Сейчас через реку Колыму в районе поселка Дебин, на 423-м километре трассы Магадан — Якутск, рядом стоят два моста. Один должен быть открыт со дня на день, другой начал работу 19 мая 1937 года. Через несколько дней может остаться всего один — новый. Мост, построенный руками заключенных, будет снесен.

Против сноса возражали почти все колымчане: жители Дебина и Магадана, Ягодного и Сусумана, писали петиции губернатору, публиковали обращения в газетах… Почти все. Однако глава Росавтодора Р. Старовойт высказался однозначно: «В соответствии с условиями государственного контракта ныне действующий мост через р. Колыму после ввода нового мостового перехода в августе 2014 года будет полностью демонтирован. Действующий мост с архитектурно-инженерной точки зрения не представляет собой ничего интересного…»

«С архитектурно-инженерной точки зрения» г-ну Старовойту, возможно, и виднее. Но вот про историческую точку зрения он предпочел не вспоминать.

На Колыме осталось не так много следов лагерей. Да, есть по нескольку зданий в Магадане, Ягодном, Дебине, Сусумане, других поселках области. Места бывших лагерей заросли травой, и только немногочисленные старожилы знают точно, например, где располагалась описанная Варламом Шаламовым и Евгенией Гинзбург больница Беличья на Левом берегу, где точно был штрафной прииск Джелгала или угольные забои Кадыкчана. Да и сам Кадыкчан сейчас — мертвый город. Таких омертвевших, разрушающихся колымскими ветрами и тайгой поселков немало на Колыме — это страшный след развала последней четверти века. На месте поселка Эльген, начало которому положил женский лагерь, где заключенные выращивали в теплицах огурцы и помидоры, где на месте тайги росла пшеница, — сейчас развалины, в которых живут 6 человек. В середине 80-х — несколько тысяч. Где конкретно находился сам лагерь, сразу не найти, как и детское кладбище, где хоронили под душераздирающими надписями детей зэчек Эльгена. Стоит только Бутугычаг (где от наплыва любителей металлолома и сувениров спасает страх радиации — там добывали уран).

На просторах Колымы кроме зданий в Магадане сохранились два самых ярких памятника подневольного труда, и оба в поселке Дебин: здание больницы для заключенных и мост через Колыму. Больница стоит, хоть и количество коек в ней сократилось с полутысячи до 150, а мост готовы снести.

Арочный мост через реку Колыму явился выдающимся сооружением тех лет. «Наступление на Заколымье задерживал медленно курсировавший паром, — говорил глава «Дальстроя» Эдуард Берзин на торжественном открытии Колымского моста 10 июня 1937 года, — поток грузов застревал на переправе. Отныне прочный мост соединил правый и левый берег могучей таежной реки. Впервые в СССР построен деревянный арочный мост с ездой поверху. Эта блестящая победа вызывает у нас заслуженную гордость за большевистскую технику, помноженную на стахановский труд» («Советская Колыма», 10 апреля 1937 г.).

Мост, за исключением опор, был целиком деревянный, и к 1952 году оказался изношен. Были начаты работы по коренной реконструкции, точнее, его пришлось строить заново. Заместитель начальника «Дальстроя» по строительству Всеволод Волков вспоминает: «Нам предстояло, укрепив железобетонные опоры моста, разобрать 350-метровую деревянную конструкцию и вместо нее соорудить металлическое клепаное пролетное строение. <…> Все это было сложно, так как работы осуществлялись под водой с помощью водолазов и путем вымораживания отдельных участков вокруг опор. <…> Прекращение движения по мосту останавливало деятельность предприятий «Дальстроя». Об этом не могло быть и речи. Таким образом, в распоряжение строителей предоставлялся период ледостава на реке Колыме, то есть с конца октября до середины марта, когда движение автотранспорта по льду реки было уже сопряжено с риском. В предельно короткие сроки дорожники соорудили зимний проезд по льду…»

Таким образом, мост заключенные строили дважды, и он стал, несмотря на мнение росавтодоровского чиновника, выдающимся инженерным сооружением, памятником не только заключенным, но и памятником освоения Дальнего Севера. Даже строители-мостовики с восхищением говорят о работе своих предшественников: «Жаль демонтировать, — вздыхают, — это же история!» Кстати, опоры строящегося моста в прошлом году во время половодья чуть не смыло — а старый мост устоял…

Конечно, содержание моста-памятника стоит денег. Но колымчане предлагают: оставьте хотя бы один пролет моста как смотровую площадку, откуда открывается потрясающий вид на Дебинский прижим (где в сталинские времена тоже располагался лагерь), на больницу, на поселок Дебин. На этом пролете стоят цифры, которые сами по себе как мемориальная доска: «19.VII.1936 — 19.V.1937».

Варлам Шаламов писал:

«Документы нашего прошлого уничтожены, караульные вышки спилены, бараки сровнены с землей, ржавая колючая проволока смотана и увезена куда-то в другое место. На развалинах Серпантинки процвел иван-чай — цветок пожара, забвения, враг архивов и человеческой памяти.

Были ли мы?

Отвечаю: «были» — со всей выразительностью протокола, ответственностью, отчетливостью документа».

Чтобы отвечать «были» могли не только уходящие свидетели лагерей и читатели лагерной прозы, нужны усилия по сохранению оставшихся мест памяти: Бутугычага, Днепровского, моста через Колыму. Сейчас эта память хранится на Колыме энтузиастами. Иваном Паникаровым, который создал в Ягодном уникальный музей и архив, посвященный как лагерной, так и послелагерной истории Колымы, но из-за конфликта с руководством Ягоднинского района этот музей сейчас находится в его личной квартире. Юрием Рыбаковым, который собрал массу документов и вещей времен «Дальстроя», но из-за состояния здоровья не может уже добиваться создания полноценного музея в Дебине. Георгием Гончаровым, главврачом больницы в Дебине, создавшим комнату памяти Варлама Шаламова в самой больнице. Геологом и историком Иваном Джухой, собравшим средства на установление мемориальной доски Шаламову на все той же больнице и организовавшим в этом году экспедицию «Шаламовская география Колымы», в которой участвовали и авторы этой заметки. Директором артели Владимиром Найманом, который находит места, где были лагеря, и ставит кресты на лагерных кладбищах. Наконец, магаданскими историками, которые издают свои книги мизерными тиражами и которые почти неизвестны на материке — за пределами Колымы…

А пока рядом с цифрами «19.VII.1936 — 19.V.1937» красуется намалеванное заборное словечко из трех букв, предрекая скорую судьбу моста. Как символ отношения к истории высокопоставленных господ, для которых память Колымы не представляет «архитектурно-инженерной ценности».

Евгения ИЛЬЕНКОВА, Сергей СОЛОВЬЕВ

Авторы благодарят за помощь в подготовке материала колымских краеведов Ивана Паникарова и Юрия Рыбакова