов — Саша, который рассказывает мне свою историю. «Революция для меня была в чем? Я хочу работать в нормальной стране, где нет вранья, где нет преступности. С преступностью можно покончить, я милиционер и смог бы это сделать. Нам просто не дают, потому что это выгодно — кормить верхушку, доя мелких преступников. После революции в правоохранительной системе ничего не изменилось. Мы говорили начальству — давайте что-то реформировать, но мы получили в ответ: «Еще не время». Часть начальников, которых убрали во время Майдана, сейчас вернули обратно. Эти люди участвовали в коррупционных схемах, и сегодня они продолжают это делать. Батальон «Шторм» уходил с задачей патрульной службы милиции для охраны общественного порядка, оперативного реагирования на внештатные ситуации. Но нас отправили на передовую. По нам фигачили из всего, из чего только можно, а нам даже в биноколь не было видно, с кем воевать. Мы сидели в окопах, перебегая из одного окопа в другой, пока они там своими «Градами» и минометами по нам проходились. В итоге мы приняли решение отступать. К нам каждый день подходили жители Георгиевки и просили, чтобы мы им дали знать, когда будем уходить. Они нам честно сказали, что их убьют за то, что помогают АТО. Мы забрали 60 машин с мирными семьями. А если бы у нас не было транспорта, мы бы и не уехали оттуда, нас всех бы там и положили».

Но нельзя назвать Сашу «пораженцем»:

— Я готов идти дальше воевать. Я патриот, но не дебил. Пусть дадут нормальное вооружение, тогда готов идти в АТО. «По поводу батальонов надо понять одну важную вещь. То, что нам, гражданским, кажется неправильным, на войне нормально, — говорит мне Марк Гордиенко. — Любая война — это несправедливость, грязь, кровь, ужас, боль, опять несправедливость, куча всяких эксцессов, но это данность такая. Больше всего я ненавижу вашего президента за то, что он развязывает гражданскую войну. Черт с ним, с этим Крымом, я бы этот Крым подарил и забыл бы про него, мне этот Крым не болит. А война сейчас идет как в средневековье, батальон на батальон. Это рыцари, это лучшие: они погибают, а худшие — отмазываются».

Мобилизация

Пока Форостяк вез тело молодого бойца в село, в Мариуполе началась паника. Мариупольцы стали выходить на улицы с украинскими флагами. А на окраинах города была стрельба, батальон «Донбасс», выходя из-под Иловайска по коридору, попал в засаду, убитых сотни. В штабе — сбор. Никакой истерики. Николай говорит девочкам, что все будет хорошо. Поручик парирует: «Ничего хорошо не будет. Русские танки будут в Одессе, и мы должны быть к этому готовы».

Через несколько часов на странице Руслана Форостяка появляется пост «Мобилизация в Одессе»:

«Спецподразделение батальон «Одесса» (не путать с батальоном теробороны) объявляет набор гражданских специалистов на подготовку по следующим армейским специальностям:

1. Механики-водители колесной бронетехники (БТР, БРДМ)

1.1. Механики-водители гусеничной техники (БМП, Т64)

2. Артиллеристы (ствольная артиллерия, минометная, РСЗО), корректировщики

3. Минно-диверсионные и разведгруппы

4. Снайперские и контрснайперские группы

5. Противотанковые группы

Создается мобилизационный резерв только для Одесской области.

Это не частная армия и не добровольческий батальон, все мероприятия проводятся под эгидой и на инфраструктуре Министерства обороны».

Параллельно штаб начинает набирать добровольцев для подготовки людей — обычных граждан города — оборонять Одессу. Звонки принимает Евгений М.: «Я всегда иронично относился к своей стране, а украинский язык только с возрастом начал любить и то лишь в отдельных аспектах. Например, группу «Вопли Видоплясова» или «Симпсоны» в украинском переводе. Все из-за того, что украинской культуры у нас не было. Она десятками лет уничтожалась. Я был четко против «оранжевой» революции, четко видел, что людьми манипулируют. И думал, что уж лучше Янукович у власти, чем Тимошенко. Во время этого Майдана у меня сомнений уже не возникло, чью сторону принять. А сейчас все по-настоящему».

В штаб Женя попал через Марка Гордиенко, так как состоял с ним в одном мотодвижении. Звонят ему часто. Кто-то может копать окопы, кто-то оказывать первую помощь, кто-то работать на кухне.

Марк смотрит на все это и говорит мне: «Ну вот он, патриотизм. Это люди разных наций, но они любят свою страну. Сегодня формируется группа спонсоров, которые дают деньги исключительно на подготовку людей к правильным боевым действиям. Еще это подготовка боевых групп, которые смогут оборонять город. Понимаешь, бизнес в Одессе есть большой, но он не хочет воевать, боится. А за него умирают другие люди, поэтому бизнесмены дают денег, чтобы ребята меньше умирали».

Люстрация

В Раде громадской безпеки много бизнесменов. Хотя можно ли до сих пор считать бизнесменами людей, которые все заработанные деньги отдают на АТО и на помощь раненым, которые поменяли собственное дело на общую революцию.

