Елена НАМЛИ профессор Упсальского университета (Швеция).

Согласно широко распространенным взглядам, роль религии в политике уменьшается по мере модернизации общества. Однако нынешняя глобальная ситуация свидетельствует об обратном. Религия не только усиливает свое политическое влияние в так называемых традиционных обществах, но и «возвращается» в политику современных светских государств. Вопрос, который встает в связи с этой тенденцией, заключается в следующем: как отличить легитимную вовлеченность в политику религиозных акторов от нелегитимной? Юрген Хабермас, Чарльз Тейлор, Майкл Уолцер и другие политические философы ищут ответ на этот вопрос. Но интересует он и представителей религиозных организаций, активно обсуждающих внутренние, богословские критерии политического участия.

Что говорит Русская православная церковь о соотношении веры и политики? С одной стороны, РПЦ выражает справедливое желание участвовать в политической жизни российского общества, а с другой — по-прежнему не решается четко сформулировать моральные и богословские нормы такого участия.

Проанализировав два центральных политических документа РПЦ («Основы социальной концепции Русской Православной Церкви» (2000) и «Основы учения Русской Православной Церкви о достоинстве, свободе и правах человека» (2008), можно прийти к выводу, что перед нами набор морально-религиозных норм, относящихся к частной морали. В документах обсуждается, что должен делать и какие нормы должен соблюдать христианин как отдельный человек. При этом учение о социальной справедливости и справедливых институтах здесь практически не представлено.

В логике православия мораль связана с идеалом спасения, но это спасение с богословской точки зрения может пониматься или как исключительно индивидуальное (что часто имеет дело в аскетике), или как связанное с идеалом социальной справедливости (например, религиозные пророки как судьи над несправедливостью). Оба документа РПЦ понимают политику как исключительно внешнюю среду, которая либо способствует личному спасению, либо затрудняет его. Так, либеральные права человека понимаются как чреватые индивидуализмом и поэтому неприемлемые для православных.

Кроме того, в своих документах РПЦ выдвигает идеал «аполитического участия» Церкви в политической жизни. То есть участия за рамками идеологических разногласий, чем объясняется отстраненность от обсуждения темы социальной справедливости в терминах, например, либерализма или социализма. С моей точки зрения, этот идеал неполитического участия в политике напрямую связан с отсутствием у РПЦ ясной доктрины социальной этики.

Отказываясь от обсуждения политического, то есть отказываясь от теории общественной справедливости, Церковь на практике активно способствует сведению российской политики к темам идентичности и частной морали. Современное политическое пространство России характеризуется квазиидеологией идентичности, то есть представлением об особом пути России, не выражаемом на языке традиционных политических идеологий.

В политической науке хорошо известно, что дискурс «особой идентичности» часто способствует некритичной легитимации власти самой по себе, просто как «своей власти». Утверждая безусловно необходимую норму политического и культурного суверенитета, этот дискурс использует ту же норму для подавления необходимой любому обществу самокритики. Оформляя свое участие в политике при помощи норм частной морали и особой идентичности России, РПЦ упускает из виду целый пласт проблем, связанный с социальной справедливостью.

При этом у РПЦ есть богословские ресурсы для разработки ответственной политической доктрины. Опираясь на свое богословское наследие, РПЦ могла бы помочь российскому обществу выйти из злополучного лабиринта политики национальной идентичности. Речь может идти о поисках социальной этики, которая была бы открыто-универсальной в качестве инструмента изобличения несправедливости.

Полный текст статьи будет опубликован в журнале «Государство, религия, церковь» (РАНХиГС)