«Патриотического» бизнеса в Одессе много, но есть и те, кому на все плевать. Например, руководители элитного ночного клуба «Ибица» не захотели помогать волонтерам. Тогда лидеры Рады громадской безпеки заявили, что приедут на концерт Ани Лорак и «отменят» его. Переговоры шли недели две, наконец «Ибица» сдалась: договорились о том, что они совместно с Лорак дадут 200 000 гривен на благотворительность.

— Нас стали называть бандитами и рэкетирами, и мы честно сказали: да, мы патриотические рэкетиры, — говорит Марк. — А что здесь такого? С «Ибицы» деньги пошли в фонд территориальной обороны. Это фактически резерв АТО. Понимаешь, происходит рождение чего-то правильного и хорошего, это как рождение ребенка в муках, в боли, крови и слезах. Процесс некрасивый, очень тяжелый, но очень важный.

Такой процесс в народе называют «люстрацией бизнеса». Это еще одно важное направление работы Рады громадской безпеки. Кстати, волонтеры занялись и политической «люстрацией» намного раньше, чем Верховная рада приняла соответствующий закон.

В Одессе для многих символом «зла» стал депутат Сергей Кивалов. Он известен далеко за пределами города. В 2004 году возглавлял ЦИК (за что получил народное прозвище пiдрахуй, то есть «посчитай») и довел страну до «оранжевой» революции. Но пост ректора Одесской национальной юридической академии Кивалов сохранил, а в Верховной раде двух созывов возглавлял комитет по вопросам правосудия. Президент Украины Петр Порошенко защищал кандидатскую диссертацию на ученом совете под его руководством. Несколько месяцев назад Порошенко поручил Кивалову подготовить проект изменений украинской конституции, в соответствии с которыми областные, городские и районные госадминистрации подлежат упразднению.

У одесситов к депутату вполне конкретные претензии. Он построил себе огромный дом прямо на пляже, разумеется, без разрешения. По словам Марка Гордиенко, Кивалов контролирует судебную систему в Одессе. А еще он снова баллотируется в Верховную раду по мажоритарному округу в Приморском районе. Этого Гордиенко вынести уже не мог и выставил против лютого оппонента собственную кандидатуру, хотя до этого связываться с публичной политикой не хотел.

Но политическими методами борьба Рады громадской безпеки с Киваловым не заканчивается. «Люстрация» куда увлекательнее. Тем более что у Автомайдана появилась БРДМ (без вооружения, конечно). Автомайдан едет к юракадемии. Возле академии стоит памятник… ректору. «Это же каким больным надо быть, чтобы при жизни памятник себе воздвигнуть», — недоумевает Марк. Памятник подвергается «люстрации», то есть летит на землю. Свергать Кивалова — символ, как они считают, уже новой коррупции, одесситам гораздо приятнее, чем сводить счеты с дедушкой Лениным.

А на прошлой неделе активисты Автомайдана решали политические вопросы уже в Киеве, где Верховная рада принимала судьбоносные законы об особом статусе для Донецка и Луганска, об ассоциации с Евросоюзом и, собственно, о люстрации. С последним, как известно, вышла заминка — депутаты никак не могли проголосовать за закон, который оставляет вне политики многих из них. Но им помогли спикер Турчинов и активисты, которые дежурили у Рады с покрышками и лаконичным плакатом «Вам … !».

«В Киеве были представители Автомайданов нескольких городов: Киев, Одесса, Житомир, Винница, и другие ребята. Мы ехали специально на голосование к Верховной раде, — рассказывает мне лидер одесского Автомайдана Евгений Резвушкин. — Мусорные баки мы прикатили еще с утра, потом житомирский Автомайдан узнал своего депутата Журавского, они знали, чем он там прославился. В это время только проголосовали за этот закон об особом статусе для ДНР и ЛНР, вот мы Журавского поймали и посадили в мусорный бак. «Правого сектора» там в принципе и не было, когда мы депутата туда закинули. Потом долго не принимали закон о люстрации. Мы чего-то подобного и ожидали, поэтому и начали жечь шины».

Резвушкин 2 мая был ранен в лицо из травматического пистолета во время противостояния в Одессе на Греческой улице. Позже создал одесский Автомайдан как самостоятельную структуру, которая плотно работает с Радой громадской безпеки: «Мы довольны законом о люстрации, тем законом, что Порошенко решил придать особый статус Донецкой и Луганской областям, очень недовольны. Мы будем теперь устраивать акции протеста, чтобы все направить в нужное русло».

Вообще-то все эти люди не собираются останавливаться — они поверили в свои силы, в себя и своего соседа.

— Когда начались эти события, то появился бог, — философствует Марк. — Россия сегодня воюет за прошлое, не давая никаких смыслов миру, а мы воюем за будущее. В процессе войны будет создан смысл. Есть Майдан, в который никто не мог поверить, это предельно мощная структура, которая смогла сбросить государственную махину, и волонтерское движение, которое теперь заставляет власть работать для народа. Все это зародыши чего-то нового, другая воля, другая самоорганизация, другие взаимоотношения. Это не государство с его неповоротливостью, а часть того, за что мы воюем.

И я готова согласиться почти со всем. Кроме последнего слова. Хватит воевать. Всем.